Эльза Вернер - Мираж

• Название: Мираж
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: книжная фабрика «Глобус»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-7754-0

В книгу Э. Вернер вошло два произведения. Это своего рода психологические драмы, где изображены очень разные, но очаровательные и умные женщины, сильные и смелые мужчины, которые ради любви, дружбы и счастья близких людей готовы пожертвовать собственным счастьем и даже сознательно уйти из жизни.

В романах еще раз подтверждена непреложная истина: искренность и бескорыстие не могут ужиться с завистью и корыстолюбием.

---

В словах профессора не было и следа сердечности или действительной заботы о внучке; они ясно показывали, что он в самом деле смотрит на нее как на обузу. Он, очевидно, был рад, что отделался от хлопот, которые скорее сердили его, чем беспокоили.

Зоннек резко встал и с почти нескрываемым недовольством ответил:

— Вы довольно бессердечно относитесь к своей внучке, профессор! Ей все время приходится расплачиваться за то, что она — дочь своего отца.

— Покорнейше прошу без нравоучений! Я их не желаю! — с раздражением крикнул Гельмрейх, но тотчас сдержался и продолжал уже мягче. — Неужели вы уже уходите? Я хотел прочесть вам одно место из последней главы.

— Потом… если позволите. Мне надо поговорить с Эльзой.

— О чем это? — проворчал профессор. — Пожалуй, опять о режиме, который изобрел для меня этот Бертрам? Не переношу я этого человека, вечно считающего себя правым.

Лотарь ничего не ответил и направился к двери, коротко проговорив:

— До свиданья!

Гельмрейх взял перо и принялся за просмотр рукописи, лежавшей перед ним на столе.

Эльза сидела в гостиной у окна с работой. Лотарь остановился на пороге и с минуту смотрел на нее. Сегодня, в пасмурный, дождливый день, здесь было еще темнее и неуютнее, чем обычно; единственным светлым пятном была белокурая головка девушки, склоненная над работой.

— Сидите, сидите, Эльза! — сказал Зоннек, быстро подходя, потому что она собиралась встать. — Мне надо поговорить с вами о серьезных вещах. Вы согласны выслушать меня?

Эльза взглянула на него с удивлением; она не привыкла, чтобы с ней о чем-нибудь говорили, а еще менее привыкла к тому, чтобы ее спрашивали, хочет ли она слушать. Но она не выразила ни малейшего любопытства, а только утвердительно наклонила голову и молча стала ждать объяснения.

Однако прошло несколько секунд, прежде чем Зоннек заговорил. Человек, изъездивший полмира и имевший дело с самыми разнообразными и самыми высокопоставленными людьми, здесь странно робел; он не знал, как приступить к разговору. Яркая краска на его лице, неуверенный звук голоса выдавали с трудом сдерживаемое волнение, когда он, наконец, начал:

— Ваш дедушка очень плохо чувствует себя в последнее время, и вам достается от этого, не правда ли? Надо помнить, что он болен, а больной человек невольно мучит окружающих, даже тех, кого любит.

— Дедушка не любит меня, — жестко сказала молодая девушка.

— Эльза!

— Нет, он никогда не любил меня, и тогда не любил, когда я приехала к нему маленьким ребенком, а мой отец…

Она вдруг замолчала и сжала губы, точно последнее слово нечаянно сорвалось у нее с языка.

— Продолжайте же, — сказал Зоннек после некоторой паузы.

Девушка молчала и низко наклонилась над работой.

— Вы начали говорить о своем отце, Эльза. Вы помните его?

— Нет. Иногда мне кажется, что я вижу перед собой его лицо, но точно сквозь туман, и, когда я стараюсь рассмотреть его, оно окончательно расплывается. Мне не позволяли говорить о папе и расспрашивать о нем; дедушка всегда бранил меня и наказывал за это.

— Наказывал? За то, что дочь спрашивает об отце? Это… — На языке у Лотаря вертелось резкое словцо, но он сдержался; не мог же он осуждать старого тирана перед внучкой, и потому он серьезно сказал: — Со мной вы можете говорить о нем, Эльза! Я был дружен в молодости с вашим отцом, очень любил его и был при нем, когда он умирал. Жизнь в последние годы принесла ему много горького, и только одно еще удерживало его на земле — дочь, которую он оставлял одинокой, без друзей. Я не мог снять с его души эту тяжкую заботу; у меня не было своего дома, и я собирался в то время в экспедицию в центральную Африку на несколько лет. Мне было это очень больно.

Эльза приложила руку ко лбу, точно стараясь что-то вспомнить, но, очевидно, это ей не удавалось. Она тихо спросила:

— Папа давно умер, очень давно, не правда ли?

— Десять лет тому назад, а через два месяца вас увезли в Европу. Неужели вы забыли большой город в Африке, красивую молодую даму, к которой я отвез вас после смерти отца, широкий, могучий Нил с его пальмами и пустыней вдали? Вам ведь было около восьми лет; в эти годы ребенок обычно запоминает полученные впечатления.

Молодая девушка слушала внимательно, но это было внимание, с которым слушают незнакомую чудесную сказку; слова Зоннека, очевидно, не затрагивали ни одной струны в ее душе.

— Я, вероятно, помнила это, когда приехала сюда, — ответила она, как будто оправдываясь, — по крайней мере, так говорит доктор Бертрам. Но потом я была долго и серьезно больна, и когда выздоровела, то все забыла, все.

В ее голосе не слышно было ни горечи, ни жалобы; он был равнодушен. Зоннек подавил вздох.

— Так не будем говорить об этом, — сказал он. — Ваш дедушка не терпит воспоминаний, и мы имеем полное основание щадить его. Вы давно знаете, Эльза, что он серьезно болен, и если болезнь и не грозит сиюминутной опасностью, то он сам лучше всех знает, что ему уже недолго жить. Он только что говорил со мной об этом и выразил желание передать вас после своей смерти на мое попечение. Вы согласны?

Точно луч света озарил лицо девушки, и она ответила без всяких колебаний:

— О, конечно! Вы всегда были так добры ко мне.

Лотарь взял ее руку, крепко сжал ее и слегка дрожащим голосом продолжал:

— А если бы я захотел удержать за собой это право на всю жизнь? Если бы я теперь сказал вам то, что не мог сказать тогда, когда взял на руки маленькую сиротку с груди умершего отца: «Приди в мои объятия! Я буду охранять тебя и лелеять до последнего вздоха. Ты будешь моим счастьем, солнечным лучом в моем доме; все, что у меня есть, будет твоим»? Что ответили бы вы на это, Эльза?

Девушка слушала, затаив дыхание, но ответила вполне спокойно и серьезно:

— Конечно, я была бы очень благодарна вам и всеми силами постаралась бы заслужить вашу доброту. Я многому училась и уже несколько лет веду хозяйство дедушки; может быть, я буду полезна и в вашем доме.

Лотарь быстро выпустил ее руку и встал.

— Полезна? Неужели вы думаете, что я хочу сделать из вас экономку? Дитя, вы не поняли меня.

Большие глаза девушки вопросительно и удивленно остановились на лице Зоннека. Она, действительно, не поняла и теперь не понимала его недовольного протеста, как раньше — его нежности. Зоннек видел, что должен высказаться яснее.

— Вы ошибаетесь, Эльза, — сказал он, подходя и кладя руку на спинку ее стула. — Вы видите во мне только старого друга, предлагающего вам приют в своем доме. Я хочу от вас совсем другого. Правда, вы, вероятно, не считаете возможным, чтобы человек, далеко уже немолодой, смел думать о счастье и любви и домогаться прелестной юной девушки, едва вступающей в жизнь. Это глупо, я знаю. Целую зиму я боролся с собой, раздумывая, возвращаться ли мне в Кронсберг и встречаться ли опять с вами; но любовь оказалась сильнее рассудка. Пусть будет, что будет, я хочу выйти из неизвестности.

Эльза поняла, наконец, о чем шла речь, и невольно испуганно отодвинулась. Лотарь заметил это; его рука медленно соскользнула со спинки стула, и он отошел говоря:

— Не продолжать? Скажите только слово, и я уйду…

— Нет, нет! Я только… я не хотела обидеть вас, право, не хотела!

Она, как дитя, просила прощения, Зоннек печально улыбнулся.

— Обидеть? Тем, что вы испугались, когда седой старик заговорил с вами о любви? Мне следовало раньше подумать о ней, но в те годы, когда молодежь мечтает и влюбляется, я уехал из Европы и вел жизнь, не дававшую мне возможности подумать о семейном счастье. Половину человеческой жизни я рыскал по дальним странам, на это ушли мои весна и лето, и я остался без любви и счастья. Теперь, когда в моей жизни наступила осень, они, наконец, встают предо мной, но слишком поздно. Правда, поздно, Эльза? Это ты должна мне сказать. Я все-таки задаю этот вопрос тебе, моей судьбе! Хочешь ли ты быть моей женой, моей любимой, обожаемой женой? Скажи. Моя судьба в твоих руках.

Это не было бурное, страстное предложение, но каждое слово дышало безграничной нежностью и любовью. Эльза слушала с удивлением и недоверием; ей казалось невозможным, чтобы этот человек, который так высоко стоял в ее глазах и на которого она смотрела не иначе как с робким почтением, любил ее и желал сделать своей женой. Когда он замолчал, она все еще сидела, сложив руки на коленях, и не шевелилась.

— Тебе нечего сказать мне? — наконец спросил он с волнением. — Говори! Если ты скажешь «нет», я перенесу, только не оставляй меня в неизвестности.

Эльза подняла глаза и секунду смотрела на Зоннека, потом протянула руку и молча положила ее в его руку.

— Это значит «да»? — спросил он с пробуждающейся надеждой.

— Да, — сказала девушка спокойно и просто.

Лицо Лотаря просветлело; в нем сверкнул луч бесконечного счастья. Он привлек к себе свою молоденькую невесту и осыпал ее ласками, которые казались сном девушке, выросшей одиноко, без любви. Она в первый раз заметила, что эти глубокие серые глаза, казавшиеся ей такими мрачными, в сущности, очень красивы. Правда, они в первый раз так ярко блестели.