Василий Балакин - Генрих IV

• Название: Генрих IV
• Автор: Василий Балакин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03407-5

Колоритная фигура короля Франции Генриха IV, основателя династии Бурбонов, знакома многим по романам Александра Дюма и Генриха Манна. Однако подлинная история жизни правителя маленькой Наварры, которому ценой многолетних усилий удалось взойти на французский трон и прекратить гражданскую войну, терзавшую государство, увлекательнее любого романа. Личность Генриха соткана из противоречий: хитрость и беспечность, отвага воина и неистовое сластолюбие, забота о бедняках и циничное равнодушие к близким людям. Автор первой биографии Генриха IV в серии «ЖЗЛ», историк Василий Балакин, доказывает, что король не был ни выдающимся политиком, ни гениальным стратегом. Главные причины его побед — здравый ум, способность к компромиссам и фантастическая удачливость, позволившая ему избегать всех опасностей до последнего рокового покушения и войти в историю героем легенд о «добром короле Анри».

---

22 августа в 11 часов утра после заседания Королевского совета адмирал в сопровождении немногочисленного эскорта направлялся к себе, на ходу читая докладную записку. Словно нарочно он остановился напротив дома, в котором была устроена засада, чтобы поправить чулок. В этот момент раздался выстрел. Пуля, пробив большой палец левой руки Колиньи, застряла в его правой руке. «Вот как обращаются во Франции с добрыми людьми!» — выдавил из себя раненый адмирал. Двое компаньонов помогли ему добраться до дома, тогда как другие бросились в помещение, из которого стреляли. На месте они обнаружили еще дымившуюся аркебузу, но покушавшегося и след простыл.

Врач Амбруаз Паре, бывший, несмотря на то, что являлся гугенотом, придворным хирургом Генриха II, Франциска I, Карла IX и Генриха III, основывавший хирургию на знании анатомии, ампутировал Колиньи два пальца и извлек застрявшую в руке пулю. Рана оказалась неопасной, и состояние здоровья адмирала не вызывало опасений. О покушении незамедлительно проинформировали Карла IX, который в приступе гнева воскликнул: «Никогда мне не будет покоя! Вечно какие-то беспорядки!» Король распорядился провести самое тщательное расследование. Тем временем у изголовья раненого собрались Генрих Наваррский, Конде, Ларошфуко и другие представители гугенотской верхушки. Ожидали прибытия Карла IX. Екатерина Медичи, не желая допустить общения сына наедине с Колиньи, во всеуслышание заявила: «Весь двор должен засвидетельствовать свое почтение жертве столь гнусного преступления». В такой многочисленной компании Карл IX не имел возможности поговорить с адмиралом с глазу на глаз, а тот при лишних свидетелях не решился называть имена виновных. Дело ограничилось высокопарным заявлением и грозным обещанием со стороны короля: «Хотя ранили вас, боль испытал я. Но, клянусь Богом, я беспощадно покараю виновных, так что запомнят навсегда!»

Найти вдохновителя, организатора и исполнителя покушения на Колиньи не составило труда. Следствие сразу же вышло на Морвера, которого наняли, а затем укрывали Гизы, предоставив ему из своей конюшни лошадь, дожидавшуюся наемного убийцу на заднем дворе, на которой тот после неудачного выстрела поспешил скрыться. Что же касается аркебузы, найденной на месте преступления, то она имела маркировку Генриха Анжуйского. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Гиз попросил у короля разрешения покинуть Париж, а пока что укрылся в своем особняке. Протестанты передвигались по городу группами, не выпуская из рук оружия. Некоторые из них сочли за благо покинуть столицу, пока не поздно. Католические проповедники с амвона метали в еретиков гром и молнии. Париж был подобен пороховой бочке, в смятение пришли даже наиболее уравновешенные его обитатели.

Королева-мать уже знала, что протестанты считают ее ответственной за покушение, и небезосновательно опасалась вспышки гнева Карла IX. Надо было действовать незамедлительно, нанося упреждающий удар. После полудня в субботу она собрала своих сторонников под предлогом прогулки в саду Тюильри. Присутствовали Гонди, Бираго (миланец, заменивший Мишеля Лопиталя на посту королевского канцлера), Невер и Таванн, позднее описавшие эту встречу в своих мемуарах, а также герцог Анжуйский и еще несколько приближенных. На этом тайном совещании было решено убить, чего бы это ни стоило, адмирала, а заодно, дабы совершенно обезглавить гугенотскую партию, с дюжину других наиболее видных предводителей протестантов. В этот список не попали принц Конде, за которого заступился его родственник герцог Невер, и Генрих Наваррский, которым не желали жертвовать ни Екатерина Медичи, ни Карл IX. Ликвидировать обреченных на смерть предстояло открыто, не прибегая к хитростям и уловкам, требующим так много времени, которого уже совсем не оставалось. Однако без согласия короля это сделать было невозможно, а он, как известно, обещал отомстить за покушение на Колиньи… Присутствие духа, смелость и находчивость, проявленные в этой ситуации Екатериной Медичи и Генрихом Анжуйским, заслуживали бы самого искреннего восхищения, если бы нашли свое применение в благом деле, а не в совершении столь чудовищного преступления. Зная непредсказуемость характера Карла IX, они реально рисковали, однако у них не оставалось выбора. Протестанты не скрывали своих намерений. Накануне за ужином молодой гасконец Пардальян, паж Генриха Наваррского, отважно заявил, обращаясь к королеве-матери: «Если адмиралу и суждено потерять руку, поднимется тысяча других рук, чтобы устроить такую резню, от которой по королевству прольются кровавые реки!» Понятно, что подобного рода заявления не прибавляли Екатерине Медичи оптимизма.

В восемь часов вечера 23 августа она в своем обычном черном платье, еще больше оттенявшем бледность ее лица, в сопровождении Генриха Анжуйского вошла к королю. Говорила сама Екатерина, даже не пытаясь скрывать участия в покушении на Колиньи — ни своего собственного, ни Генриха Анжуйского. Главным ее аргументом было намерение спасти королевство и особу самого короля, которым угрожал чудовищный заговор. Адмирал, утверждала она, прикрывал красивыми словами собственную измену. Единственное, чего он добивался, — власть для гугенотов, для достижения которой он готовил резню католиков, начиная с королевского семейства. Многочисленные гугеноты, приехавшие с Генрихом Наваррским на его свадьбу, не имели иной цели, кроме как, воспользовавшись удобным случаем, захватить Лувр и пленить короля. Всё прочее — лишь коварные уловки проклятых еретиков… Так продолжалось долгих два часа. Потрясенный услышанным, Карл IX тем не менее все никак не мог усомниться в лояльности Колиньи, однако мало-помалу возражения с его стороны стали сменяться молчаливым согласием. Уловив нужный момент, Екатерина Медичи выложила свой главный козырь, спросив короля, чего он боится. Неужели присутствия гугенотов во дворце? Разве он менее отважен, чем его брат-победитель при Жарнаке и Монконтуре? Слышать подобное для Карла IX, именно за эти победы ненавидевшего своего брата, было выше его сил, и он выкрикнул: «Пусть будет так, черт побери! Но тогда уж убейте их всех, чтобы некому потом было упрекать меня! Немедленно отдайте приказ».

Надо было ковать железо, пока горячо, не оставляя королю времени одуматься. Так несчастный стал соучастником преступления, превратившись в зловещую марионетку, коей управляли умелые руки. Он делал всё, что ему если и не приказывали, то по крайней мере внушали. К одиннадцати часам вечера он вызвал к себе купеческого старшину Парижа с помощником и объявил им, что государству угрожает заговор. Те пообещали выставить 20 тысяч вооруженных людей. О мнимом заговоре протестантов им сообщили как о большом секрете, хранить который они клятвенно обязались. Действовать предполагалось по условленному сигналу — набату церкви Сен-Жермен-л’Оксерруа, который должны были подхватить колокола всех церквей столицы. Во избежание путаницы, чтобы можно было отличать своих от чужих, предполагалось использовать белые кресты на шляпах и нарукавные повязки, а в окнах католиков надлежало зажечь свет. В целях предосторожности все городские ворота Парижа должны были оставаться запертыми, а ратуша, площади и перекрестки города находиться под охраной вооруженных людей. Реализовать эти меры было тем проще, что еще накануне муниципалитет Парижа, опасаясь волнений, распорядился мобилизовать свою милицию и привести к ратуше конные и пешие отряды. Тогда же сообщили герцогу Гизу, что он может отомстить за своего отца, расправившись с адмиралом Колиньи и его приближенными.

Оставалось лишь ждать рассвета. Король не ложился спать, убивая время беседой в компании нескольких дворян. Королева-мать была со своими дамами, как всегда находившимися при ней во время церемонии отхода ко сну. Все было спокойно. Маргарита, новоиспеченная королева Наваррская, если верить ее мемуарам, ни о чем не догадывалась, поскольку ей не доверяли — гугеноты за то, что она была католичкой, а католики потому, что она вышла за короля Наваррского. Королева-мать тоже не сочла нужным посвятить ее в свои планы. Только старшая сестра Маргариты, Клод, герцогиня Лотарингская, попыталась было намеком предупредить ее, но Екатерина Медичи резко оборвала их разговор. Так королева Наваррская и пребывала в неведении, пока не началась резня. Однако по свидетельству личного врача Екатерины, собравшиеся у нее дамы о чем-то догадывались, поскольку были ни живы ни мертвы от страха. Что же касается мужчин, то они или ничего не знали, или же демонстративно презирали опасность. Король попытался было беседой задержать в Лувре графа Ларошфуко, который был симпатичен ему, однако тот предпочел отправиться восвояси и стал жертвой начавшейся на заре резни.

Генрих Наваррский и его молодая жена не смыкали глаз. В супружеских покоях находилось около сорока дворян-гугенотов, шумно обсуждавших покушение на адмирала, собираясь наутро отправиться к королю требовать справедливости, обещая друг другу самочинно свершить правосудие, если король не сделает этого. На заре Генрих со своим эскортом покинул спальню, сообщив Маргарите, что идет играть в мяч. В действительности же он направился к королю, вызвавшему к себе его и принца Конде. Провожатые Генриха вынуждены были остаться за дверью, и больше он их не видел. Маргарита тем временем приказала кормилице запереть дверь и заснула сном человека, за долгий день совершенно выбившегося из сил. Ей казалось, что опасность миновала.