Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира

• Название: Тамерлан. Завоеватель мира
• Автор: Джастин Мароцци
• Издательство: М.: ACT: ACT МОСКВА: Полиграфиздат, 2010, 445, [3] с.: ил.
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-058919-7 (ООО «Изд-во АСТ») (С.: Истор. роман-2 (М)) 978-5-403-01069-6 (ООО Изд-во «АСТ МОСКВА») 978-5-4215-0397-2 (ООО «Полиграфиздат»)

Тамерлан — Железный Тимур, как его называли современники. Последний из великих завоевателей мира.

Легендарный полководец Средневековья.

Создатель грандиозной империи.

Военачальник и стратег, не потерпевший ни единого поражения.

Он был жесток и безжалостен — однако именно при его правлении расцвели науки и искусство в Центральной Азии…

Каким же был Тамерлан — сложный, неоднозначный человек, чье имя навеки вошло в исторические хроники?

На этот вопрос пытается ответить ученый и журналист Джастин Мароцци.

Justin Marozzi
TAMERLANE Sword of Islam, Conqueror of the World
_{Печатается с разрешения автора и литературных агентств Capel & Land Limited и Synopsis.}

---

«Царь находился будто на крыльце перед входной дверью в прекрасный дом, там стоявший; он сидел на возвышении, поставленном на земле, и перед ним был фонтан, который бил вверх, а в фонтане были красные яблоки. Царь сидел на маленьком матрасе из вышитой шёлковой материи, а локтем опирался на круглую подушку. На нём была надета одежда из шёлковой материи, гладкой без рисунка, а на голове высокая белая шапка с рубином наверху, с жемчугом и драгоценными камнями».

Аудиенция прошла успешно, у испанцев осталось твердое впечатление, что Тимур считает себя повелителем мира, называя испанского монарха не иначе как «мой сын король». Тимур признавал, что Энрике III «является первым из королей франков, который правит в дальнем конце земли, его народ считается великим и знаменитым». Однако ведь это была всего лишь ничтожная Европа, земля франков. Власть и богатство Тимура многократно превосходили все это, а потому не стоит удивляться его снисходительному отношению к мелким государствам Запада.

Описание Самарканда в начале XV века, в период расцвета империи Тимура, которое оставил Клавихо, не имеет себе равных. Посол, восхищаясь великолепными садами и парками, с трудом верил собственным глазам. Всего он насчитал в Самарканде 15 или 16 садов с пышными названиями вроде Боги Бихишт — Райского Сада, Боги Накши Джахон — Сада Картины Мира и Боги Баланд — Сада на Возвышенности, все с дворцами, безупречными лужайками, полянами, журчащими ручьями, озерами, цветниками, беседками и клумбами. Там был также Боги Майдон — Сад-Площадь, в котором находился двухэтажный Дворец сорока колонн, затем Боги Чинар — Сад Чинар (платанов), где Клавихо увидел строительство неописуемо прекрасного дворца. Границы Боги Нав — Нового Сада определяли четыре башни, стоящие по углам, а их связывали высокие стены длиной более мили каждая. В центра сада располагалась фруктовая роща, а в центре рощи — дворец. «Дворец с огромным садом был самым прекрасным из всех, что мы посетили до сих пор. Его здания были украшены синими и золотыми изразцами самой великолепной работы». Внутри находятся мраморные скульптуры, а полы покрывает мозаика из черного дерева и слоновой кости. Если верить Бабуру над входом были написаны изречения из Корана, причем такими крупными буквами, что их можно было прочитать с расстояния двух миль.

В этом лабиринте дворцов и садов Тимур скользил подобно величаво шествующему льву, проводя несколько дней в одном из них, чтобы затем перебраться в другой. Через неделю после прибытия Клавихо пригласили на императорский пир в другой сад, засаженный фруктовыми деревьями, между которыми вились мощеные дорожки. Все вокруг было закрыто шелковыми навесами и вышитыми полотнищами, чтобы обеспечить тень. В центре сада находился богато украшенный дворец, где испанцев провели в спальню императора — изящный альков с изразцовыми стенами. Перед ширмой из золота и серебра на небольшом возвышении лежал маленький шелковый тюфяк, расшитый золотом. Стены были затянуты занавесями розового шелка, расшитыми серебряным орнаментом и украшенными изумрудами, жемчугами и другими драгоценными камнями. Шелк чуть колыхался на слабом сквозняке. Перед входом в эти палаты стояли два золотых столика, на которых находились золотые кувшины. Два из них были украшены крупными жемчугами, изумрудами и бирюзой и в каждом у носика был вправлен рубин. Рядом с ними стояли золотые чаши, точно так же украшенные жемчугом и рубинами. Клавихо был просто поражен.

В Боги Шимол — Северном Саду, одном из самых причудливых творений Тимура, находилось еще одно грандиозное строение, которым Тимур занимался с 1396 по 1398 год. Оно было типичным в том плане, что для него использовались самые лучшие материалы, а работы вели самые знаменитые мастера империи[66]. Мрамор для дворца везли из Тебриза, художников и резчиков привезли из Персии. За работами надзирал прославленный Абдул-Хайи, которого Тимур захватил в 1393 году в Багдаде. Фрески в этом дворце, как и фрески Регистана, уцелели до наших дней и были прямым вызовом запретам ислама, что, вероятно, было символом непревзойденной гордыни Тимура, его безграничной самоуверенности, а также его достаточно безразличного отношения к религии. Эти фрески, как писал Арабшах, изображают «его приближенных и его самого, когда-то улыбающегося, когда-то сурового, представляют его битвы и осады, его переговоры с королями, амирами и правителями, мудрецами и богачами, султанов, приносящих ему дань, и дары ему со всех сторон света, и охотничьи сети и засады, и сражения в Индии, Деште и Персии, и как он одерживает победы, и как враг рассеян и обращен в бегство, портреты его сыновей и внуков, амиров и воинов, его многолюдные пиры, чаши вина и виночерпии и игроки на цитре, картины радости, его любовных встреч, наложниц его величества и королевских жен, и многие другие вещи, которые имели место в реальности за время его жизни, были показаны во множестве, и все, что было новым и неожиданным, и он ничего не пропустил и не преувеличил из этого. И потому он хотел, чтобы все, кто знал о его делах, мог видеть, как это происходило».

Но Клавихо столь восхитила не одна только выдающаяся красота этих парков и дворцов. Его также поразили их размеры. За два года пребывания в Самарканде и рядом с ним Тимур заложил еще один парк Боги Тахта Караша. 'Он был настолько обширен, что, как рассказывает Арабшах, когда один из рабочих потерял там свою лошадь, отыскать ее удалось только через шесть месяцев. По всему городу было высажено так много фруктовых деревьев, что даже сто фунтов фруктов нельзя было продать «за одно зернышко горчицы».

Это была плодородная земля, омываемая водами реки Зарафшан, и она давала богатые урожаи зерна и хлопка. Виноградная лоза чуть не ломалась под тяжестью ягод. Пастбища были просто великолепны и для крупного, и для мелкого скота. «Поголовье скота было великолепным, животные и птица были прекрасно откормлены», — одобрительно отмечает посол. Там были овцы с курдюками такими толстыми, что они весили по 20 фунтов. Даже когда Тимур и его армия стояли лагерем на соседних лугах Кани-гиль и потребность в мясе была очень велика, пара овец все равно стоила не более дуката. Куда бы Клавихо ни посмотрел, он всюду видел провизию. Хотя он был трезвенником — к большому неудовольствию Тимура, — испанец был гурманом и с удивлением отмечал разнообразие пиши. Хлеб имелся повсюду, а рис продавали задешево в огромных количествах. Повсюду на площадях мясники продавали свежее мясо, готовое к употреблению, а также кур, фазанов и куропаток, фрукты и овощи, в том числе деликатесные самаркандские дыни. Они росли в таких количествах, что многое удавалось сохранять целый год.

В течение тех трех месяцев, которые Клавихо провел в Самарканде, на него самое большое впечатление произвели богатейшие рынки. Стоя на великой Хорасанской дороге, идущей на восток из Багдада к границам Китая, Самарканд за время правления Тимура превратился в крупный торговый центр еще и потому, что северный торговый путь после того, как Тимур разгромил Золотую Орду, отклонился на юг. На базарах Клавихо видел шерсть, кожи и меха из России и Татарии, шелка, рубины, алмазы, агаты, жемчуга, мускус и пряности из Китая. Караваны из Индии доставляли мускатный орех, гвоздику, мускатный цвет, корицу, имбирь и манну. Сирия и Малая Азия поставляли одежду, стекло, металлические изделия. В Самарканде имелись в изобилии не только продукты сельского хозяйства, он был центром производства шелка, крепа и тафты. Кто-то специализировался на производстве шерстяных тканей и шелковой одежды. Во время последнего пира Клавихо с удивлением увидел королевские шатры, украшенные серой белкой и горностаем, «самым дорогим мехом на свете».

Если Зарафшан поил город, торговля кормила и обогащала его. В город регулярно приходили караваны, которые привозили добычу из последнего похода, неизменно поступала дань от все возрастающего количества вассальных правителей. Но именно торговля и пошлины, которые взимал императорский казначей, были основой процветания империи. Тимур всегда очень внимательно следил за этим, и Клавихо даже предположил, что он имел здесь свой собственный интерес. «Торговля всегда поощрялась Тимуром, чтобы сделать его столицу самым благородным из городов», — писал он.

Испанец четыре месяца ехал по суше из Трабзона в Самарканд, и это позволило ему понаблюдать, как ведется торговля между этими землями. Безусловным достижением Тимура было то, что ребенок мог безбоязненно пройти от западной границы его империи до восточной, неся кошелек с золотом, и Клавихо заметил по этому поводу, что «вся страна жила в покое под управлением Тимура». Когда он двигался к Самарканду по хорошо известным караванным дорогам, он сам видел богатые рынки, удивительные строения и признаки богатства, которые рождала процветающая торговля. «Тебриз очень большой и процветающий город, где множество товаров, и ежедневно идет бойкая торговля», — писал он, восхищаясь мощеными улицами и площадями, прекрасными зданиями, украшенными синими и золотыми изразцами, изящными питьевыми фонтанами, богато украшенными мечетями и шикарными банями. Когда Клавихо приехал в Султанию, то увидел город, даже еще более важный «для обмена товарами и деньгами». В нем было так много торгозцев, что «ежегодно огромная сумма пошлин доставлялась в императорскую казну».