Надежда Ожигина - Путь между

• Название: Путь между
• Автор: Надежда Ожигина
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012750-2

Говорят — была страна эта некогда полем Великой Битвы — битвы, в коей эльфы, гномы, люди и велиары сражались не на жизнь, а на смерть с воинством Слуги Пустоты.

Говорят — милостью высоких богов победила мощь Света могущество Тьмы, но не погибла Тьма, а — лишь затаилась, выжидая часа Отмщения…

Говорят — но… нечего уже говорить во дни, когда настает час сбыться рассказанному.

Когда настанет время сразиться с восставшим Врагом для последнего из королей страны, для последнего из рода властительницы эльфов и супруга ее, мага по прозванию Создатель Туманов.

Когда сойдется в бою со Злом последний, носящий титул «Идущий между, Хранитель Равновесия»…

---

В том, что менестрель бродячий, никаких сомнений не возникало.

Он был до того худ, что, казалось, вот-вот переломится где-то посередине долговязого тела. Обветренная кожа, больше похожая на древний пергамент, обтягивала кости, свисая складками морщин на изможденных щеках. Как будто для полноты впечатлений лицо прорезал старый косой шрам, берущий начало где-то в копне пепельно-серых, давно нечесаных волос и теряющийся в вороте линялой, небрежно залатанной рубахи. Из-под густых бровей старика на мир смотрели глаза бездомной собаки, выпрашивающей косточку у дверей мясной лавки, глаза, давно потерявшие цвет и блеск, глаза, полные скрытой муки. Одежду дополнял серый поношенный плащ — дыра на дыре, не менее грязные, но радовавшие своей целостью штаны и стоптанные до дыр тяжелые башмаки, красующиеся рядом с торчавшими из-под стола голыми мозолистыми пятками. Наиболее опрятный и ухоженный вид имела лютня, издававшая в руках владельца жалобные звуки, убивавшие затаенной фальшью. Да еще прислоненный к стене посох дерева незнакомой породы, выкрашенный в патриотический фиолетовый цвет.

Между тем менестрель уловил огонек интереса в глазах небедного на вид заезжего купца и поудобнее перехватил лютню, подкручивая колки. Услышав звуки, извлекаемые из несчастного инструмента, Санди на весь трактир заскрипел зубами…

Налей вина, чтоб кубки не пустели,

— унылым голосом затянул бродяга, —

Чтоб стала речь правдива и остра!
Вино необходимо менестрелю,
Как топливо для пламени костра!

…И король почувствовал непреодолимое желание утопиться. Санди, видимо, сточив до корней все зубы, тихо застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Почтенное семейство поперхнулось недопитым вином, укоризненно поглядело на трактирщика и ринулось наверх, зажимая уши. Но, к великому удивлению короля, остальные примолкли и придвинули стулья, а хозяин, вместо того чтобы дать мерзавцу пинка, бросил в их сторону виноватый взгляд.

— О, — раздался чей-то гулкий шепот, — Эй-Эй наконец за лютню взялся!

Подвластны песне люди и стихии, —

надрывался меж тем певец, —

И этот Богом проклятый трактир.
Вино родит прекрасные стихи и
Отмывает запыленный мир.

…Король не понимал возникшего среди завсегдатаев оживления. Так мерзко ему не было даже в Лесу Астарха. Но он лишь заботливо убрал со стола острые предметы и выдрал вилку из скрюченных пальцев разъяренного шута…

И можно в мирный день пропеть балладу,
В которой войны, кровь и звон мечей.
А можно и под грохот канонады
Воспеть отраду солнечных лучей…
И там и там источник вдохновенья —
Вино, оно как орден иль медаль!
Так лажа растворится в исступленье,
А из него появится печаль.

Певец явно наслаждался производимым эффектом, в его глазах родилось чувство, похожее на предвкушение, он давил фальшью, он выводил убийственные для уха рулады. И короля озарило: бродяга, неизвестно за какие заслуги пущенный в приличный дом, ведет слушателей к какому-то одному ему понятному финалу…

Но если трезв певец, так тяжко слуху,
Что даже зубы начинают ныть!
И у кого тогда достанет духу
Ему хотя б наперсток не налить?!
И будет он плести такие враки,
Которых не слыхали на земле,
И приведет к трактирной шумной драке
Отсутствие бутылки на столе!

…И король с облегчением рассмеялся, жестом подзывая трактирщика.

— Терпение, Санди! — прошептал он судорожно сглатывающему шуту. — Наше спасение обойдется нам в маленькую серебряную монетку!

И станет ведьмой добрая принцесса,
А рыцарь будет трус, дурак, подлец!
Тиран смягчится. Ради интереса
Велит повесить короля — певец! —

старательно фальшивил хитрец, жадно наблюдая за передвижениями трактирщика:

Один глоток — и правда торжествует!
Другой глоток — принцесса спасена,
И рыцарь узурпатора мордует,
Певца казнят за дерзкие слова!

— Насколько я понял, — с улыбкой ответил король на любезный вопрос хозяина, — ваш певец не замолчит, если ему не заткнуть рот. Вот вам деньги, сударь. Покормите его, пожалуйста. И поставьте на стол кувшин посолиднее…

Вино хранит привычные законы, —

сразу растеряв половину фальшивых нот, пояснил публике оживившийся менестрель:

И истина действительно в вине!
Мотив и ритм, морали да каноны
Горят в похмельном адовом огне…
Трактирщик, пожалей хоть клиентуру! —

взвыл он, всем своим видом поторапливая хозяина, несущего большой кувшин:

Плесни вина, ведь лажа все сильней!
Вино необходимо трубадуру
Как воздух… Хорошо… Еще налей!

В последнем возгласе сквозило такое облегчение, что трактир затрясся от грохнувшего со всех сторон смеха, к которому присоединился и король. Хохотали, держась за бока, деревенские парни, один из подмастерьев скатился под стол, а сапожник сгоряча выплеснул на него свою недопитую кружку.

— Ай да Эй-Эй! — в полном восторге проорал один из парней. — Вот уж не думал, что кто-то опять клюнет на его удочку!

— Видать, совсем тяжко пришлось! С такого-то похмелья! Фальшивил так самозабвенно, что челюсти свело!

— Тише, саранча! — прикрикнул на них сапожник, опасливо поглядывая в сторону короля. — Прикройте свои варежки! Лучше жерновами работайте, пошевеливайтесь: спать пора!

— Да рано еще, дядька! Завтра он уйдет года на три, кого слушать будем?

Менестрель между тем обстоятельно поглощал содержимое кувшина, почти не притронувшись к трапезе. Съев маленький кусочек хлеба, он завязал в узелок куриную ножку, вареный картофель и пучок зеленого лука. Вместительный кожаный бурдюк принял в себя остатки недобродившего молодого вина. Бродяга вдумчиво продегустировал оставшуюся в кружке жидкость, кинул на короля повеселевший, разом обретший цепкость и озорство взгляд.

— Спасибо доброму хозяину, — привычно поклонился он трактирщику, вставая и довольно твердой походкой направляясь к королевскому столику.

Денхольм вовремя перехватил только теперь опомнившегося шута, заставляя сесть и поставить на место увесистую кружку.

— Вы спасли мне жизнь, господин, — очень серьезно заверил старик со странным именем Эй-Эй. — Я ваш должник. Простите за представление, но…

— Да ладно, — стараясь не дышать перегаром, достойным дыхания дракона, перебил король. — Было довольно весело. Пустое.

— Нет-нет, я должен отблагодарить вас за терпение и щедрость. Мир дочиста отмыл свои краски, я снова могу петь! Я буду петь для вас, господа!

— Опять? — взвыл Санди. — Угомони его, куманек! Объясни ему, что мой слух больше не в состоянии выносить тот вой, что он называет песней! Расскажи ему, что в гневе я страшен и что даже если меня будут судить за убийство, найдутся смягчающие обстоятельства!

Но менестрель, не слушая гневных воплей, встал посреди залы, снова подстраивая колки…

В дверь ввалилась шумная толпа, с ходу требуя реки вина и горы мяса: крупные плечистые парни, тискавшие крепко скроенных девок. И шут посмотрел на них с тихой надеждой… Но увидев певца посреди залы, парни захлопнули пасти и, чинно выдав хозяину горсть медяков, заняли места поближе. Кто-то кинулся прочь, громко созывая народ. Из кухни прибежала прислуга и застыла в дверном проеме… Полной тишиной встретил трактир звуки лютни, нежные и печально-торжественные. Невидящим взором окинул публику певец, прикрыл глаза, устремленные в неведомые прочим дали… И запел:

Залиты бледной луною поля,
Тянет туманом с болот…
Проклята Богом эта земля —
Так древняя песня поет.
Там кости белеют, чернеет гранит.
Там стертый веками замок стоит.

…Король окаменел…

Голос певца, чистый и глубокий, казалось, сгущался под высокими сводами зала, обволакивал, круша века, сметая расстояния, — и вот уже как наяву видел Денхольм обломок черной башни, пришедшей в мир со старинной гравюры: проклятой Башни чародея Ронимо…

Замок угрюмый давит тоской.
Кто в замке хоть ночь проведет,
Тот навсегда позабудет покой —
Так древняя песня поет.
Будь пеший, будь конный, слуга, господин,
Но на душу примет проклятье руин.
Выйдет из замка при свете луны
И жизнь на земле проклянет,
Ведь камни руин от крови темны —
Так древняя песня поет.
И тысячи подло убитых людей
Со стоном живому прикажут: «Убей!»
Только однажды пришел в замок маг, —
Одежды сверкали, как лед,
И понял, что в замке хозяином — враг, —
Так древняя песня поет.
Вполголоса странную сагу завел
И магию нитью серебряной вплел.

…И король оторопел: желая отблагодарить за жалкий кувшин дешевого вина, певец слагал балладу о его далеком предке, герое Войны Магии Денхольме I! О великом пращуре, обладавшем Заклинаниями Воздуха и Воды, победителе ожившей пустой злобы, схоронившейся в Вендейре, Зоне Пустоты…