Яков Киселев - Чекисты рассказывают. Книга 7-я

• Название: Чекисты рассказывают. Книга 7-я
• Автор: Яков Киселев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1987

Сборник посвящен работе советских органов государственной безопасности, отмечающих в 1987 году свое 70-летие.

В этих документально-художественных произведениях правдиво рассказывается о героической борьбе чекистов с контрреволюцией в первые годы Советской власти, разоблачении шпионов в период Великой Отечественной войны, борьбе с происками империалистических разведок в послевоенное время.

Среди авторов книги В. Востоков, Д. Корбов, А. Марченко, Г. Василенко, В. Листов и другие.

---

Утром на третий день, когда всех «квартирантов» увели, он подсел к батарее центрального отопления, от которой шло едва ощутимое тепло, прислонился к ней спиной и снова, уже не первый раз, стал прокручивать в памяти весь ход последнего допроса: не переиграл ли он? Не ухватятся ли немцы за конец какой-нибудь оборванной ниточки, чтобы раскрутить весь клубок, который ему удалось намотать? В батарее центрального отопления, как в испорченном микрофоне, слышались какие-то хаотические металлические звуки. Похоже было, что систему где-то ремонтировали... Вдруг в хаос этих звуков вплелось что-то ритмичное. Узник уловил три одинаковых удара через равные промежутки. Потом еще три с промежутком покороче. Затем — один длинный. За ним — короткий и длинный... Что это? Он прислушался. Снова повторились удары. Азбука морзе! Партизан, затаив дыхание, принимал передачу: О-Л-Е-Г шум инструмента... Т-Ы... Б-О-Л-Е-Н... хаотические удары... Б-О-Л-Ь-Н-И-Ц-А... Н-У-Ж-Н-А... Б-О-Л-Ь-Н-И-Ц-А. «Олег, ты болен. Нужна больница», — говорил он. Сигнал от друзей!

Он не отходил от батареи, но больше ничего не услышал.

Вечером, когда камеру окутали ранние зимние сумерки и из коридора стали доноситься грубые голоса, ругань тюремщиков и тяжелые шаги возвращавшихся с каторжных работ узников, Титов еще раз услышал обрывки азбуки морзе. Но ничего нового он не смог разобрать, кроме того, что уже принял утром...

Камера быстро заполнилась уставшими, дрожащими от холода и слабости людьми. Войдя в помещение, они тут же падали на истертую солому, тяжело дышали. Некоторые мельком, недружелюбно посматривали на Титова, который сидел у батареи центрального отопления, надеясь услышать еще что-нибудь.

Когда совсем стемнело, в камеру внесли фонарь «летучая мышь». При слабом его свете роздали ужин — баланду из мороженой свеклы и кусок липкого, тяжелого, как хозяйственное мыло, хлеба. Потом надзиратель принес ведро кипятка. Его черпали прямо из ведра немытыми мисками.

— Эй, господа хорошие! Чай хлебайте побыстрее и на боковую! Нечего керосин зазря изводить!

Миски и ведро убрали. Фонарь унесли. Узники, кряхтя и постанывая, укладывались спать, плотно прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить тепло... Время шло. Все реже и реже слышались тихие голоса. Титову казалось, что все уже спят, но он крепился и гнал от себя сон, словно предчувствовал недоброе. И не ошибся: почти перед самым рассветом он услышал приглушенный шепот. Разговаривали двое. Он прислушался и понял, что речь идет о нем: «Вот гад! Выдал фашистам товарища по отряду. Того прикончили прямо в кабинете следователя!» Голоса стихли. Минут через десять снова шепот, и он разобрал: «Предатель! Придушить гада!» Титов затаил дыхание, подумал: «Откуда им стало известно о гибели Буйнова? Наверное, это дело старшего полицая Ноздрюка и его дружков. Не иначе! Сумели-таки бандиты отомстить «политическому арестанту», — горько улыбнулся чекист. Он решил не спать, но это удавалось ему с огромным трудом.

Вдруг чуть слышно зашуршала солома. Из груды спавших тел в полный рост поднялись двое. Титов вскочил на ноги, напрягся, готовясь к защите.

«Неужели придется погибнуть от своих? Этого еще не хватало», — подумал он с горечью и отскочил в сторону. Но споткнулся о спавшего рядом заключенного и упал. Мстители навалились на него. Били, старались схватить за горло, но сил у них было немного. Они стонали от бессилия и ненависти, мешали друг другу, и это помогало Титову держаться: он по очереди отбрасывал их от себя. Пытался встать, но те снова и снова кидались на него. Видя, что вдвоем им не справиться, взмолились:

— Товарищи!.. Братцы! Помогите прикончить Иуду!

Проснулись и другие узники. Поняв, в чем дело, кое-кто из них кинулся на помощь мстителям. А двое рванулись к двери, закричали испуганно, зовя охрану. Поднялся невероятный шум. Загрохотали запоры. Распахнулась железная дверь. Два ярких луча света вырвали из темноты камеры кучу копошащихся тел.

— Кто нарушает порядок?! Чего не поделили? Сцепились, как собаки! — ругался надзиратель. И приказал: — А ну все марш в коридор!

В камеру ворвались полицейские с карабинами. Они принялись наотмашь лупить заключенных прикладами. За ними вошел комендант, обер-лейтенант с парабеллумом и электрическим фонарем.

— Быстрее, быстрее в коридор! Построиться! — все еще кричал тюремщик, размахивая кулаком.

Камера быстро опустела. Только Титов недвижно лежал у батареи. «Олег, ты болен. Нужна больница...» — едва теплилось в его уходящем сознании.

Комендант тюрьмы обер-лейтенант Гросс осветил камеру. Остановил луч света на неподвижно лежавшем теле.

— Это кто? — спросил гитлеровец.

Пожилой надзиратель склонился над Титовым, кашлянул в кулак.

— Господин обер-лейтенант, этот самый арестант, которого приказано... Господин майор Шранке приказал, значит, чтоб он жил.

— Тот, который смотреть необходимо, как собственный око?! — спросил немец и ткнул дулом пистолета надзирателю в грудь.

— Тот самый, господин обер-лейтенант, — ответил надзиратель, опасливо отступая на шаг от немца.

— О-о-о! Доннер веттер! Старый осел! Почему он лежит? — закричал фашист и наклонился над узником.

Немец принялся хлестать его по щекам рукой, надеясь привести в чувство, но, увидев кровь на руке, брезгливо скривился. Вытер пальцы, выпрямился и что-то приказал.

В камеру вбежали два автоматчика. Тот указал пальцем на неподвижное тело.

— В больницу!

Заняв город, одну из городских больниц немцы превратили в госпиталь-концлагерь для советских военнопленных. Гражданских лиц, лечившихся в больнице, гитлеровцы вышвырнули на улицу. Оставили в ней только раненых, попавших туда во время обороны города. Большинство медицинского персонала составляли советские медики, работавшие в больнице еще до войны и не отступившие с частями Красной Армии, чтобы не бросать на верную смерть больных. Некоторые медработники пришли в госпиталь уже после оккупации города немецкими войсками.

Пациенты госпиталя-концлагеря числились в списках под личными номерами. У каждого из них на одежде висела фанерная бирка с жирно оттиснутым номером.

В этот госпиталь-концлагерь по приказу коменданта тюрьмы был срочно доставлен Титов. Его поместили в палату смертников, поскольку он был так слаб, что едва дышал и двигаться самостоятельно не мог. Сам комендант и другие тюремщики были очевидцами того, как его жестоко избили, и верили, что он находится в крайне тяжелом состоянии. На самом же деле Титов был не так уж плох, жизни его ничто не угрожало, кроме гитлеровцев, конечно.

Врачи-подпольщики констатировали «крайне тяжелое положение, грозящее неизбежной и скорой кончиной». Поэтому-то больного и поместили в палату смертников, присвоив ему номер 438.

В первую же ночь его переодели в куртку, на которой висел уже другой номер — 379, и перевели в общий барак (в нем содержались выздоравливающие) под именем красноармейца Плетнева Никифора Севастьяновича родом из Саратова, шофера по профессии. А на место Владимира Юрьевича Титова в палату смертников под номером 438 положили труп скончавшегося Плетнева.

Вечером умершего узника Титова вынесли в морг, а утром зарыли в общей могиле на городском кладбище...

 

Рядового Плетнева поселили в бараке для выздоравливающих. Через два дня он уже встал на ноги, а на пятый — был переселен в барак, где содержались военнопленные, ожидавшие отправки в концентрационный лагерь или включения в рабочую команду. Вскоре Титову с помощью медиков-подпольщиков удалось устроиться разнорабочим на кухню. Он пилил и колол дрова, чистил котлы и выполнял другие работы. Физически он окреп и стал подумывать о побеге, но товарищи сказали ему, что сбежать можно, только если тебя включат в рабочую команду по валке леса...

Майор Шранке получил ответ на свой отчет по делу о партизанской диверсии. Он был оглушен его содержанием. Начал пить и напивался до чертиков. Ночами его мучили кошмары. Днем зверем кидался на подчиненных, а те шарахались от него, как от чумного...

Через своего человека, внедренного в число вольнонаемных чиновников аппарата канцелярии комендатуры города, подпольщикам удалось добыть копии некоторых секретных документов из переписки комендатуры. В этих документах они прочли:

«...Буйнов Захар Петрович был нашим проверенным агентом по кличке «Россиянин». Будучи сыном царского офицера, он горел неукротимой ненавистью к новой власти в России и люто ненавидел большевиков. Постоянной мечтой «Россиянина» было отомстить большевикам за все то, что потеряла их семья после Октябрьской революции.

Преданность рейху этот агент доказал своей честной и многолетней работой. За предвоенное время «Россиянин» приобрел и подготовил нескольких способных и весьма перспективных агентов из числа русских эмигрантов. Они заброшены на советскую сторону, успешно там легализировались и начинают снабжать ценной информацией о внутреннем положении в стране противника.