Эрвин Штритматтер - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Эрвин Штритматтер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Творчество одного из крупнейших писателей ГДР Эрвина Штритматтера хорошо известно советскому читателю. В однотомник входит психологический роман «Оле Бинкоп» — классическое произведение о социалистических преобразованиях в послевоенной немецкой деревне, весь сборник лирических новелл «Вторник в сентябре», книга автобиографических повестей «Мой друг Тина Бабе» и избранные миниатюры из сборника «Себе на утеху». Некоторые произведения публикуются на русском языке впервые.

---

— Вы хотели поговорить со мной?

— По-моему, наоборот. Вы хотели меня видеть.

Смущение. Мертке рассматривает картинки в «Жизни животных» Брема и прислушивается.

На столе кофе и печенье. Разговор не клеится. Мать курит и нервничает. Думает о том, что она уже опоздала на конгресс. Из крана в кухне все время каплет вода. Эта капель ее раздражает. Учитель снимает пиджак.

— Дайте-ка мне плоскогубцы.

Мертке приносит плоскогубцы. Учитель исправил кран. Мертке гордится собой.

Он уходит. Мать бранится:

— Ты соврала. А кто врет, тот и воровать может.

Старческое кудахтанье, досужая болтовня. Мертке гневно хмурит лоб:

— А кто пьет пиво, тот ворует какао.

18

Девочки подрастают. Портфель они носят теперь не за ручку, а прижимают к чуть наметившемуся бедру. Молодые люди провожают их глазами. Роми колдует над своей прической. Сын архитектора посмотрел в их сторону.

— Интересно, на кого — на тебя или на меня?

Мертке не знает.

— Ты не из тех, на кого заглядываются мальчики.

Мертке обижена. Она дуется несколько дней подряд. И Роми прибегает с извинениями.

— Я иногда бываю очень злющая. Это у меня от отца.

А сама думает при этом про задачу по алгебре: хорошо бы, Мертке помогла ее решить. Примирение, крупные слезы, как у кинозвезды.

Сегодня воскресенье. У Курратов — праздник примирения и запах свежего кофе. Сбитые сливки с черного рынка, разные лакомства, разговоры о заграничных модах.

— Папа, когда ты купишь мне заграничные туфли?

Господин Куррат, лейтенант запаса, проводит рукой по безупречной лейтенантской прическе.

— Разве я не приносил тебе бананов?

— Ох, вечно эти бананы, меня уже тошнит от них.

Вдруг является сын архитектора. Откуда он взялся, уму непостижимо. Почему его встречают как родного? Неужели у Роми есть тайны от подруги?

Господин Куррат угощает молодого человека американскими сигаретами. Они садятся в сторонке у курительного столика. Как принято.

Молодой человек выпускает дым через нос.

А дамы говорят о фасонах вязаных кофточек. Выходит, Мертке тоже дама? Вы только подумайте! Здесь она дама. Что бы ни творилось за стенами этого дома.

У Мертке, на ее счастье, есть два уха: одно — глупое, другое — умное. И умное ухо слышит гораздо больше, чем ему положено. Куда же это годится, разве так поступают истинные друзья? Господин Куррат просит молодого человека замолвить за него словечко перед папой-архитектором:

— У нас прибавление семейства — автомобиль. — Словом, нужен гараж.

Молодой человек напускает на себя важность:

— Официальный или левый?

Господин Куррат разливает вино и кивком подзывает дочь:

— Ты бы помогла мне хозяйничать.

По мнению Мертке, нет ничего глупее, чем беседовать с матерью Роми о шляпках и слушать разговоры господина Куррата о «левых» гаражах. Чувствуя себя лишней, она уходит.

Внизу, у покрытого черной пылью пожарного крана, ее перехватывает Роми.

— Мертке, прости, я оставила тебя одну.

На этот раз Роми не удается быстро достичь примирения с худенькой девочкой в стоптанных башмаках.

— Можешь целоваться с этим маменькиным сынком. Меня бы от него стошнило. Он жует резинку.

— Жевать резинку — это современно. — Тут Роми, должно быть, снова вспоминает про задачи по алгебре. Она и для Мертке раздобудет мальчика. Пусть только Мертке научится танцевать, перестанет молиться на красных и выйдет из Свободной молодежи. — Современному человеку не нужна религия.

Мертке оставляет Роми у пожарного крана.

Недозрелый юнец вторгся в школьную дружбу. Кольцо дружбы дало первую трещину.

Проходит год. Еще полгода — и Мертке кончит школу. Учится она старательно, и мать ею довольна.

Однажды под вечер заявляется Роми.

— Могу я по-прежнему считать тебя своей подругой?

— Ты же говорила, что я молюсь на красных?

— Умоляю, прости! — Роми в отчаянии. Сын архитектора ее покинул.

— А он тебе что, до зарезу нужен?

До чего наивное дитя эта Мертке. Роми протягивает ей два письма. Одно — сыну архитектора, другое — отцу, лавочнику Куррату. А Роми, хочешь не хочешь, прыгнет в заброшенную шахту, и маслянистые воды сомкнутся над ее головой.

Мертке хохочет.

Роми утирает слезы тыльной стороной ладони — совсем не так, как принято у настоящих леди.

— Милая Мертке, с тобой никогда не случится ничего подобного, ты не из тех. Ты не проболтаешься. — Одним словом: у Роми будет ребенок, но она не желает быть покинутой матерью: — Мертке, спаси меня!

Мертке больше не смеется. Ребенок в классе, колыбелька на парте. Младенца ведь нужно кормить по часам. Но какой от нее ждут помощи — непонятно.

Роми бросается ей на шею:

— Ты мой единственный друг!

Мертке растрогана.

Они не идут на занятия. Уезжают в Берлин. Мертке не без опаски соглашается на эту незаконную поездку. Роми давно уже перестала быть ее подругой, но все равно она человек. Нельзя допустить, чтобы человек с горя наложил на себя руки. В таких случаях иногда приходится совершать и незаконные поступки.

Поездка не из веселых. Сомнения, тревоги одолевают их. Они почти не разговаривают, и каждая теребит свой носовой платок. Роми знает одного врача, свободного врача из свободного мира, и этот врач может сделать существующее несуществующим. В сумочке у Роми шуршат бумажки, выкраденные из кассы в отцовской лавке.

В Берлине при выходе с перрона их поджидает лавочник Куррат. Ну и ну!

Роми — вот пройдоха — сунула прощальное письмо под будильник на тумбочке, а будильник поставила так, чтобы ее папочка мог успеть на тот же поезд. Умна, ничего не скажешь. В письме между прочим стояло: «…виноват ты, папа, это тебе во что бы то ни стало понадобился гараж…»

Господин Куррат доволен, что случайно встретил в Берлине свою дочь с подругой.

— Какое удачное совпадение! — Он тут по торговым делам. И кто же попадается ему навстречу? Две беглянки, прогульщицы. Нет, вы подумайте, как здорово!

Господин Куррат полагает, что отеческое попечение будет совсем не лишним при знакомстве молодых девушек с большим миром. Благословен случай, давший господину Куррату возможность показать себя заботливым отцом.

Они проводят в Берлине два дня. Со школой все как-нибудь уладится, так ведь? Они гуляют по Курфюрстендамм, смотрят в зоопарке верблюдов свободного мира, бродят по крытому рынку на Александерплац. Спору нет — очень недурно. Но где все-таки бананы, где южный аромат апельсинов?

Перед ними «Торговля мелкой живностью». Сотни только что вылупившихся цыплят. Роми зажимает уши.

— С ума сойдешь от этого писка.

А Мертке хочется забраться к цыплятам, кормить их и поить.

— Это икцентрично и глупо, — говорит Роми; она стала развязной, дерзкой, приободрилась и больше не думает прыгать в шахту.

Вечером они идут в варьете. К сожалению, стоящее варьете имеется только в восточном секторе.

— В этом деле русские сильней, — объясняет господин Куррат и подпускает немножко лояльности. — Что правда, то правда. Живи и жить давай другим.

После представления они сидят на Шиффбауэрдамм у «Ганимеда», пьют шампанское, едят устриц. Роми хочет потанцевать с отцом. Это шикарно — танцевать с пожилым господином и чтобы все тебя принимали за его любовницу.

— Детка, ты же видишь, что здесь не танцуют. — Господин Куррат разливает шампанское, сперва себе, потом девушкам. Роми свирепеет.

— Я вижу только, что ты никудышный кавалер.

Господин Куррат не замечает, что Роми наморщила свой носик пятачком. Он чокается с Мертке. Тостом скрепляет уговор. Было бы очень и очень желательно, чтобы никто не узнал, для чего Роми ездила в Берлин. Может ли господин Куррат положиться на скромность Мертке?

Злючка Роми не унимается.

— Учти, daddy,[77] я все равно не пошла бы с тобой танцевать. Таких галстуков на Западе не носят.

У лавочника Куррата нет времени прислушиваться к болтовне своей невоспитанной дочери. Ему надо развлечь и привлечь на свою сторону неулыбчивую Мертке. Слыхала ли Мертке о случаях воображаемой, так сказать, истерической беременности? Нет, Мертке о таких случаях не слыхала. Тут вдруг взрывается Роми:

— Ах, так я исто… истеричка! — Она визжит и рвет на себе волосы.

К ним подбегает кельнер.

— Даме нехорошо?

Роми набрасывается на него:

— Не твое дело, лакей!

Кельнер приводит метрдотеля. Дальше все мелькает как в плохом фильме. За соседними столиками шепот.

Мертке срывает с вешалки пальто и давай бог ноги. Она успевает сесть на последний поезд.

19

Лавочник Куррат и его дочь не вернулись больше в горняцкий поселок.