Сергей Сергеев-Ценский - Том 10. Преображение России

• Название: Том 10. Преображение России
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

В десятый том вошли 7, 8 и 9 части эпопеи «Преображение России» — «Утренний взрыв», «Зауряд-полк» и «Лютая зима».

Художник П. Пинкисевич.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— Страдают манией величия, — подсказал Яблочкин.

— А почему мания величия? Откуда она взялась у немцев? И почему ее нет у нас? Вот в этом-то и весь вопрос! Нет у нас почвы для патриотизма, а для народной гордости тем более! Как может победить такое государство? Как может победить государство, в котором полтораста народностей? Ассирия когда-то представляла такой потоп народностей, отчего и погибла; погибнет и Россия.

— Ни в коем случае не погибнет! — весело отозвался Аксютин.

— Пространство спасет? — полувопросительно сказал Кавтарадзе.

— Нет, вот эта самая разноплеменность! Россию есть за что уважать, гораздо больше, чем немцы уважают Германию… Уважать вот именно за «смесь племен, наречий, состояний»… У России после этой войны прекраснейшее может быть будущее. Превосходнейшее. Завиднейшее для всех!

Это было сказано с таким увлечением, что Анна Ивановна тут же предложила всем выпить за прекрасное будущее России, но после этого Ливенцев сказал, улыбаясь:

— Говорят, что история повторяется. Кое-какие основания так говорить имеются. Десять лет назад из этого же самого Херсона я уезжал, и тоже в Одессу, в запасной батальон, чтобы оттуда с маршевою ротою двинуться на Дальний Восток. Я не попал на Дальний Восток, но речь не о том. Десять лет назад мне устроили проводы мои однополчане, я был тогда в Очаковском полку. Проводы — в одном здешнем ресторане, в отдельной комнате. Пили и говорили речи. В этом смысле история повторилась: что-то такое же, как сегодня, говорилось и тогда. Но пили тогда водку, а не вино, поэтому у всех и выходило гораздо слезливее, и часто били себя кулаками в грудь и обнимались. Нужно было сказать что-нибудь и мне. Насколько помню, я сказал вот что: «Поведу я свою маршевую роту, вольюсь я с нею в какой-нибудь боевой полк, и меня благополучно ухлопают япоши. Но я осмеливаюсь думать, что это будет не бесполезно для дорогого отечества. Была страшная севастопольская война и принесла России эпоху великих реформ. Что может быть страшнее этой войны? Но я уверен, что она принесет не реформы уже, то есть заплаты на государственном нашем обломовском халате, а настоящие и подлинные сво-бо-ды!» Конечно, отчасти под влиянием выпитого, но главное — от уверенности, что меня непременно убьют в Маньчжурии, — говорил я тогда с большим чувством, и никто из нас не заметил, как столпились в дверях официанты и слушали, и вдруг увидел я, как там один старичок такой бритый, — он ближе всех к дверям стоял, — утирает мокрые глаза своей салфеткой. Меня как электрическим током ударило. И начал я говорить о свободном человеке на свободной и прекрасной земле. И когда батальонный мой, очень меня не жаловавший, который собственно и сплавил меня в запасной батальон в видах собственного спокойствия, — когда и подполковник этот, с седыми усами, начал кивать головою и усиленно сморкаться от избытка сочувствия, только тогда я умолк. И меня качали. И официанты здешние, херсонские, аплодировали мне бешено… Но вот кончилась война, и были вырваны у правительства кое-какие свободы. И был введен парламент, о котором один министр метко сказал: «У нас, слава богу, нет парламента…» А сейчас — мировая война!.. Война, которая ведется якобы во имя будущего счастья человечества! В интересах прогресса колошматят люди друг друга миллионами и миллионами уводят в рабство!

— Непременно, — подхватил кавказец. — В целях прогресса, да! Ничто в природе не пропадает! Ффа! Я пришел к какой мысли? Пароход изобретен когда, а? Во время наполеоновских войн? И паровоз в те же времена или несколько позже. Вот зачем Наполеон воевал, господа: чтобы появилась паровая тяга… Автомобиль появился когда? После русско-турецкой войны? Значит, вот из-за чего воевали русские с турками: из-за автомобиля… Аэропланы когда начали строиться на заводах? После японской войны? Значит, выходит, ухлопали миллион людей белых и желтых за что? За аэропланы! Факт. Анна Ивановна! Мне такие гениальные мысли приходят не каждый день! Какой такой будет новый двигатель после этой войны, — не знаю, конечно, только он будет очень за-ме-ча-тельный! Поэтому я хочу выпить еще вина за новый, еще неизвестный нам двигатель!

— А может быть, это будет совсем не двигатель, а бактериологи откроют, наконец, бактерию войны, — сказал Яблочкин.

— А вы не сомневаетесь в том, что подобная бактерия существует? — улыбнулся ему Ливенцев.

— Должна существовать. Иначе человек не был бы настолько драчлив. Что война заразительна, как зевота, в этом, я думаю, все убедились. Вот уже и Италия в нее втянулась; теперь очередь за Румынией. А там, может быть, и Швеция не утерпит. Нет, бактерия войны существует, только ее пока не нашли. А когда отыщут, вот это будет торжество прогресса! Тогда всем министрам в первую голову скажут: портфель получили? Пожалуйте на противовоенную прививочку! И чтобы без свидетельства о прививке никого в министры не сажать.

— Бактерии эти гнездятся, конечно, в мозгу? — осведомился Дороднов.

— Несомненно. Там же, где и микробы бешенства. Бешеные тоже бывают воинственны и на всех кидаются. Эх, бактериология после этой войны расцветет пышным цветом.

— Бактерия войны давно уже найдена, — сказал, вздернув брови, Аксютин. — И прививки, говоря вашим языком, уже делаются.

— Инте-ресно! Кем?.. И где?

— Читали, что Либкнехт внес в рейхстаг запрос: намерено ли германское правительство немедленно приступить к переговорам о мире, отказавшись заранее от всяких аннексий? То есть и от Бельгии и от Сербии!

— Я читал, что Либкнехт при этом разошелся со своей фракцией, — заметил Ливенцев. — Что фракция его решила поддержать авантюру Вильгельма.

— Ну, это еще требует подтверждения, — нахмурился Аксютин.

— И что же ответило правительство на этот запрос? — спросил его Дороднов.

— Что может ответить правительство, опираясь на свои победы? Но ответить ему придется рано или поздно. И оно ответит. И оно очень серьезно ответит!

— А пока что бактерия войны питается мозгами немецких социал-демократов? — весело спросил лесник. — Это-то и удивительно!.. Но если после такой войны не перестроится совершенно жизнь, — поставьте тогда крест над человечеством.

— Хотя бы над нами кресты поставили, когда нас убьют, — хозяйственно сказала Анна Ивановна. — Все-таки привычка уж у нас, у русских, такая, чтоб на могилке нашей крестик торчал.

— Вам-то что же будет делаться в Одессе? И кто вас там убивать станет? — кивнул ей, улыбаясь, Кавтарадзе.

— Вот тебе раз! Чтоб я сидела в Одессе! Нет, мы уж решили ехать вместе! Но вот наш транспорт может потопить немецкая лодка, — и как же тогда кресты над нашими могилками? Этот случай нами не предусмотрен, Ваня!

Хрящев глянул на нее не совсем смело и пробубнил:

— Конечно, тебе лучше остаться. Я тебе все время говорю это.

— Нет, в самом деле вы хотите с нами? В качестве кого? И кто разрешит вам ехать? — отовсюду спрашивали Анну Ивановну.

Она улыбалась не без лукавства, но отвечала вполне спокойно:

— Высшему начальству не докладывать! Но что еду, — это решено. В каком виде? В обыкновенной шинели и шапке… в качестве, конечно, денщика ротного командира. Возьму с собою две колоды карт, будем играть от скуки в этих блиндажах и землянках.

— Кончено. Еще одна держава заразилась микробом войны, — с виду весьма горестно покачал головою Дороднов.

— Училась же я зачем-нибудь стрелять из пулемета? Мечтаю применить свои знания в этой области науки…

— Надеюсь, что ты сама убежишь после первого обстрела полка, — сказал Иван Иваныч.

— Ни в коем случае не надейся на это, — сказала Анна Ивановна и добавила совсем уже деловым тоном: — Ведь не все полковое имущество мы будем забирать с собою? Наверное, чучела для колки штыками и мишени оставим здесь на развод? Вообще вопрос — сколько и каких вещей мы можем взять с собою, — самый важный вопрос, а из вас, конечно, никто об этом и не подумает. Признавайтесь, у всех у вас есть походные кровати? А то завтра же пошлите купить! Не то придется вам спать на голой земле, и если вы не схватите пули, то насморк получите непременно. А благодаря насморку Наполеон проиграл битву при Ватерлоо!

— Ну, уж если вы едете, Анна Ивановна, то у нас будет самый геройский полк в дивизии, — решил Кавтарадзе.

— И будем мы вас звать Жанной в память многострадальной Жанны д'Арк, — добавил Яблочкин.

— Не противьтесь злу, Иван Иваныч, — сказал Ливенцев. — А то мы будем себя чувствовать в Болгарии очень уж сирыми. Вы читали, что в Рущуке — семитысячный гарнизон немцев, что на улицах полицейские — австрийцы; вот что такое современная Болгария. А Сербии уж нет, а Черногория доживает последние денечки, а дарданелльская экспедиция дышит на ладан, и турки уж сами готовят экспедицию на Суэц… Кроме того, переезд наш морем на транспортах затянется, говорят, месяца на два: всю седьмую армию, то есть тысяч под двести человек, переправить на наших малочисленных транспортах — это тоже задача не из Малинина и Буренина. Допустим даже, что переправили, — какие сюрпризы могут нас ожидать за эти два месяца, — когда Макензену было достаточно трех недель, чтобы вывести Сербию из строя!.. Говорят, что у нас теперь имеются снаряды. Слава тебе, господи! А у немцев их сколько? И странное дело! Ведь когда-то не кто-нибудь, не какой-нибудь штафирка-пацифист, а сам Бисмарк — «железный канцлер» — говорил и повторял не раз: «Все Балканы с Константинополем вместе не стоят костей и одного померанского гренадера!» А у нас из-за Балкан с Константинополем хотят уложить без малого двести тысяч! Неумно, как хотите, — нерасчетливо! Нужно, чтоб были какие-нибудь шансы на выигрыш, если уж на то пошло, чтобы непременно передвинуть нашу армию на фронт, а так бросать ее, как хотят бросить, буквально на ветер, в трубу выпустить, что же это за жест отчаяния? И какое же терпеливое животное оказался в эту войну человек?.. Я читал как-то материалы о Разине. Его пытали по всем правилам этого жуткого ремесла, но он не сказал ни слова о своих так называемых «воровских» делах. А раз не признался, то по законам того времени судьи не могли приговорить его к смертной казни. Вот в какое затруднение судей поставил. Пришлось самому «тишайшему» царю приговор ему подписать. Легендарно терпелив оказался Разин. Однако современные войска побили этот рекорд терпения. Прогресс, что и говорить… Есть много определений человека. Я бы определил его так: человек — животное воинственное. Известно, что организованно воюет он с каменного века, но, несомненно, он воевал и раньше.