Александр Шейнин - Полынов уходит из прошлого

• Название: Полынов уходит из прошлого
• Автор: Александр Шейнин
• Издательство: Волгоградское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1963

---

БЕСЕДА О ДОЛГОЛЕТИИ

В разгар работы в дверь постучали, на веранду вошел Полынов.

— Вы не спите? Заняты чем-то? — спросил он.

— Пожалуйста, Александр Иванович. Это не к спеху. Времени впереди много, — пошутил Щербаков.

— Не желаете ли пройти ко мне?

— С удовольствием.

В кабинете они уселись один против другого в плетеные кресла, накрытые чехлами из растительной массы. Полынов был, видимо, в хорошем настроении. Он смотрел чуть лукаво.

— Ну-с, молодой человек, так сколько вы даете моему Павлику лет?

— Я уже сказал, Александр Иванович, не больше двадцати.

— Это приятно слышать... Но ему гораздо больше.

— Сколько же?

— Представьте... Пошел тридцать второй.

— Тридцать второй! — воскликнул Щербаков.

Михаилу стало неловко за свое поведение. Ведь он относился к Павлу, как старший, несколько покровительственно, называл его Павликом... И Полынов это слышал.

— Мне думается, он и в пятьдесят будет выглядеть не на много старше, хотя в таком возрасте человека принято считать пожилым... А ведь это молодость.

— Молодость? — переспросил Михаил.

— Представьте, что так. Мы не привыкли к этому, потому что случаи человеческого долголетия, по крайней мере в мое время, были редки, являлись исключением. А они могут быть правилом.

— Что же для этого требуется? Спокойная жизнь?

— Здоровая жизнь, — поправил Полынов. — Вы инженер?

— Да.

— Тогда я вам объясню так. Самую выносливую машину, сделанную из крепчайшей стали, можно раньше времени вывести из строя излишней нагрузкой, неправильной эксплуатацией, частыми поломками. Верно? Человеческий же организм совершеннее любой машины, но он так же, как и она, требует к себе разумного, а не варварского отношения. Я вспоминаю свой родной город, рабочий люд его. Да так было по всей России... Человеческий организм подтачивали со дня рождения ужасными условиями жизни, вопиющей антисанитарией, вызывавшей многочисленные болезни. А изнурительный труд в затхлых, отравленных дымом и копотью помещениях, злоупотребление алкоголем — все это довершало разрушительную работу, в четыре — пять раз сокращало срок человеческой жизни. Вы сами понимаете, что у меня нет данных, относящихся к прошедшим последним сорока годам, но в свое время я собрал интереснейший материал о так называемой средней продолжительности человеческой жизни.

Полынов встал, подошел к столу и принялся перелистывать исписанные убористым почерком страницы.

Вот, пожалуйста, — наконец, проговорил он. — За всю известную нам историю человечества самая низкая продолжительность жизни в Европе относится к шестнадцатому веку, когда в среднем человек жил что-то около двадцати одного года. Это почти на десять лет меньше средней продолжительности жизни человека в древней Греции. Когда люди научились бороться со страшными эпидемиями, уносившими ежегодно миллионы жизней, когда медицина более прочно встала на ноги, средняя продолжительность жизни человека несколько повысилась: в семнадцатом веке — до двадцати шести лет, в восемнадцатом — до тридцати четырех, а по данным, относящимся уже к началу двадцатого века, — до сорока восьми лет. Ученые моего времени неоспоримо доказали, что в России смертность, например, в 1910 году была гораздо выше, чем в Англии или Германии. А что, у русского другой организм? Конечно, нет. А почему, скажите мне, милостивый государь, смертность среди состоятельных классов значительно ниже, чем среди бедного населения? Средняя продолжительность жизни в России у богатых равнялась сорока пяти — семи годам, у рабочих едва достигала двадцати шести лет. Я собрал сведения по Царицынскому уезду, которые мне не удалось опубликовать; никто не хотел их напечатать. Из каждой тысячи родившихся в 1907 году детей у зажиточной части населения Царицынского уезда умирало шестьдесят семь человек, а у бедняков — триста пятнадцать.

Чем все это можно объяснить? — увлекся Полынов, его голос зазвучал громче, словно перед ним находилась большая аудитория, а не единственный слушатель. — Социальными условиями. Будь у народа достаток, возможность пользоваться материальными благами, услугами медицины, жизнь людей была бы продолжительней. А постоянные войны, приводящие к гибели миллионы людей в самом расцвете физических сил, безработица, обрекающая на голодное существование массы рабочих семей? Вам известно, какой вред наносит обществу алкоголь. Один ученый сказал, что в пиве, вине и водке ежегодно тонет во сто крат больше людей, чем в воде... Я много лет посвятил изучению вопроса о долголетии. В том же Царицыне пытался что-то сделать, но встречал одно равнодушие и вражду со стороны власть имущих. Чем кончилась моя война в Царицыне, вы знаете... Скрывшись здесь, я поступил неправильно, я мог и должен был бороться за свои убеждения. Но я не думал тогда, что окажусь заживо погребенным в ущелье. Теперь вырос сын, и вы сами утверждаете, что он выглядит значительно моложе его действительных лет. Правда, Павел оказался в условиях необычных, исключительных, и ставить его в пример нельзя. Однако и он — доказательство тому, что дает человеческому организму правильный режим, физический труд, когда он не в тягость человеку.

Полынов умолк. Затем он сказал:

— Теперь я, не задумываясь, пожертвовал бы своей жизнью, лишь бы Павел оказался там, среди людей. Мое сердце разрывается при мысли, что сын так и останется вне человеческого общества. Пусть он встретит там даже самое худшее, но...

— Нет! — вскочил с места Щербаков. — Честное слово, нет! Я слушал вас внимательно, теперь послушайте меня. Вы даже не можете себе представить, как все изменилось в нашей стране за годы, что вы находились здесь. У нас все делается для человека, для его счастья, здоровья.

— Я верю вам, — произнес Полынов. — И мне очень хочется на склоне лет послужить народу.

— Да, мы найдем выход отсюда! — взволнованно ответил ему Щербаков. — Возможно, для осуществления плана потребуется три-четыре года; но я твердо убежден, что он абсолютно реален, и все теперь зависит только от нас самих.

Михаил проговорил это так горячо, что старый Полынов посмотрел на него в упор:

— Вы хотите сказать, что знаете, как выбраться из ущелья?

— Да, знаю.

— В таком случае, слушаю вас...

— А мне можно послушать?

В дверях стоял Павел.

Щербаков живо обернулся, но тут же вопросительно посмотрел на Александра Ивановича. Несколько секунд все молчали.

— Проходи, пожалуйста, садись, — пригласил Павла отец.

НАДЕЖДА

В этот вечер засиделись допоздна. И, пожалуй, впервые за все время пребывания Щербакова в ущелье они были в таком приподнятом настроении. Вопреки ожиданиям Михаила, старый Полынов не отверг предложенный план, не посчитал его за пустую затею. Он терпеливо выслушал Михаила, а когда тот закончил, Александр Иванович после продолжительной паузы проникновенно проговорил:

— Я с вами, друзья мои... Можете мной располагать, Михаил Георгиевич.

Теперь, когда появилась цель, жизнь их стала значительно интересней, и дни летели незаметно. После хлопот по хозяйству, пленники целиком отдавали свои силы осуществлению плана Щербакова.

По соседству с домом, на открытой площадке, они устроили нечто похожее на мастерскую. Сюда снесли весь инструмент, доставили из леса на ишаках громадный ствол эвкалипта. Для пробок избрали дерево более мягкой породы.

Работа закипела. Когда были готовы первые партии крюков и пробок, все в торжественном молчании отправились к скалам, где Щербаков и Полыновы еще задолго до этого дня старательно выбрали место для сооружения необычной лестницы.

Александр Иванович предлагал вести работы в районе бывшего перевала, здесь высота была наименьшей. Щербаков придерживался другого взгляда. Опытный альпинист, он не столько думал о высоте, сколько о рельефе гор, и отыскал такое место, где скалы были менее отвесны и где имелись кое-какие естественные выступы и шероховатости.

Будущую трассу восхождения по настоянию Михаила решили сооружать сразу за плантациями, недалеко от устья реки.

На исходе был январь, но солнце посылало в ущелье жаркие лучи. Все трое-были в своих обычных костюмах.

Река, огибавшая дом и плантации, находилась справа, так что переходить ее не было необходимости. С монотонным урчанием она скрывалась под землей, образуя небольшую ложбину.

Сюда и пришли обитатели ущелья. Прямо над головой, на высоту в несколько сот метров, скала поднималась отвесно. Но дальше, насколько мог видеть глаз, она имела небольшой наклон и слегка неровную поверхность.

— Начнем? — стараясь скрыть волнение, проговорил Щербаков. — Павел, дайте-ка сюда зубило.

Острым концом он подставил зубило к скале на высоте человеческого роста и равномерно стал ударять по нему. Мелкий щебень посыпался на землю. Порода оказалась прочной и плохо поддавалась.