Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

• Название: Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
• Автор: Лидия Бердяева
• Жанр: Биографии и Мемуары

"Профессия: жена философа" - дневники Лидии Бердяевой, жены знаменитого христианского философа Николая Бердяева. Здесь же размещены стихи Лидии Бердяевой и её письма к Е. К. Герцык.

---

16//17

выходят из нее с победной пальмой в руках... Он победил, и мне так радостно общение с ним таким. Раньше я боялась за него.

Вот это хотела вам сказать о нем. А теперь о нас, т. е. обо мне и вас. В последнее время у меня такое чувство, будто между нами протянулась тоненькая золотая ниточка. У меня это не раз бывало с людьми. Будто чья-то рука нас связывала и вела. Куда? Иногда узнавали, иногда нет, но главное в том, что душа где-то знает, что узнает. И знает еще, что золотую ниточку эту нужно беречь [...] Все шлем вам нежный привет.

Л. Бердяева»[35].

«Редкостный профиль и по красоте редкостные глаза», «прекрасные прозрачно-зеленоватые глаза сфинкса». Такой увидел и запомнил ее писатель Борис Зайцев. Она, по словам Зайцева, в двадцатые годы стала полной противоположностью мужу: «он православный, может быть, с некоторыми своими "уклонами", она — ортодоксальная католичка. Облик особенный, среди интеллигенток наших редкий, ни на кого не похожий». Зайцева, жившего в одном доме с Бердяевыми в Москве, Лидия Юдифовна поразила, сказав однажды его жене: «Я за догмат непорочного зачатия на смерть пойду!»[36]

Лето 1922 года семья Бердяевых вместе с друзьями — писателем Михаилом Осоргиным и его женой Рахилью, жили в одном доме в Барвихе под Москвой. Осоргин в 10-летний юбилей своего обитания за пределами России писал о событиях августа 1922 года: «[...] почтенному профессору, с которым мы тогда делили деревенский уют и который сейчас живет в Кламаре, пришло в голову побывать в Москве на своей городской квартире. Ждали его обратно вечером, но он не вернулся. Вместо него приехал знакомый и рассказал, что в Москве идут аресты писателей и профессоров, и в числе других взят и милый Николай Александрович.

При нашей привычке к тогдашним нелепостям, арест Н. А. Бердяева, величайшая политическая чепуха, нас не удивил [...] Местные крестьяне говорили: "Того, патлатого, в городе забрали, а этот [то есть Осоргин. — Е. Б.], видишь, убег"

В их представлении мы, вероятно, были ловкими бандитами. По признаку патлатости, несмотря на всегдашнее изяще-

17//18

ство летнего костюма (мне, как рыболову, не свойственное), Н. Бердяев мог легко сойти за атамана)»[37].

В сентябре 1922 года Л. Ю. Бердяева вместе с мужем покинула пределы России. Оставаться в России она не могла не только в связи с высылкой за границу мужа, но и из-за начинавшихся преследований католиков. В августе, так же как и Бердяев, был арестован отец Владимир Абрикосов. Его приговорили к расстрелу, который был заменен высылкой за пределы страны, и, так же как Бердяевы, он уезжал из России 29 сентября. Оставшаяся вместе с сестрами-доминиканками мать Екатерина вскоре также была арестована и начала свой крестный путь по тюрьмам и ссылкам, завершившийся в 1935 году в Бутырской тюрьме[38]. Принимая во внимание все эти обстоятельства, можно только порадоваться за благополучно сложившуюся судьбу Л. Ю. Бердяевой, преисполненной тихого фанатизма и готовой пойти на смерть за догмат непорочного зачатия. Расставание с Россией было нелегким, поскольку, как с грустью писал Осоргин, «люди разрушали свой быт, прощались со своими библиотеками, со всем, что долгие годы служило им для работы, без чего как-то и не мыслилось продолжение умственной деятельности, с кругом близких и единомышленников»[39]...

Два года прожив в Берлине, Бердяевы (точнее Бердяевы-Трушевы, поскольку вместе с супругами Бердяевыми жили мать Лидии Юдифовны и ее сестра) с лета 1924 года обосновались во Франции, которая стала им второй родиной. Они поселились в рабочем пригороде Парижа — Кламаре. Сначала снимали квартиру, а в 1938 году переехали в собственный дом, полученный в наследство от друга семьи — англичанки Флоранс Вест. Для одних дом Бердяевых был легендарным Монсальватом — замком хранителей чаши Грааля (для Г. П. Федотова), для других — «Ясной поляной», где живет русский барин, боящийся сквозняков, любящий заниматься философией, решивший стать пророком и достигший успехов на этом поприще (для Б. П. Вышеславцева)[40]. Частыми гостями в этой кламарской «Ясной поляне» были Л. Шестов, К. В. Мочульский, Г. П. и Е. Н. Федотовы, мать Мария Скобцова, Б. П. Вышеславцев, Ф. Т. Пьянов, М. А. Каллаш, Е. А. Извольская, французские философы Жак Маритен и Габриэль Марсель, французский литературовед Пьер Паскаль, швейцарский теолог Фриц Либ, польский философ, духовник Л. Ю. Бердяе-

18//19

вой о. Августин (Якубисик) и др. Близкими приятельницами Лидии Юдифовны были Р. Г. Осоргина, Эли Беленсон, а также Лидия Иванова — дочь Вяч. И. Иванова («моя Лидия» — называет ее в дневнике Л. Бердяева). Лидия Иванова, перешедшая в Париже в католичество, писала отцу об этой дружбе: «Она мне в каком-то смысле звучит голосом Мамы»[41].

Л. Бердяева обращалась к мужу — «Ни», он называл ее «Дусык». Лидия Юдифовна занимала особое положение в семье, и создание такого, по-русски уютного, дома скорее всего заслуга ее сестры — Евгении. Л. Ю. Бердяева признавалась мужу: «Мне всегда был чужд и даже ненавистен всякий быт, а особенно семейственный. Я всегда чувствовала себя как бы вне его, над ним. И атмосфера семьи, связывающая, контролирующая, опекающая, хотя бы и любовно — мне неприятна. Я какой-то духовный пролетарий. Нет у меня потребности в родине, в семье, в быте... Я очень люблю и ценю души человеческие, отдельные, самые противоположные. Но все коллективное — не мое. Ты скажешь, а Церковь? В Церкви все преображается в Христе. Но вне Христа всякий коллектив есть рабство в большей или меньшей степени»[42]. Это, однако, не мешало ей любить своих близких и заботиться о них. По отзыву Е. Ю. Рапп, в Лидии Юдифовне «всегда поражало [...] желание, чтобы каждый из нас (нас было трое) осуществлял свое призвание. Всегда во всем она предоставляла нам полную свободу. И когда в жизни мы делали ошибки, она стремилась помочь нам нести их последствия».

В доме Бердяевых проходили известные собрания католиков, протестантов и православных, по воскресеньям, начиная с 1928 года — традиционные чаепития, «журфиксы», как некогда в Москве и Берлине. Е. А. Извольской, принимавшей участие в таких встречах, они напоминали «домашние собрания» где-нибудь в самом сердце России: «Мы сидели вокруг широкого стола в столовой, из которой открывался вид на липовую аллею, которая в пору цветения наполняла сад своим сладким ароматом. <...> На стол подавались разнообразные, домашнего приготовления пирожные и пироги, поскольку жена Бердяева и его свояченица обе были искусные домашние хозяйки, делившие свой досуг между философскими размышлениями и тайнами кулинарии. Чайные чашки были особенно большой величины, и все мы наполняли их по несколько раз, ведя при этом оживленный разговор»[43].

19//20

Живя во Франции, Л. Ю. Бердяева стала деятельной участницей русского католического движения, занималась благотворительной деятельностью, опекая тяжелобольных людей; помогала в работе мужу, правила корректуры его статей и книг, а также статей для журнала «Путь», когда начались сложности с его финансированием; бывала на заседаниях Религиозно-философской академии; одно время устраивала в своем доме собрания кружка по изучению текстов Священного Писания. Продолжала писать стихи.

Сороковые годы были чрезвычайно тяжелыми для Бердяевых: война, немецкая оккупация Франции, нехватка топлива и продовольствия, преклонный возраст, болезни, серьезная операция, перенесенная Николаем Александровичем в 1942 году, гибель одних друзей, разлука с другими. В 1945 году серьезно заболела и сама Лидия Юдифовна. К этому времени относится и краткая записочка, сохранившаяся среди ее стихотворений:

«Удивительное состояние я переживаю [в] это время болезни. Я страдаю от болезни и в то же время чувствую себя счастливой. Какое-то духовное раздвоение. Очень таинственное. (Приписка рукой Е. Ю. Рапп: 1945. Год смерти.)»[44].

По словам Н. А. Бердяева, перед смертью его жена приблизилась к святости[45]. «В конце сентября[46] скончалась Лидия Юдифовна, — писал Бердяев Е. А. Извольской. — Болезнь ее была мучительна, и она замечательно ее переносила. Но смерть не была тяжелой, была очень просветленной, ее духовное состояние было очень высоким. Я никогда не встречал такой силы веры, как у нее. Смерть — безумная вещь, с ней трудно примириться, но в ней есть и светлость, есть откровение любви, затемненной обыденной жизнью»[47].

Дневник Л. Ю. Бердяева начала вести 20 октября 1934 года, последняя запись была сделана в январе 1945 года. Этот документ можно рассматривать как возможность реализации творческого начала, которое во многом сдерживалось ею в течение всей жизни. Вместе с тем он стал как бы дополнением бердяевского «Самопознания», замысел которого также возник в середине 30-х годов. Католичка в католической стране, хорошо знавшая и высоко ценившая французскую культуру, она, тем не менее, не принимала французского мышления и того рационализма, который свойствен этой стране. Вся семья Бердяевых, вынужденно покинувшая родину, испытывала не-