Мигель де Унамуно - Житие Дон Кихота и Санчо

• Название: Житие Дон Кихота и Санчо
• Автор: Мигель де Унамуно
• Издательство: Наука
• Жанр: Религия
• Год: 2002

---

Житие Дон Кихота и Санчо

ЖИТИЕ ДОН КИХОТА И САНЧО ПО МИГЕЛЮ ДЕ СЕРВАНТЕСУ СААВЕДРЕ, ОБЪЯСНЕННОЕ И КОММЕНТИРОВАННОЕ МИГЕЛЕМ ДЕ УНАМУНО

Предисловие автора ко второму изданию

Это сочинение вышло первым изданием осенью 1905 г., так что публикация совпала — случайно, отнюдь не намеренно — с празднованием трехсотлетия со времени первого появления в печати «Дон Кихота». Моя книга, во всяком случае, написана не к юбилею.

По моей вине в первом издании полным–полно было не только опечаток, но и ошибок и погрешностей, допущенных в рукописи; я попытался исправить их во втором.1.

Мелькнула у меня было мысль, а не предварить ли это сочинение очерком «О чтении и толковании «Дон Кихота»»,2 напечатанным в том же 1905 г. в апрельском номере «Ла Эспанья Модерна», но я отказался от этой мысли, поскольку вся книга — не что иное, как выполнение программы, изложенной в упомянутом очерке. А сказано там, по сути, вот что: пускай себе эрудиты, историки и критики трудятся над выполнением похвальной и полезнейшей задачи, исследуя, что мог значить «Дон Кихот» в свое время и в той обстановке, когда был написан, и что Сервантес хотел в нем выразить и выразил; а нам, всем прочим, должна быть предоставлена свобода воспринимать его бессмертное творение как нечто вечное, вневременное и даже вненациональное и излагать мысли, на которые нас наводит чтение «Дон Кихота». И еще я утверждал, что теперь «Дон Кихот» достояние читателей, всех и каждого, и каждый волен и даже должен толковать его по–своему, если можно так выразиться, мистически, подобно тому как обычно толкуется Библия.

Но если я отказался от намерения предварить второе издание книги упомянутым очерком, то все же предварил его другим, который под заглавием «Путь ко гробу Дон Кихота»3 опубликовал все в том же журнале «Ла Эспанья Модерна» в 1906 г., в февральском номере.

Из всего написанного мною до сей поры это сочинение снискало наибольшую благосклонность читателей, чему доказательством нынешнее переиздание, а также итальянский перевод, недавно вышедший под названием «Commento al Don Chisciotte»4 и выполненный Дж. Беккари для серии «Cultura dell'anima», которую возглавляет Дж. Папини5 и издает Р. Карабба в Ланчано.6 Кстати, готовится и французский перевод.7

И я тешу себя мыслью, что если этой моей книжке повезло больше, чем всем остальным, то вот по какой причине: книга эта представляет собою свободное и личное толкование «Дон Кихота», сочинитель притязает открыть не тот смысл, который вложил в свой роман Сервантес, а тот, который вкладывает в роман он сам, и сочинение мое — отнюдь не высокоученое историческое исследование. Думаю, излишне повторять, что я чувствую себя не столько сервантистом, сколько кихотистом, и притязаю на то, чтобы высвободить «Дон Кихота» из‑под власти самого Сервантеса, порою своевольничая настолько, что не соглашаюсь с тем, как понимает и трактует Сервантес своих героев, в особенности Санчо. Санчо попросту навязывал Сервантесу свой образ. Ведь, по моему убеждению, вымышленные литературные персонажи живут в сознании автора, их измыслившего, собственной жизнью, наделены некоторой независимостью и следуют законам внутренней логики, которую не всегда осознает даже сам их создатель. А кто пожелает дополнительных разъяснений по этому поводу и не убоится утверждения, что мы можем понять Дон Кихота и Санчо лучше, чем Сервантес, который их сотворил, а вернее сказать, извлек на свет Божий из духовной сущности своего народа, тот пусть обратится к очерку, упомянутому мною вначале.

Саламанка, январь 1913 г.

Предисловие автора к третьему изданию

Настоящее издание — третье — «Жития Дон Кихота и Санчо», входящего в Полное собрание моих сочинений,1 ничем не отличается от второго, в котором были исправлены не только многочисленные типографские опечатки, но и собственные мои ошибки, порожденные моей импровизаторской торопливостью, — а ими изобиловало первое издание, напечатанное в 1905 г., двадцать три года назад: выход книги в свет совпал с празднованием трехсотлетия со дня выхода в свет самого «Дон Кихота» случайно, а не намеренно — в намерения мои не входило сочинить нечто юбилейное.

И теперь, когда я вычитывал здесь, в моей приграничной ссылке,2 корректуру нового издания, меня частенько тянуло дополнить текст либо что‑то исправить, но я всякий раз воздерживался, полагая, что всевозможные дополнения либо поправки будут уместнее в другой работе. Имеются в виду дополнения либо поправки, которые подсказывает мой донкихотовский опыт, накопленный за четыре года жизни в изгнании, за пределами моей несчастной порабощенной Испании. В частности, когда я перечитывал свой комментарий к истории освобождения каторжников, мне подумалось, а не вписать ли еще несколько абзацев, чтобы объяснить, по какой причине каторжники забросали камнями Дон Кихота: они ведь хотели не того, чтобы Рыцарь снял с них цепи, а того, чтобы навесил на них другие цепи и сделал их членами Святого Братства: сей опыт извлек я в мадридском Атенее3 из общения с некоторыми юнцами, именовавшими себя интеллектуалами из элитарного меньшинства.

Сейчас опубликовано уже четыре перевода этой моей работы: два итальянских, один немецкий и один английский.4 И, надо сказать, создатель этого последнего — и превосходного — перевода, профессор Гомер П. Эрл из Калифорнийского университета, был настолько внимателен, что указал мне на мою невнимательность: я‑де в одном пассаже вкладываю в уста Санчо слова, каковые у Сервантеса произносит Самсон Карраско; и профессор вопрошал, как ему быть: исправить ли пассаж, убрать ли его совсем или снабдить примечанием, дабы предусмотрительно защититься от уколов высокоученых критиков. Я мог бы отослать его к эссе «О чтении и толковании «Дон Кихота»», напечатанному мною в первый раз в апрельском номере журнала «Ла Эспанья Модерна» за 1905 г.; в этом эссе я со всей недвусмысленностью определил, какова цель и каков дух моего комментария, — подобным же образом мистики комментировали Новозаветное Священное Писание; и я мог бы сказать американскому профессору, что оставляю эрудитам, историографам и литературоведам похвальную и полезнейшую задачу раскапывать, что мог значить «Дон Кихот» в свое время и в обстановке, в которой был создан, и что в нем хотел выразить — и выразил — Сервантес. Но я предпочел дать профессору другое объяснение; вот оно.

В предисловии к «Дон Кихоту» — каковое, как все почти предисловия (включая и это), только литература и не более того — Сервантес открывает читателям, что повествование о героическом житии Рыцаря Печального Образа было обнаружено им в писанных по–арабски бумагах некоего Сида Амета Бе- ненхели, откровение великой важности, ибо тем самым добрый — воистину добрый! — Сервантес открывает нам то, что мы могли бы обозначить как объективность существования, — а «существовать» — это «быть сущим», то есть «пребывать в реальности» Дон Ь^ихота и Санчо и всего их окружения за пределами измышлений и над этими измышлениями. Я же, со своей стороны, полагаю, что этот самый Сид Амет Бененхели был не араб, а еврей, притом еврей из Марокко; и он также отнюдь не измыслил историю. Во всяком случае этот арабский текст сейчас у меня, и хоть я позабыл даже то немногое, чему научил меня сеньор Кодера в Мадридском университете, — а он удостоил меня премии по своему предмету! — однако же этот текст читаю бегло; и я убедился, что место, о котором говорит профессор Эрл, если кто неверно прочел, так это Сервантес, правильным же является мое толкование, а не сервантесовское. Полагаю, вышеизложенное защищает меня от любых критических наскоков со стороны всяческих профессоров и прочих профессионалов.

Полагаю также, что мне незачем затягивать это незатейливое предисловие и излагать мои воззрения на историческую действительность, неоднократно уже мною излагавшиеся, тем более что сейчас я готовлю работу о кихотизме, в каковой попытаюсь раскрыть разницу между «быть», «пребывать» и «существовать». И попытаюсь объяснить, как и почему Дон Кихот и Санчо не зависят — и никогда не зависели — от творческой фантазии Сервантеса, точно так же как от моей творческой фантазии не зависит тот самый Аугусто Перес из моего романа «Туман», которого я, как показалось мне, наделил жизнью, но лишь для того, чтобы затем отнять у него эту жизнь, против чего он протестовал, и по праву.5

А теперь, внимательный читатель, до новой встречи.

Во время ссылки в Эндайю, на родной моей баскской земле и при самой границе с моей Испанией, май 1928 г.

Предисловие автора к четвертому изданию

Вычитал корректуру четвертого издания,1 и мне нечего прибавить к предисловию, написанному для третьего.