Игумен Петр (Мещеринов) - Беседы о вере и церкви

• Название: Беседы о вере и церкви
• Автор: Игумен Петр (Мещеринов)
• Издательство: Даниловский благовестник
• Жанр: Самосовершенствование
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5–89101–155–7

Автор — насельник Данилова монастыря с 1991 года, настоятель Подворья обители при храме Знамения иконы Божией Матери в д. Долматово Московской области. В течение многих лет игумен Петр является сотрудником Патриаршего центра духовного развития детей и молодёжи при Даниловом монастыре. Настоящая книга является записью курса катехизических лекций, которые автор читал перед студенческой аудиторией в течение 2000 — 2004 гг.

Обращённость к молодёжи определила особенности книги: современный, лишённый «елейности» язык, острота поднимаемых тем, готовность дать ответ на вызовы современности с церковной точки зрения. Особенно важно, что в книге рассматриваются многие актуальные вопросы внутрицерковной жизни, анализируются проблемы, которые нередко препятствуют молодым людям войти в Церковь.

Большое внимание автор уделяет таким темам, как брак, духовничество, правильное понимание Священного Писания и Священного Предания Церкви.

Книга будет полезна людям, только начинающим знакомство с Православием.

---

Здесь мы видим и первый чин совершения Евхаристии: молитва в Иерусалимском храме, затем совершение Евхаристии по домам («преломление хлеба» и есть Евхаристия), затем трапеза любви — «агапа». Приурочивалось совершение Евхаристии к воскресному дню, в воспоминание Воскресения Спасителя, обычно это было ночью. Вот что свидетельствует Книга Деяний Святых Апостолов: В первый же день недели (т. е. воскресенье), когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел… беседовал с ними и продолжил слово до полуночи. …преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел (Деян. 20:7, 11). Первые Литургии были харизматическими: мы видим, что эта вот, описываемая в Книге Деяний, состояла из проповеди ап. Павла, помимо самого преломления хлеба, сопровождаемого определенными молитвами.

Евхаристия сразу стала оформляться как центр церковной жизни той или иной общины и Церкви; в воскресные и праздничные дни христиане города собирались ночью в евхаристическое собрание, возглавляемое епископом; с умножением общин предстоятелями их и самостоятельными совершителями Таинства стали также пресвитеры. Мы здесь не будем входить в историю становления Литургии как чина: это и перенос совершения Таинства на утро, и прекращение традиций агапы, и формирование унифицированных чинопоследований; для нас важно то, что Литургия оставалась главным действием Церкви, выражением ее, центральной точкой ее жизни. В Литургию стянулись все нити церковной жизни. Это произошло в согласии со словом Господа: сие творите в Мое воспоминание (Лк. 22:19). То есть: не просто вспоминайте, перебирайте мыслью и чувством, а именно творите, т. е. выявляйте делом.

Вот в Литургии все и выявляется. Возьмем догматику. Неточные, коренные догматы нашей веры — догмат Троицы, Боговоплощения, Воскресения. В Литургии мы приносим молитвенное приношение Богу Отцу, нисходит Дух Святой и претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы, которыми приобщаются верующие. Догмат здесь выявляется не в умозрении, а в самом реальном деле. Воплощение: как Бог неизменно, неслиянно, неразлучно и нераздельно соединился с человеческой природой, так в Литургии, в причащении Святых Тайн, мы соединяемся с Богом теснейшим, преискреннейшим образом. По мнению же некоторых богословов (А.И. Осипов), вопрос, занимавший умы в средние века, — как хлеб и вино превращаются в Тело и Кровь, также решается через выявление догмата Боговоплощения: как Бог соединился с человеком, подобным же образом Божество Христово соединяется с хлебом и вином. Голгофская жертва, оправдывающая и спасающая человека, — также абсолютно реально выявляется на Литургии. Не «вспоминается» в человеческом смысле и не повторяется, не воспроизводится — ибо она уже совершена один раз, на все века, но именно выявляется: вневременная, сущностная, свершившаяся Жертва Христова проецируется на временный план бытия, так что человек может каждый день при совершении Литургии приобщаться ей — не мечтательно, не воображательно, но совершенно реально; тем самым Евхаристия сводит вечность в нашу жизнь, и мы воспринимаем ее, растворяем нашу временную жизнь вневременной спасительной Жертвой Христовой, и уже оказываемся в Царстве Божием, уже живем жизнью будущего века.

Наконец, неразрывно связано Таинство Евхаристии с Воскресением Христовым. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6:54), — говорит Господь. Литургия исключительно пасхальна; как она выявляет, проецирует, актуализирует для нас Голгофскую Жертву, так же, по неразрывности со смертью Христовой, Евхаристия приобщает нас Воскресению Спасителя: мы причащаемся Тела и Крови Христа Воскресшего и Седящего одесную Отца. Мы видим, что все догматы нашей веры в Таинстве Евхаристии получают свое воплощение, не умозрительное, но совершенно жизненное.

Часто спрашивают: зачем нужна догматика? Почему Церковь «цепляется» за все эти догмы? Литургия отвечает нам на это: потому что догматика — это не отвлеченное умствование, но реальное дело, и, главное, — дело наше, т. е. каждого из нас. Это ведь все касается нас: это мы, я совоскресаю со Христом, я получаю вечную жизнь, я приобщаюсь Богу Воплотившемуся, я волею Христовою оказываюсь как бы во глубинах Святой Троицы (Отче!., хочу, чтобы там, где Я, и они были (Ин. 17:24), а Он сидит одесную Отца).

Наше участие в этом Таинстве, приобщение Чаше Жизни дает нам все, что есть в Церкви, — оправдание, освящение, бессмертие. Еще надо сказать: мы говорим с вами, что все Таинства созидают Церковь: Евхаристия — даже выше того: она и есть эта созидаемая Церковь. Евхаристия и Церковь — понятия почти тождественные. Евхаристией связываются люди в Тело Христово: все мы причащаемся Одного и Того же Христа, Его Святейшие Тело и Кровь проходят до последних атомов нашего существа — и мы становимся через это ближе, чем братьями и сестрами, — одним Телом в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.

Через Евхаристию мы живейшим образом связываемся и с Церковью Небесною. Все мы напоены, одним Духом (1 Кор. 12:13), все мы — причастники Христа, и на Литургии, во время совершения этого Таинства, совершенно теряет значение преграда между земной и небесной жизнью. Евхаристией земля и Небо соединяются в Одно, Неделимое, Вечное, но и здесь уже, на земле, сущее Тело Христово. И это не просто красивые слова. Это и есть глубочайшая духовная мистическая реальность, самая сердцевина церковной жизни.

Таинством Евхаристии как бы «навершаются» прочие Таинства: Церковь совершенно ясно содержит эту интуицию, что без Причащения Святых Христовых Тайн все прочее не то чтобы недейственно — вовсе нет; каждое Таинство есть действие всесильной и все–полной благодати Божией, — но некоторым образом несовершенно, подготовительно, недостаточно.

Это видно из самого устроения Церкви: Церковь вменяет нам в обязанность регулярное причащение; прочие же Таинства принимаются нами либо один раз, либо употребляются по надобности (покаяние, соборование). Обязательным и, собственно, делающим нас церковным христианином является для нас исключительно Евхаристия. По канонам Церкви человек, пропустивший три воскресения подряд без, участия в Евхаристии, т. е. без причащения, тем самым ставит себя вне Церкви (конечно, если он не болен, не под епитимией, и проч. — т. е. в нормальном порядке вещей).

Чинопоследования Крещения и Миропомазания указывают на Евхаристию, в нем, как и в чинопоследовании Елеосвящения, мы молим Бога, чтобы человек сподобился причаститься Святых Тайн. Покаяние даже традиционно в Русской Церкви соединилось для нас с Причащением в одно. Таинство Брака раньше вообще совершалось во время Литургии, и совместное причастие было непременным и обязательным. Таким образом, мы видим, что Евхаристия — центр жизни христианина; ею определяется правильность церковного сознания, иерархия ценностей Церкви; к ней, как к высшей точке, стягиваются все Таинства, чины, уставы, обряды, каноны Церкви, ею определяется церковное единство; говоря кратко, Евхаристия — норма жизни Церкви и каждого христианина.

Но отсюда совершенно очевидно, что весь, так скажем, церковный «негатив», всякое ослабление и замутнение церковного сознания имеет причиной ослабление именно этих евхаристических жизни и чувства; ослабление значения и смысла Евхаристии, как прямое следствие, тянет за собой размытие христианской жизни, смещение акцентов и нарушение иерархии христианских ценностей. Я не буду останавливаться подробно на этом, кратко скажу лишь о двух важных, как мне кажется, вещах, которые «въелись» в церковную жизнь, но которые суть покривление христианского церковного сознания.

Какова норма жизни христианина по отношению к Церкви в сегодняшнем нашем контексте в смысле евхаристического Богослужения? Человек, любящий Христа и старающийся жить по Его заповедям, желает как можно чаще приобщаться своему Господу, т. е. чаще причащаться Святых Его Тайн. Литургия для него — жизнь; он всегда с нетерпением ждет ее. Он готовится к ней, очищает совесть молитвою; и в храме, на самой Литургии — не только в момент выноса Чаши, но на всем ее пространстве — обретает высший смысл своей жизни: в совместной евхаристической молитве, в единении с Церковью земною и Небесною, наконец, в соединении своей души с Богом. После Литургии он живет соответственно тому, что совершается на Литургии.

Так было в первые века. Христиане причащались часто; Евхаристия была духовной необходимостью. Св. Василий Великий, например, свидетельствовал, что в Кесарийской Церкви, архиепископом которой он являлся, причащались четыре раза в неделю. Со временем евхаристическое усердие ослабевало; люди дошли до того, что «нормой» стало причащаться один раз в год. Под влиянием этого стала меняться и Литургия. В силу многих причин, в том числе и из–за опасения, что снижение евхаристического сознания приведет к профанированию величайшей церковной святыни, Церковь как бы «отгородила» Евхаристию. Литургия как бы разделилась: евхаристические молитвы сделались тайными, алтарь закрылся — и люди перестали воспринимать важнейшее событие церковной жизни в целости: клирики в алтаре обладали полнотой молитвы, а люди, стоящие в храме, эту полноту потеряли, лишились ее.