Оливье Клеман - Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви

• Название: Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви
• Автор: Оливье Клеман
• Издательство: Издательское предприятие «Путь»
• Жанр: Религия
• Год: 1994

---

Афанасий Александрийский

О девственности, 7.

К чему соблюдать пост в течение сорока дней — и не почитать при этом его смысла? К чему запрещать себе трапезу — и проводить время в спорах? К чему отказываться от вкушения собственного хлеба — и красть хлеб бедняка?.. Пост христианина должен питать мир, а не раздоры? К чему освящать утробу постом — и осквернять уста ложью? Брат, ты не можешь прийти в церковь, если ноги твои опутаны сетью лихоимства. Ты не смеешь молиться, если зависть воздвигла преграду в твоем сердце… Деньги, которые ты подаешь бедняку, не будут праведными, если ты исторг их у другого бедняка…

Итак, будем по мере возможности подражать посту Христову упражнением в добродетели, чтобы снизошла на нас благодать двойного поста: телом и духом.

Максим Туринский

Великопостная проповедь, гомилия 44, 8.

Всякая аскеза поистине «намагничена» любовью. Она являет нам распятого Христа, но крест неотделим от Пасхи. Идет ли речь о Христе страдающем или побеждающем — речь всегда идет о любви.

Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал… Кто любит брата своего, тот пребывает в свете (1 Ин. 2, 6 и 10).

Любовь — первая и наиважнейшая из заповедей. Благодаря любви дух созерцает изначальную Любовь, то есть Бога. Ибо через нашу любовь мы видим любовь Бога к нам, как поется в псалме: Он указывает пути кротким.

Евагрий Понтийский

Письмо 56.

Ключ к духовному росту — евангельская любовь к врагам: так считали величайшие аскеты. Она заключается прежде всего в отказе от осуждения, в отказе от самоутверждения за счет презрения или осуждения других людей. Это очень просто и очень трудно, но только такой подход ведет к бесстрастию и миру. Все остальное второстепенно.

Один брат спросил авву Пимена: «Что мне делать? Мужество покидает меня, когда я молюсь один в своей келье».

Старец ответил: «Никого не презирай, не осуждай и не хули. Бог даст тебе мир, и будешь молиться спокойно».

Апофтегмы

Тем не менее, следует избегать ложного мнения, будто христианская аскеза есть только и прежде всего умеренность, самообладание, мудрость. Она есть безумие человека, бросающегося во Христе в гигантский костер Духа, — человека, в чем–то подобного пламени.

Однажды авва Лот пришел навестить авву Иосифа и сказал ему: «Отец, по силам своим я соблюдаю свое малое правило, умеренный пост, созерцательное безмолвие; молюсь и предаюсь размышлениям; пытаюсь по мере сил изгонять праздные помыслы из сердца. Что еще я могу делать?»

Старец поднялся и воздел руки к небу. Пальцы его сделались, как десять зажженных свечей, и он сказал: «Если хочешь, стань весь, как огонь».

Апофтегмы

Иосиф Панефосский, 7.

Для восхождения на гору недостаточно карты: нужен еще проводник. Этим объясняется важная роль «духовного отца» в исследуемой нами традиции.

«Духовный отец» есть прежде всего «духоносец», человек, в котором обитает Дух. Дух делает его иконой Божественного отцовства — отцовства, как мы видели, жертвенного и освобождающего.

Только долгие, упорные, распинающие усилия, направленные против стремления быть собственником своего «я», позволяют стяжать Духа. Как гласит монашеская пословица, «отдай свою кровь и прими Дух». «Духовный отец» получает таким образом харизму «сострадания» (в букв. смысле: «страдать с кем–либо»), а через нее и дар смиренного и внимательного сердцеведения. К нему приходят за «словом жизни», и слово его вскрывает тайные нарывы, освобождает, пробуждает. Порой это происходит не без юмора, как в случае с одним опытным монахом, заставившим страдавшего алчностью юного брата читать Отче наш, произнося вместо слов: Да будет воля Твоя — Да будет воля моя. «Духовный отец» прежде всего кроткий, мягкосердечный, безгранично любящий человек: так он дает понять человеку, ненавидящему себя, сколь он любим…

«Духовный отец» может быть проводником, потому что ему ведомы пути. Он всегда немного впереди; ему нужно быть не законодателем, но примером. Он не господин, не «гуру»: для христиан нет другого Господа, кроме Христа. Предназначение «духовного отца» — то же, что Иоанна Крестителя: «Ему [Христу] надлежит возрастать, мне — умаляться».

Брат спросил авву Пимена: «Вместе со мной живут другие братья. Велишь ли мне приказывать им?» Старец ответил: «Нет, но исполняй прежде всего свою работу, а они для поддержания своей жизни позаботятся о себе». Брат сказал: «Отец, но ведь они сами хотят, чтобы я отдавал им приказания». Старец возразил: «Нет. Стань для них образцом, а не законодателем».

Апофтегмы

Пимен, 188.

Такой личный пример не выставляется напоказ: кто хочет, тот и следует ему.

Некий юноша пришел к старцу–подвижнику, чтобы получить от него наставления о пути совершенствования. Но старец не промолвил ни слова.

Юноша спросил у него о причине его безмолвия.

«Разве я выше тебя, чтобы приказывать тебе? Я не скажу ничего. Если хочешь, делай то же, что делаю я».

С тех пор юноша во всем подражал старцу–подвижнику и понял смысл его молчания.

Апофтегмы.

Порой достаточно войти в безмолвное излучение присутствия, которое — не ища этого — делает прозрачным Бога.

Трое братьев имели обыкновение ежегодно посещать блаженного Антония. Двое спрашивали его о своих помыслах и спасении души; третий же молчал и ни о чем не спрашивал. По прошествии долгого времени аваа Антоний сказал ему: «Вот уже с давних пор ты по обыкновению приходишь сюда, но не задаешь мне никаких вопросов». Брат ответил: «Мне достаточно и одного, отче: видеть тебя».

Апофтегмы

Антоний. 27.

Всецело полагаться на «духовного отца» — значит позволить ему принимать вас в свою молитву, сосредоточить на вас молитву, которой он обнимает весь свет. Ведь только тогда молитва укрывает и защищает мир, предохраняет его от разрушения, становится источником поистине творческих начинаний как в Церкви, так и в обществе. «Нищие духом», то есть лишенные своей самости, своих заранее расписанных ролей, впускают в себя мировое страдание, позволяют силе Воскресения проникнуть в историю, в слепоту Страстей человеческих.

Все время, пока отец Пахомий телесно пребывал с нами, он денно и нощно молился о спасении наших душ и всего мира.

Коптское житие Пахомия.

Не подлежит сомнению, что мир все еще существует только благодаря молитве монахов,

Руфин Аквилейский

История монахов, пролог.

Это слезы особые: очерствение и грехи людей заставляют нас проливать их. Так Самуил оплакивал Саула. Так в Евангелии Господь оплакивает Иерусалим; а в прошлые времена плакал Иеремия: «Истощились от слез глаза мои, волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя от гибели дщери народа моего…»

Это слезы праведника, подавленного бременем тревог, печалей и скорбей мира сего.

То же самое явствует из надписания псалма: Молитва страждущего, когда он унывает и изливает пред Господом печаль свою (Пс. 101) Страждущий здесь — это тот, о котором говорится в Евангелии: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3).

Иоанн Кассиан

Собеседования, 9, 29.

Освободившись во Христе от греховных, порождающих раздоры страстей, которые разделяют людей во времени и пространстве, великий подвижник вступает на пути Божий, кажущиеся непостижимыми.

Два брата шли повидаться с Антонием, по дороге у них кончилась вода, и один из них умер. Другому тоже предстояло умереть: вконец обессилев, он лег на землю и стал ждать смерти. Антоний, живший на горе, призвал к себе находившихся с ним двух монахов и повелел им «Возьмите кувшин с водой и поспешите на единственную дорогу: сюда шли два брата. Один уже умер, другой умрет, если вы не поторопитесь. Мне только что было откровение в молитве». Монахи пошли, нашли мертвое тело и похоронили его, подкрепили водой силы умирающего и привели его к старцу. Расстояние между ними было в один день пути. Может быть, кто–нибудь спросит: почему не было сказано об этом раньше, когда первый брат был еще жив? Такой вопрос неуместен. Решать о жизни или смерти Антоний был не властен: это дело Бога, который избрал второго брата и открыл Антонию беду, в которой тот находился

Афанасий Александрийский

Житие Антония, 59.

Любовь великого подвижника в чем–то родственна материнской: он как бы становится всецелым человеком, примиряющим в себе animus и anima: мужское и женское измерения человеческого бытия.

Несколько старцев пришли к авве Пимену и сказали ему: «Если мы увидим братьев дремлющими во время богослужения, должны ли мы упрекать их за это, чтобы они бодрствовали?» Он ответил: «Когда я вижу дремлющего брата, то кладу его голову к себе на колени, чтобы ему было покойно»