Максим Теплый - Остров Сердце

• Название: Остров Сердце
• Автор: Максим Теплый
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Политический детектив

Продолжение романа «Казнить Шарпея». Боевик здесь второстепенен. А что первостепенно – поймете сами.

---

– Это не ошибка, Мирослав Георгиевич! Совсем не ошибка! Это тянет на провокацию. Вы пошли на поводу…

– Погодите! – остановил его Бутин. – Разбор полетов потом, а сейчас надо немедленно дать команду на прекращение прямого эфира.

– А нет прямого эфира! – тихо ответил Кротов. – Сейчас эти кадры видим только мы и сами бандиты на острове…

– Что-о-о?!

– Реальный эфир пойдет на страну с десятиминутной задержкой или не пойдет вообще. Все зависит от Дробенко. Если он сейчас соберется и сделает все по плану, тогда даем эфир на всю страну. И в Лондоне его увидят тоже!

– А если бандиты поймут, что эфира нет? Его же там прикончат на месте!

– Он журналист до мозга костей и знает, на что идет! Для него такой эфир – мечта всей жизни. Одним словом, если он очухается от сюрприза с девушкой, то результат может быть в нашу пользу… Смотрите! – Кротов кивнул в сторону экрана.

А там произошло следующее: Дробенко неожиданно нырнул куда-то вперед… Камера на долю секунды его потеряла, а потом вновь поймала в тот момент, когда журналист, вытянувшись в прыжке, приземлился возле ног девушки и с изяществом фокусника перехватил в воздухе падающий стакан с гранатой.

Вера вскрикнула, а Дробенко спокойно поднялся с пола и, как ни в чем не бывало, отряхнул брюки свободной рукой.

– Ловко! – спокойно отреагировал Глухов. – И что дальше?

– Вот такие у нас борцы с режимом, – Дробенко не ответил на вопрос, а говорил в камеру, демонстрируя плененную гранату, – воюют с беспомощными барышнями! Не стыдно, полковник?

– На войне не бывает барышень. На войне все равны! Чем ее жизнь ценнее… к примеру, его жизни? – Глухов кивнул на оператора. – Тем, что она в юбке, а на нем брюки?

– Давай отпустим девушку, Глухов.

– Да пусть идет! Без гранаты она мне ни к чему!

– За гранату теперь я отвечаю! Пока разговариваем, я ее подержу… Или нет! Лучше поставлю себе на голову…

– В армии служил? – заинтересовался Глухов, абсолютно спокойно наблюдая, как Дробенко прилаживает стакан себе на темя.

– Идите, Вера! – сказал тот девушке. – Полковник согласен!

– Выпустить! – приказал кому-то невидимому Глухов, но при этом достал из-за пояса пистолет и демонстративно положил его перед собой на угол стола. – Это чтобы ты дурака не валял!…

Объектив успел на секунду захватить крупным планом руки девушки, ее сжатые до судороги пальцы, потом спину мужчины в камуфляже, который уводил ее за дверь.

Камера вернулась к исходному ракурсу: зрителям предстали сидящие друг против друга Глухов и Дробенко, причем последний пребывал в небрежной расслабленной позе и объяснял телезрителям:

– У меня там на голове, в стакане, граната Ф-1. В просторечье "лимонка" или "черепаха". Самая смертоносная из аналогичных систем. Если голова дрогнет – клочья мяса по стенкам! Проверено… Когда она на земле взрывается, в радиусе трех метров траву выкашивает начисто! Я, чтоб ты знал, – Дробенко отвел глаза от объектива и обратился к Глухову, – в 93-м на срочную был призван. Как раз, когда ты бандитов под знамена Дудаева собирал. А в 95-ом, в январе, я в Грозном против тебя воевал. И знаю, что ты не одного и не двух моих друзей погубил. Кровники мы с тобой!

– Кровники – так кровники! – не удивился Глухов. – Повезло тебе тогда в Грозном, значит! Ничего, все еще впереди… Ну спрашивай, раз пришел! Спроси, к примеру, как я, Макcим Глухов, в Чечне оказался, чьи приказы выполнял и кто вас, салаг, тогда в 95-ом под наши пули бросил!

– А зачем мне об этом спрашивать?! Не стану! – Дробенко сделал вид, что теряет равновесие и наклоняется, но при этом мастерски двинул шеей и стакан на голове не шелохнулся.

Глухов напрягся, и камера успела зафиксировать изменение в его лице, которое можно было принять за беспокойство, а может быть, и за страх.

– …Шучу! – улыбнулся Дробенко своей привычной нагловатой улыбкой и вернулся в первоначальную позу. – Не буду я тебя, полковник, об этом спрашивать. Вдруг окажется, что жизнь твою тогдашние кремлевские мерзавцы погубили?! Или выяснится душераздирающая деталь, что выбора у тебя совсем не было. Ну никакого! И ты поведаешь нам, что всего-то выполнял приказ. А как не выполнить? Сказали, что стрелять надо – вот ты и стрелял! Так?! А потом те, кто приказы отдавал, разбежались кто куда. И опять спросить не с кого?! Так?!…И окажется вдруг, что тебя не казнить надо, а наоборот пожалеть. А может, даже наградить… Правильно я мысли твои читаю?

Глухов неожиданно для самого себя сник и не нашелся, что ответить. Все, что он мог сказать себе в оправдание, произносил этот фигляр, и в его слюнявых устах самые сокровенные, выстраданные бессонными ночами слова превращались в нечто абсолютно непригодное для того, чтобы хоть как-то объяснить искореженную жизнь бывшего летчика.

А наглец с гранатой на башке бестрепетно продолжал начатую экзекуцию.

– Слышь, Глухов, может, пожалеть тебя прикажешь перед всей страной, тобою преданной? – повторил он. – А не жирно будет за дружков моих, тобою убиенных?! Нет уж, полковник, у кровников так не принято! Не прощу я тебя! И при удобном случае – поквитаюсь, как обещал!…И знаешь, что хочу тебе сказать: выбор у человека всегда есть. Ты много раз выбирал, остаться ли человеком или в подлецы податься. И всегда выбирал в пользу подлеца!

– Чего ж прилетел, если все про меня знаешь? – процедил Глухов. – Я ж подлец, а значит, и пристрелить могу!

– Стреляй! – равнодушно согласился Дробенко. – А пришел я сюда сказать тебе, мразь, что ты не только меня не испугал. Тебя вообще, кроме детишек малых, никто не боится! Даже, вон, бабы не боятся! – Дробенко глумливо хихикнул. – В этом ошибка твоя и хозяев твоих вонючих! Ты же уверен в обратном – да? Ты думаешь, что всех нас страхом поносным одолел! Что остров захватил, и теперь все обгадятся, кинутся пощады просить! А вот хрен тебе!!! Что бы ты ни сделал, что бы ни задумал, нет у тебя ничего впереди – одна пустота! Как был ты скотиной, так и останешься!

Глухов, которому и надо-то было только пальцем тронуть спусковую скобу пистолета, чтобы заткнуть рот этому безумцу, с безысходностью понимал, что не может этого сделать. Сам же согласился на разговор – как теперь убивать?!

– Может, я пойду, а ты дальше сам с собою поговоришь… – зло проговорил он, наконец. – Или кого-нибудь из моих ребят к тебе пришлю. У них терпения поменьше…

– Да я-то все сказал. Теперь тебе слово: вот камера, вот часы… десять минут…говори, что хочешь. Свобода слова даже такой суке, как ты, дается! Давай!

Глухов потускнел еще больше.

– Ты же вопросы задавать собирался, – неуверенно произнес он, и эта вдруг возникшая неуверенность стала заметна всем.

– Да какие вопросы! – отмахнулся Дробенко. – В душе твоей поганой копаться не хочу. Там для меня все ясно! Давай, обнажайся морально! Манифест свой политический произнеси! Хочешь, к близким своим обратись или у людей прощения попроси, если сможешь! Говорю, вся страна тебя слушает! Давай, полковник, давай! Как говорится, любой каприз!

Глухов тяжело молчал. Он понял, что затеял этот прощелыга-журналист, который пришел в его логово и у которого против Глухова, казалось, не было ни одного козыря. Он ждал от этого урода вопросов, чтобы трепать его иронией, недосказанностью и многозначительностью. Или жестко отзываться: "без комментариев!" Или срезать наповал резким, как кинжальный удар, ответом: "Еще одна глупость, и я буду каждые пять минут расстреливать заложника, пока ты сам себе не сделаешь харакири…"

А что теперь? Сказать, как он их всех ненавидит – этих мерзавцев-политиков, бывших министров и президентов?… Признаться, сколько слез он выплакал, проклиная свою покатившуюся под откос жизнь?! Только придурок Дробенко все его слезы уже высушил, предупредив, что они в расчет не принимаются!

Глухов решительно поднялся.

– Раз вопросов нет, заканчивай балаган и пошли на берег. Отправлю назад, как обещал…

– Что так? – сделал удивленное лицо Дробенко. – Время есть, а тебе и сказать нечего? Впрочем, понятно! Что тут скажешь, когда без слов все ясно!

– Что тебе ясно!? – взвился Глухов.

– Да все! Тварь ты дрожащая, вот что мне ясно! Ну, что ты хочешь за жизни детишек этих невинных, за женщин беспомощных, за стариков и старух? А? Хочешь меня? Возьми!…Мало? Я за час соберу человек сто, готовых тут остаться вместо баб с ребятишками! Да что там сто! Настоящих мужиков в России завались! Забирай! А этих отпусти, будь человеком!

Глухову вдруг захотелось сделать широкий жест – мол, Каленину детей отдал и тебе еще добавлю. Но этим уже ничего не изменишь…

– Что хочу за их жизни, спрашиваешь? – хмуро произнес он. – Есть у меня ответ. Завтра получите!

– А почему не сейчас?

Глухов молча двинулся к двери.

– Постой-ка, полковник, – окликнул его Дробенко, успев перед этим что-то коротко шепнуть оператору. – Раз мы, как ты сказал, на войне, давай повоюем, сыграем на раз-два-три?! Гляди, как я могу!…- Дробенко мигнул оператору, потом резко дернул головой и театрально крикнул: – Ап!!!