Сергей Нечаев - Барклай-де-Толли

• Название: Барклай-де-Толли
• Автор: Сергей Нечаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03468-6

«Вождем несчастливым» назвал А. С. Пушкин блистательного русского полководца генерал-фельдмаршала князя Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Роль этого человека в истории Отечественной войны 1812 года и последующего Заграничного похода русской армии переоценить невозможно: он вывел войска из-под сокрушительного удара Наполеона, претворив в жизнь непопулярный, но единственно возможный план ведения войны. А через два года именно Барклай-де-Толли привел союзные армии в Париж. Судьбе и боевому пути этого человека, во многом непонятого и недооцененного современниками, посвящена наша книга.

---

«Наполеон въехал в Смоленск через Никольские ворота; но в стенах города он нашел только груды камней и пепла и никого из жителей, кроме горсти больных, раненых и увечных, которые спасались в храмах Божьих» [102. С. 281–282].

Пожар нанес городу страшный урон: в нем сгорело «45 домов каменных и 1568 деревянных, 69 лавок каменных и 248 деревянных; из 2250 обывательских домов, лавок и заводов уцелели только 350» [102. С. 282].

Потери французов под Смоленском разными источниками оцениваются в 7000—12 000 человек, а русских — в 12 000— 13 000 человек. С французской стороны были ранены дивизионный генерал Зайончек, бригадные генералы Грандо и Дальтон, а генерал Грабовский — убит. С русской стороны были убиты генерал-майоры А. А. Скалон и А. И. Балла.

Наполеон, рассчитывавший окончательно и бесповоротно разбить русских, ходил «мрачный и унылый» [110. С. 55]. Еще бы! «Русские не были разбиты и не бежали» [110. С. 55]. Более того, русские армии опять сумели избежать решительного сражения, при этом они успешно соединились, а также не дали себя окружить и отрезать от Москвы.

Отступление от Смоленска

Утром 6 (18) августа, в то самое время, когда 1-я Западная армия, оставив Смоленск, расположилась к северу от Санкт-Петербургского предместья, 2-я Западная армия шла по Московской дороге в направлении Соловьевой переправы.

По мнению историка войны 1812 года Н. А. Полевого, «отступление было решено Барклаем-де-Толли еще накануне вечером: он видел невозможность победы, не хотел из Смоленска сделать нового Ульма[36] и решил отступить. Мысль, что отступление должно кончиться в Москве, не приходила ему в голову; он полагал, что по дороге от Смоленска найдется выгодная позиция, где можно остановиться и дать битву; надлежало только обеспечить отступление» [110. С. 51–52].

Примерно о том же самом свидетельствует и участник войны князь Н. Б. Голицын:

«Не входило в план главнокомандующего Барклая-де-Толли дать генерального сражения, но ему необходимо было удержать на несколько времени Смоленск за собою, для того чтобы армия могла совершить свое дальнейшее отступление» [44. С. 10].

По словам генерала М. И. Богдановича, «Барклай-де-Толли, видя приготовления неприятеля к устройству мостов на Днепре, не мог долее оставаться на позиции, занятой им к северу от Смоленска, а должен был перевести, как можно поспешнее, свои войска с Петербургской на Московскую дорогу. Для достижения этой цели ему следовало воспользоваться моментом, когда французы еще не успели навести мостов» [19. С. 276–277].

В самом деле, если бы Наполеон успел совершить фланговое передвижение через Днепр южнее города именно 6 августа, отступление вверенной Барклаю-де-Толли армии стало бы весьма затруднительно. Противник уже занимал Смоленск и весь левый берег Днепра в соседстве этого города, а обходной маневр, который был поручен вестфальскому корпусу генерала Жюно, угрожал отрезать задержавшиеся у Смоленска русские войска. Допустить этого было никак нельзя. Именно поэтому Барклай-де-Толли и решился, довольствуясь кровопролитным уроком, данным противнику в Смоленске, совершить передвижение своей армии с Петербургской на Московскую дорогу. Армия должна была выйти на нее у деревни Лубино, чтобы потом двинуться к Соловьевой переправе и восстановить сообщение с ушедшим далеко вперед Багратионом.

Это движение Барклая-де-Толли было одним из самых сложных за всю войну, ибо оно совершалось на виду у неприятеля. Потом многие военные историки и теоретики будут утверждать, что оно сделало «величайшую честь» военному таланту Михаила Богдановича, потому что никогда еще русская армия не подвергалась большей опасности, и из этой сложнейшей ситуации Барклай-де-Толли вывел ее без потерь.

Отдав все необходимые распоряжения, сам Михаил Богданович ушел из Смоленска с последним отрядом.

Любопытную подробность об этом сообщает Д. В. Давыдов:

«Распорядившись насчет отступления армии из-под Смоленска, Барклай и Ермолов ночевали в арьергарде близ самого города. Барклай, предполагая, что прочие корпуса армии станут между тем выдвигаться по дороге к Соловьевой переправе, приказал разбудить себя в полночь для того, чтобы лично приказать арьергарду начать отступление. Когда наступила полночь, он с ужасом увидел, что 2-й корпус еще вовсе не трогался с места. Он приказал Ермолову: “Мы в большой опасности, как это могло произойти?” К этому он присовокупил: “Поезжайте вперед, ускоряйте марш войск, а я пока здесь останусь…”

Прибыв на рассвете на то место, где корпуса Остермана и Тучкова-первого располагались на ночлег, Ермолов именем Барклая приказал им следовать далее… И таким образом все наши войска и артиллерия достигли благополучно Соловьевой переправы» [50. С. 160].

* * *

Оставление Смоленска вызвало огромное недовольство в армии и стране. Естественно, князь Багратион был буквально вне себя и написал А. А. Аракчееву следующее полное праведного возмущения письмо, явно предназначенное для передачи императору:

«Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал, но ничто его не согласило. Я клянусь всей моей честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с пятнадцатью тысячами более тридцати пяти часов и бил их; но он не хотел остаться и четырнадцать часов. Это стыдно, и пятно армии нашей, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, — неправда; может быть, около четырех тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну» [9. С. 70–17].

Как видим, «под влиянием досады и гнева на Барклая Багратион вольно или невольно искажал действительность и представлял своим влиятельным адресатам ситуацию, прямо скажем, в превратном виде» [5. С. 634].

А ведь Барклай-де-Толли объяснял Багратиону смысл своих действий. Он писал ему:

«Весьма хорошо и полезно было бы удерживать Смоленск; но сей предмет не должен однако же нас удерживать от важнейших предметов: то есть сохранения армии и продолжения войны» [19. С. 237].

Сказано не очень складно, но весьма верно, однако, похоже, смысл слов Михаила Богдановича уже давно не интересовал князя Багратиона. Он вел с военным министром войну на полное уничтожение, не понимая, что ненависть — это сила бессилия.

Валутина гора

Тем временем утром 7 (19) августа эпицентр военных действий переместился в сторону Соловьевой переправы через Днепр — в сорока верстах на востоке от Смоленска.

Еще накануне, как мы уже говорили, на вестфальский корпус генерала Жюно была возложена важная задача: он должен был скрытно навести мост через Днепр у деревни Прудищево, обойти Смоленск с юго-востока, выйти на Московскую дорогу и отрезать русские войска, которые могли еще находиться между Смоленском и деревней Лубино.

Принято считать, что Жюно представился отличный шанс окружить русских и отличиться в глазах Наполеона, который «послал герцогу д’Абрантес приказ действовать с должной энергией» [68. С. 135].

«Барклай сошел с ума, — говорил император. — Его арьергард будет взят нами, если только Жюно ударит на него» [68. С. 135].

Наведение понтонных мостов у Прудищева не стало, однако, неожиданностью для русских, так как об этом вовремя донес один вестфальский дезертир. При этом кавалерия маршала Мюрата не нападала на русский арьергард, да и корпус маршала Даву также простоял весь день в бездействии. Все якобы ждали переправы Жюно, а тот, перейдя через Днепр, остановился в нерешительности у деревни Тебеньково и не двигался вперед.

Это одна версия бездействия французов. Есть и другая, высказанная М. И. Богдановичем:

«Неприятель не мог знать в точности, в каком положении тогда находилась наша армия, и поэтому оставался в бездействии» [19. С. 287].

Экспрессивный Мюрат неоднократно посылал гонцов к Жюно, торопил его, однако все его слова «остались тщетны: Жюно не трогался, отзываясь, что в 200 шагах перед его фронтом топкое болото, которое нельзя перейти иначе, как по одному человеку, и то с подстилкою фашин. Ему предложили обойти болото и напасть на русских с тыла. Жюно отвечал, что для такой отдельной атаки корпус его слишком малочислен» [95. С. 176].

Для справки: в это время вестфальский корпус насчитывал всего 13 600 человек [19. С. 538]. Кроме того, Жюно объяснял, «что для обхода требуется много времени, между тем как до наступления ночи остается только четыре часа» [95. С. 176].

Конечно, приказ есть приказ, и его нужно выполнять. С другой стороны, наличие топкого болота на пути Жюно — бесспорно. В связи с этим у герцога д’Абрантес было лишь два выхода: первый — разрушить боевое построение, нарубить веток, навязать и постелить фашины, а затем по одному, след в след, перейти болото; второй — попытаться обойти болото. Любое из этих решений требовало массу времени для своего осуществления и было чрезвычайно опасным. «Вестфальцы Жюно были поставлены в такое затруднительное положение этими болотами, что было сомнительно, что на них можно будет рассчитывать в главном действии» [166. С. 238].