Эльмира Нетесова - Дикая стая

• Название: Дикая стая
• Автор: Эльмира Нетесова
• Жанр: Боевик

Ох, и поломали головы в райотделе милиции Усть-Большерецка, узнав, что в их район направляют на поселение Гошу Корнеева на целых пять лет. — Кому моча в голову стукнула, что решили подбросить нам этого сукиного сына? Все равно, что самого черта за пазуху сунут! Да разве мыслимо такого недоноска сюда направить? Он половину жиз¬ни в зонах провел. От Мурманска до нашей Камчатки! Даже в Магадане отбывал! Поверишь, с Курил сбежал, с самого Итурупа! Теперь к нам подкинут этого козла! С ним сам черт не сладит,— нервничал начальник милиции Станислав Рогачев, делясь своими соображениями с заместителем Петром Бойко. — А ты откуда знаешь этого Гошу? Кто он вообще? — прищурился Петр хитровато.

---

— Не склеился еще на сахаре?

— Покуда живой. Да и как теперь тужить, если стал единственным хозяином в доме. Соседей нет! Давай ко мне востри лыжи! Никто не помешает. Покайфуем! Я пузырь приволок, к чаю варенье имеется, гора харчей. Слышь, Любаня, не тяни резину. Расслабимся, отдохнем.

— Ну, лады! Уговорил! — согласилась баба.

Через час Люба постучала в двери. От нее пахло

свежим хлебом.

— На вот, держи! Из последней выпечки, — отдала Гошке сумку с хлебом и, оглядевшись, умолкла робко.

Она думала, что поселенец живет как все одинокие мужики в грязи и холоде, пользуя вместо подушки пустую тару. Здесь все было в идеальном порядке,

даже придраться не к чему. Сам Гошка побрит, умыт, причесан, в чистой рубашке, в домашних штанах. Носки не рваные, мужик ходит в тапках, помог и ей снять пальто и сапоги.

— Проходи, — пригласил в комнату.

Тут и вовсе рай! Кроме койки, диван имеется, на нем подушки, покрывало. Рядом, возле стены, — трельяж. Между койкой и диваном — круглый стол. Над диваном — полка с книгами, над койкой — медвежья шкура, подарок охотника Николая Притыкина. На полу,! перед койкой — оленья шкура, белая-белая, как снег.

— Да ты хорошо устроился. Порядок как у доброй хозяйки! — похвалила Любка.

— Себя уважаю, — хлопотал на кухне поселенец, готовил закуски на стол. Рыба и грибы, икра и крабы, картошка и селедка, жареная кета, — все поставил на стол мигом. Достал фужеры и рюмки. Даже лимон; не забыл порезать. >

— Да ты — классный хозяин! — восторгалась женщина.

— И не только, — довольно улыбался поселенец, поглаживая плечи и руки бабы. Он торопил ее за стол.

Люба держалась просто. Села рядом с Гошей, прижалась к нему тихо, по-бабьи.

— Тяжко тебе у нас, зайка? — спросила тихо.

— По всякому бывает. В иной день так лучше было б не просыпаться. С утра на мне все отрываются, каждая карга наезжает. А уж эти поселковые, будто псы с цепи срываются, кроют матом меня ни за что, грозят размазать, в проруби утопить.

— А за что?

— Всяк воду раньше требует. «Почему соседу быстрее привез?» Час подождать не могут, брешутся, так, будто последние минуты дышат. Через час привожу воду, все живы и здоровы. А до того кем только не обзывали. Даже ружьем грозили. Случалось, с кулаками бросались на меня, потом прощения просили. Иные к ментам возникали, жаловались на меня,

гуды их! Надоело все. Народ здесь гнусный, друг друга грызут, а сами — сачки и падлы!

— Ох, Гошенька! Каково же мне, бабе, своей оравой управлять? Думаешь, легко? Черта с два! Так устала с ними! Каждого в руках держи, как пса на цепи. Чуть ослабил руки, сопьются или передерутся вдрызг. Всякое было.

— У тебя ж сплошные бабы!

— Да! Только двое грузчиков — мужики, но ведь те бабы пьют круче мужиков. Сколько я им вламывала, запрещала бухать в пекарне. Но и теперь, чуть отвернулась — уже накирялись.

— Сколько ж получают?

— Чудак! Зарплату никто не пропьет, а вот выпечку — запросто. Сколько на том ловила, счету нет. Выкидывала с пекарни, но ведь другие не лучше.

— А я думал, что ты как в раю!

— Какой хрен! С утра морды бью, поверь, не без дела. Почему омужичилась? Разговаривать по-человечески разучивалась, все на крике и мате. Мне самой противно. Хочется тишины. Иногда даже реву. Вот залезть бы под мышку к мужику, который сумел бы вступиться и защитить. Выплакаться у него на груди, чтоб понял и пожалел не как гром-бабу, а обычную женщину. Ведь мне тоже бывает и обидно, и больно. Вот только вступиться некому. Всяк только для себя живет, — всхлипнула Любка и продолжила: — А я тоже устаю быть в сильных. Не бабье это: мужиков подменять, колотить и совестить.

— Чем же я смогу тебе на «пахоте» твоей сгодиться?

— Да, закинь пустое! Просто поделилась, а помочь никто не сможет. Всяк свой крест несет. От него не отмолишься! Давай лучше выпьем! — подставила рюмку.

— Тебе водку? — спросил Гоша.

— Что себе, то и мне налей. Знаешь, а на тебя моя помощница виды имеет! — улыбнулась Люба.

— Пустое! Я только тебя там вижу!

— Конечно! Самую здоровенную как не заметить! Остальные — просто головастики! Я их всю кучу од ной рукой могу поднять!

— Кончай звенеть! Не коси под мужика! Баба ты и есть баба! — обнял Любку, предложил выпить. Пекариха согласилась.

После второй рюмки Люба уже расслабилась. Она теперь не жаловалась, а пела, рассказывала всякие смешные истории. Корнеев слушал, а потом выключил свет и, уронив гостью на подушки, молча, настырно раздевал бабу.

Люба слабо сопротивлялась.

— Зайка, а ты нахальный, — смеялась тихо.

Гоша давно понял, что Любка за тем и при шла,

к нему, решил ускорить, не затягивать время.

— Любаня, солнышко мое! — раздел бабу догола и, закрыв двери на крючок, забылся с женщиной.

— Гошка, сколько времени? — спросила она уже под утро.

— Еще рано.

Но настырная кукушка, которую снял со стены у Бондарева, прокричала семь часов.

— Опоздала на целый час! Господи, теперь бабы за мною побегут домой. А не найдут, знаешь, сколько бреху будет?

— Да плюнь на свору. Давай вечером рисуйся ко мне, — предложил Гоша.

— Каждый день? Что ты? Выследят!

— Ну, и пусть. Ты ж — не зелень.

— В грязи изваляют! Иль не дошло?

— Не врубился, — признался Корнеев.

— Пойми, ты же поселенец! Это все равно, что зэк! С таким считается позором лечь в постель.

— Ах, вот оно что? Значит, тебе за падло поселенец, я — не из вашей породы? — выскочил Гошка из постели, мигом оделся.

— Я не тебя, пересудов и сплетен боюсь. Сам видишь, поселок маленький, все друг друга наперечет знают. И подноготную тоже. А уж в исподнем белье псе любят поковыряться.

— Не понял, чего боишься? Давай открыто вместе жить. Кто нам запретит?

— Ты что, опух ненароком? Я еще не посеяла «крышу»? Соображаешь, что говоришь? Меня, увидев с тобой, только и назовут дешевкой, мол, на поселенца повесилась, совсем себя потеряла!

— А ты сама как хочешь?

— Я здесь живу!

— Выходит, ночью со мной не стыдно, а вот днем совесть мешает? Где она у тебя живет?

— Ладно, Гош, не будем спорить. Давай оставим все как есть. Мы станем изредка встречаться, но о том никто не должен знать и даже догадываться.

— И у тебя на работе?

— Это прежде всего. Даже вида не подавай! Бабы мигом обольют грязью, утопят в сплетнях. Ты же не хочешь мне зла, зайка? — потянулась губами к Гошке.

— Ладно, не дергайся! Я не высвечу! — открыл двери перед уже одетой и обутой женщиной.

Вернувшись в дом, хотел позавтракать, но кусок не полез, даже чай застрял в горле. Гошу грызла обида на Любку, на весь Усть-Большерецк.

А ведь он многих жалел. Бесплатно возил воду дряхлым старикам. Без просьб переносил ее в бочки в дома, не ожидая благодарности. Зато сам получил под завязку.

Георгий пошел на работу хмурым. Не смотрел по сторонам как обычно, ни с кем не здоровался. С сегодняшнего дня решил для себя никому не привозить воду на дармовщину. «Я для них не человек? Это они для меня — волчья кодла!» — ругал он поселковый люд.

— Гоша, привези нам воду нынче, пожалуйста, — высунулась из калитки седая голова старухи.

— Если время останется! — бросил в ответ коротко.