Эрих Манштейн - Утерянные победы

• Название: Утерянные победы
• Автор: Эрих Манштейн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-222-00609-3

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн, признанный друзьями и врагами союзниками и противниками лучшим стратегом Третьего Рейха, в своих мемуарах создал живую ткань повествования о военном действии и военной мысли. Глобальный анализ, тонкое видение «моментов истины» в сражениях, последовательное описание оптимальных планов и неоптимальных действий – все это делает книгу Эриха фон Манштейна учебником стратегии. Личная причастность к событиям, заинтересованность, патриотизм и осознание неизбежности поражения придают ей историческую и психологическую достоверность.

---

Жаль, что Гитлер не видел этого монумента!

Наша оперативная группа штаба по моему совету получила ценное пополнение: помощником начальника оперативного отдела был назначен старый штабист, подполковник фон Тресков, в июле 1944 г. бывший одним из руководителей заговора против Гитлера и затем по своей воле лишивший себя жизни. Тресков еще в мирное время работал вместе со мной в 1 Управлении Генерального Штаба. Это был высокоодаренный офицер и пламенный патриот. Ум, образованность и умение держать себя в обществе придавали ему особое обаяние. Прекрасную пару этому элегантному, аристократического вида человеку составляла его настолько же умная, как и красивая, жена, дочь бывшего военного министра и начальника Генерального Штаба фон Фалькенгейна. В то время в берлинских офицерских кругах не было, пожалуй, более красивой супружеской четы, чем чета Тресковых.

С Тресковым у меня со времени совместной работы в оперативном управлении установились отношения взаимного доверия и, я бы даже сказал, дружбы. И теперь, в Кобленце, он стал одним из самых ценных моих помощников в борьбе за осуществление отстаивавшегося штабом группы армий плана наступления на Западе. Когда я позже был назначен командиром танкового корпуса, а затем командующим армией, я оба раза просил к себе Трескова начальником штаба. Мои просьбы отклонялись с оригинальным обоснованием: мне якобы «не нужен такой умный начальник штаба». Когда затем весной 1943 г. мне предложили Трескова на должность начальника штаба группы армий, я не мог предпочесть его моему испытанному во многих совместных боях начальнику оперативного отдела генералу Буссе, к тому же бывшему в одних со мной годах, и попросил этого генерала на должность начальника штаба. Я упомянул об этом только ввиду того, что один господин, близко знакомый с Тресковым, распространял версию, что я тогда отклонил кандидатуру Трескова якобы потому, что он не был надежным национал-социалистом. Каждый, кто меня знает, поймет, что я выбирал себе коллег, конечно, не по этому признаку.

Наряду с исключительными способностями по службе Тресков был остроумным собеседником, и его всегда охотно принимали в узком кругу у командующего, когда мы коротали долгие вечера. Правда, когда он однажды захотел доставить командующему и нам всем особое удовольствие и распорядился поставить на стол во время завтрака большую миску съедобных ракушек, Рундштедт в ответ на его экстравагантность только покачал головой.

Если тем месяцам в Кобленце суждено было стать «зимой нашего недовольства», то это объясняется странным и неясным положением, в котором мы очутились в результате «войны теней» зимой 1939/40 г., «drole de guerre"[29], как называли это положение французы. Было бы легче, если бы мы знали задачу операции, которую нам предстояло осуществить весной, с тем, чтобы планомерно подготавливать к ней находящиеся в нашем подчинении войска. Но, как известно, Гитлер собирался вести наступление поздней осенью 1939 г., а когда выяснилось, что это невозможно, – в течение зимы. Каждый раз, когда его «предсказатели погоды», метеорологи ВВС, обещали хорошую погоду, он отдавал приказ о выдвижении в районы сосредоточения для наступления. И каждый раз этим предсказателям приходилось спускаться со своей лестницы, так как либо проливные дожди делали местность непроходимой, либо сильный мороз и снегопад ставили под вопрос возможность успешных действий танков и авиации. И так постоянно то подавался сигнал к наступлению, то трубили отбой, – положение довольно безрадостное как для войск, так и для командиров. При этом довольно ярко проявилось недоверие Гитлера к донесениям войск, которые не соответствовали его желаниям. Когда штаб группы армий послал очередное донесение о том, что длительные дожди в настоящее время делают начало наступления невозможным, Гитлер послал к нам своего адъютанта Шмундта с заданием на месте убедиться в состоянии местности. Тут Тресков оказался как раз на месте. Он безжалостно таскал целый день своего бывшего товарища по полку, Шмундта, по почти непроходимым дорогам, по размякшим распаханным полям, мокрым лугам и скользким склонам гор, пока тот, совершенно обессилевший, вечером снова не появился в нашем штабе. С тех пор Гитлер отказался от подобного неуместного контроля наших донесений о погоде.

Естественно, больше всего страдал от этих постоянно меняющихся решений и связанной с этим непродуктивной работы нашего штаба наш командующий, генерал-полковник фон Рундштедт, вообще не отличавшийся особой терпеливостью. Правда, вскоре на наш штаб стал обрушиваться поток бумаг, обычно захлестывающий в спокойной обстановке войска и штабы. Но так как очень хорошим законом в германской армии было избавлять старших командиров от всяких мелочей, этот поток бумаг почти совсем миновал генерал-полковника. Поэтому он каждое утро совершал продолжительную прогулку по набережной Рейна, во время которой я его часто сопровождал. Ведь и мне нужно было немного движения. Даже во время морозной зимы, когда воды Рейна были прочно скованы льдом, Рундштедт надевал только тонкий прорезиненный плащ. На мое замечание, что так можно простудиться и умереть, он ответил, что у него еще никогда не было зимнего пальто и что он и в старости не собирается его покупать! И так это было и на самом деле! У этого пожилого человека все еще чувствовалось спартанское воспитание кадетского корпуса. О моем собственном пребывании в кадетском училище он мне напоминал еще и кое-чем иным. Когда генерал-полковник после прогулки сидел за письменным столом и ожидал, когда к нему явлюсь я или кто-либо из офицеров штаба для доклада, он охотно читал захватывающий детективный роман. Интересно, что детективные романы читаются многими, даже выдающимися людьми, охотно прибегающими к ним как к средству рассеяться. Однако наш уважаемый командующий все же немного стеснялся, когда его заставали за чтением подобных книг. Поэтому он клал романы в открытый ящик письменного стола, который он быстро задвигал, когда кто-либо входил к нему для доклада. Также делали и мы, кадеты, когда в часы работы в нашу комнату входил воспитатель!

Моя попытка развлечь генерал-полковника в один из длинных вечеров посещением одного из фронтовых кинотеатров потерпела крушение. Геббельсовская кинохроника вызвала у него крайнее недовольство, и я был рад, что его замечания слышал только я один.

Бывали, однако, и веселые происшествия. Однажды на улице мы встретили егеря из австрийской горной дивизии. Хороший малый, он, видно, еще недавно стал солдатом, и солдатский мундир, который был ему слишком широк, а также посылки, которыми он был изрядно нагружен, придавали ему весьма живописный вид, очень отдаленно напоминавший солдата. К тому же ремень он надел не на талию, а использовал его, сдвинув значительно ниже, как опору для своего животика. Весь вид этого егеря был настолько причудливым, что я его остановил и велел поправить ремень. Дружески улыбаясь, бравый парень ответил: «Большое спасибо, г-н полковой врач!», как будто я ему по секрету указал на другой непорядок в его туалете. Мне ничего не оставалось, как от души рассмеяться.

Бумажная война также один раз доставила нам повод повеселиться. Как ни мало готовности проявляло ОКХ – я позже остановлюсь на этом – принять наши планы операции, однажды мы все же по второстепенному вопросу неожиданно добились победы. Следует вспомнить, что офицеры носили тогда к ремню портупею. Генерал Гейе в свое время ввел эту совершенно излишнюю принадлежность, чтобы «украсить» форму рейхсвера. Младшие офицеры вскоре назвали портупею по образцу широко рекламируемого бюстгальтера «Гаутана». «Гаутана» стала пользоваться особенно дурной славой, когда партия и ее организации также ввели такую портупею. Попытки добиться ее отмены были безуспешными вследствие сопротивления Управления вещевого снабжения. После того, однако, как в польской кампании были отмечены сравнительно большие потери среди офицерского состава, ОКХ отдало приказ о том, что во фронтовых условиях всем офицерам до штабов полков включительно не разрешается носить портупею в связи с тем, что она выделяет их на большом расстоянии среди солдат.

Так как в результате этого офицеры высших штабов стали, так сказать, как «тыловые крысы», отличаться от фронтовиков, штаб группы армий ходатайствовал об отмене ношения портупеи для всех офицеров. Наше ходатайство, однако, не было удостоено никакого ответа. Затем мы донесли, что мы дали приказ в районе, занимаемом группой армий, отменить ношение портупеи для всех офицеров. Но чтобы не предвосхищать решения ОКХ, доносили мы, штаб группы армий приказал чиновникам, приравниваемым по чину к офицерам, продолжать носить портупеи. Это произвело желаемый эффект. В течение трех дней «Гаутана» была окончательно отменена. Надо избрать лишь правильный путь, чтобы прийти к цели!