Сергей Сергеев-Ценский - Том 10. Преображение России

• Название: Том 10. Преображение России
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

В десятый том вошли 7, 8 и 9 части эпопеи «Преображение России» — «Утренний взрыв», «Зауряд-полк» и «Лютая зима».

Художник П. Пинкисевич.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Пока все это так обстоятельно говорил Егорий, Алексей Фомич думал, что, может быть, и в самом деле тот старый гроб пришел в негодность, что, пожалуй, лучше на него не надеяться, а сделать новый, но сказал он с явным недовольством:

— Может быть, и понадобится гроб, только вот зачем ты ко мне с этим пришел, не понимаю!

— А как же можно, — с видом простодушия принялся объяснять Егорий. — Туда если иттить, там говорить об этом не с кем: там же, вам известно, остались теперь одни женщины, а им разве втолкуешь, что гроб тот, запасенный, он может в сыром сарае и без земли сгнить, или же его жук всего проточил, — положи в него упокойника, тот наземь и провалится, — вот какое может случиться, а им, женщинам, нешто втолкуешь?

— Да ведь гроб и готовый в лавке можно купить, — вспомнил Алексей Фомич, чтобы отделаться от плотника; но врастяжку, по-своему, вытянул Егорий:

— Ба-а-рен! Во-первых, может, найдется, слова нет, подходящий, может, и нет, а во-вторых, сколько же он, но нынешних ценах, стоить будет, — возьмите в соображение; а я из готовых досок за один день его в лучшем виде исделаю и дорого вам не поставлю, а средственно.

— Ну, хорошо, хорошо! — махнул рукой Сыромолотов. — Иди туда, посмотри тот гроб и приведи его в порядок. Это ведь тоже работа будет или нет?

— Воля ваша… Только кабы с ним больше не провозиться, чем с новым, — вот я об чем… А пойтить туда если, то отчего же…

И Егорий ушел наконец, а немного спустя после его ухода, когда Сыромолотову захотелось прилечь и он направился было в дом, послышалось ему, как будто остановился около ворот извозчик, потом снова звякнула щеколда калитки, и совершенно изумленный, хотя теперь и радостно, Алексей Фомич увидел вошедшую во двор Надю.

Бывает такая возбужденность, что человек долго сохраняет ее в чертах лица и в порывистых, резких движениях. Он может при этом и переместиться куда-нибудь довольно далеко и увидеть много людей и пейзажей, для него новых, и не заметить их, потому что он сам для себя стал новый и слишком отягощен новым собою.

Такую именно возбужденность и в лице и даже в походке принесла из Севастополя в Симферополь, из квартиры Калугина в дом Сыромолотова Надя, и зоркий глаз художника уловил это с первого же взгляда, и первое, что сказал Алексей Фомич, был встревоженный вопрос:

— Что там с тобой случилось?

Мысль о том, что Надя приехала, получив телеграмму от своей матери о смерти дедушки, возникла было у него, но тут же исчезла: это могло бы иметь место только в том случае, если бы телеграмма о смерти старца Невредимова была бы послана часа за два, за три до его смерти.

— Там!.. Там очень скверно! — криком ответила Надя, и Сыромолотов понял это так: умер маленький Алеша. Подавленный смертями близких ему людей — Петра Афанасьевича и Пети, он иначе и понять ее не был в состоянии и так спросил, обняв ее:

— Алеша?

— Что Алеша? Нет, ничего Алеша… А вот Миша, — Михаил Петрович арестован, — вот что!

— Арестован? Как так? За что? Когда?..

Не возмущенным, а испуганным тоном проговорил он это, и Надя, оглянувшись на калитку, ответила:

— Пойдем в комнаты, — расскажу.

Пока шел рядом с женою Алексей Фомич, припомнилось ему, как рассказывал Калугин, что его вызывали к следователю, и это связал он с тем, что услышал от Нади, поэтому, уже взойдя на крыльцо, он заметил как бы про себя:

— Ожидать этого, впрочем, основания были.

Что это сказано было им опрометчиво, он тут же понял, так как Надя отдернулась от него и крикнула неузнаваемым голосом, с искаженным лицом:

— Как были?.. Как так были?

— Да ведь раз следователь вызывал, то, значит, он и имел в виду в будущем что же еще, как не арест? Так, помнится, и сам Михаил Петрович говорил… — попробовал объясниться Сыромолотов.

— Ты очень поспешил уехать из Севастополя, вот что должна я тебе сказать! — вдруг очень яростно вырвалось у Нади. — Если бы мы остались там еще дня на два, следователь не посмел бы его арестовать!

— А-а, — вон в чем дело! Значит, я во всем виноват: поспешил уехать! — отозвался на это Алексей Фомич скорее благодушно, чем с иронией, но Надю раздражали слова его, а не тон, и раздевалась она, делая ненужно резкие движения, явно сдерживая себя, чтобы промолчать.

— Отдохни, — ты устала, голубчик… Ты, вернее всего, и не спала там совсем… Сейчас напьемся чаю, и ты ложись, — мягко говорил Алексей Фомич, бережно беря со стула брошенное ею пальто и не зная, куда его повесить.

— Фе-ня! — крикнула Надя, отворив дверь, ведущую на кухню.

— Фени нет, — поспешно сказал Сыромолотов. — Я послал Феню тут в одно место… Она должна скоро прийти.

— Послал?.. Куда и за чем ты мог ее послать?.. — И Надя взяла из рук мужа свое пальто и спрятала его в шкаф.

— Ты хотя бы села и отдохнула, Надя… — и, обняв ее за плечи, Алексей Фомич помог ей легким нажимом рук опуститься на кушетку.

— Ты говоришь: следователь вызывал, значит, можно было ожидать ареста, — сразу начала Надя, лишь только села, — а совсем это ничего не значило! Вызывали и других офицеров, однако арестован пока только он один… А началось это с флотских казарм и как раз на другой же день, как мы уехали.

— Значит, со стороны тех самых матросов с «Марии»? Или я не так тебя понял?

— Разумеется, с них, а то с каких еще? Ведь остальные матросы теперь не в казармах, а на судах… А эти сидят под арестом, и они протестуют, конечно, — объяснила Надя, но гримаса недовольства им так искажала ее лицо, что Алексей Фомич отвернулся, вздохнув. — Они ведь все раненые, обожженные, а тут вдобавок к этому еще и арест! И какие-то пехотные солдаты их там сторожат, — караул это называется, — приставлен же он от гарнизона крепости, а не то чтобы от флота. Ну вот… А там, между ними, между матросами, унтер-офицер один оказался — Саенко, тот самый, какой на ялике был, когда Михаил Петрович отправлялся на свою «Марию»… Он же, этот самый Саенко, и спастись ему потом помогал: вместе их на какой-то там тузик из моря взяли, а потом с этого самого тузика на баржу… Ну вот… а у следователя, когда Михаил Петрович был, там оказался уже список матросов с ялика: вахтенный начальник, барон какой-то, этот список представил. А в этом списке как раз унтер-офицер Саенко: значит, следствию он был уже известен… Так вот, Саенко этот там в казарме и выступил. На топчан даже встал, чтобы его все видели, и речь начал: «Потерпите, товарищи, теперь нам недолго уж осталось терпеть! Мы-то на воле будем, а кое-кто другой попадет сюда на наше место!..» Как именно он там говорил, это неизвестно, конечно, только так передавали его речь Михаилу Петровичу. Как раз в то время, как Саенко на топчане стоял и речь говорил, караульный начальник в казарму вошел и будто бы все слышал. Он, конечно, об этом и донес начальству, и в тот же день Саенку перевели уж в тюрьму, в одиночку, а к Михаилу Петровичу явились ночью с обыском, литературу искали. Ничего не нашли, конечно, так как ничего и не было, тем не менее взяли его, так что когда я приехала, то его уж в комнате не было, а в больнице Нюра бедная, и вся в слезах!.. «Я, говорит, все собиралась тебе написать, а ты как все равно почувствовала, — приехала…»

— Гм… Так вот оно что!.. Ну, это, знаешь ли, действительно подлецы!

Алексей Фомич поднялся с места, начал ходить по комнате и на ходу уже добавил:

— Так это Нюра, значит, и решила, что если бы я в то время был в номере гостиницы Киста, то у них в квартире обыска бы не было?

— Не обыска, — ареста!.. Обыск и арест — это ведь далеко не одно и то же, — наставительно заметила Надя. — При тебе они постеснялись бы его арестовать!

— А для этого мы с тобой, значит, должны были ночевать там, у них, а не в номере? Что такое ты говоришь, — подумай!

— Отчего же ты к этому так отнесся, не понимаю! — возмутилась Надя. — Ведь Колчак теперь там хозяин не только флота, а всего Севастополя даже! А Колчак разве никогда не слыхал о художнике Сыромолотове? Ты мог бы к нему поехать и все ему объяснить, и тогда бы Михаила Петровича освободили!

— Ну уж это вы с Нюрой рассуждаете слишком по-женски! — отозвался Алексей Фомич. — Но непонятно мне совершенно, каким же образом мог стать Колчак хозяином Севастополя, как ты говоришь. Ведь он всего только вице-адмирал, и ведает флотом, а не городом.

— Всем Севастополем теперь ведает! — с особым ударением повторила Надя. — Отцы города там овацию ему сделали, когда он их убедил, что весь город спас!

— Чем спас? Как спас?

— Чем?.. Я тебе не сказала, чем… Тем, что послал какого-то своего адъютанта, — кажется Фока, — что-то в этом роде, — затопить «Марию», и он ее затопил!

— Постой, — как же именно затопил? Каким способом он смог ее затопить? — захотел представить Алексей Фомич, но Надя замахала рукой.