Кристофер Мур - Агнец

• Название: Агнец
• Автор: Кристофер Мур
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-342-2

У большинства людей есть друзья детства. Иисус Христос некогда тоже был человеком, и друг детства у него имелся — по прозванью Шмяк. Что очень кстати, ибо детство и юность Сына Божьего окутаны мраком. Точнее, были окутаны — до того момента, как силы небесные решили вернуть Шмяка на землю, дабы он написал правдивую историю первых тридцати трех лет жизни своего божественного друга.

С младенчества Джошуа (более известный как Иисус) знал, что избран и что папа у него не из рядовых. Не знал юный Мессия другого — почему избран именно он и зачем избран. Решив прояснить это, Джошуа и Шмяк отправляются в края, где все вопросы получают ответы и поныне, — на восток. Во время странствий каждый занимается тем. что ему ближе: Сын Божий постигает глубины Духа, а добрый малый Шмяк — извивы плоти. Но оба приходят к одинаковому выводу — толика любви людям не помешает.

«Агнец» — роман воспитания, умная сатира, но прежде всего это сказка с неизвестным сюжетом и известным концом. Желающие найти в книге кощунство, разумеется, найдут его, остальные же насладятся фантазией и юмором Кристофера Мура, а быть может, и попытаются возлюбить ближнего своего.

---

— Блядь! — заорал Иоанн своим фирменным голосом «гром Илии», потрясая пальцем под носом у Варфа.

— Ага, Иоанн, Варфоломей только и делает, что кувыркается, — сказал я, проповедуя свое евангелие сарказма.

— Почти, — подтвердил Варф.

— Я имел в виду людей, Варф.

— Ой, извини. Ладно, проехали.

Иоанн резко развернулся к новенькому парню, но тот задрал лапки:

— Я новенький.

Получив такую отповедь, Иоанн оборотился к Джошу.

— Целибат, — быстро ответил тот. — Всегда был, всегда будет. Хотя мне это и не очень по нутру.

И наконец Иоанн повернулся ко мне:

— Блядь!

— Иоанн, я очистился — ты меня сегодня крестил уже шесть раз. — Джошуа ткнул меня локтем под ребра. — Чего? Жарко ж было. Суть не в этом. Сегодня в толпе я насчитал полсотни солдат, поэтому давайте-ка не будем пока о блядях. За тобой народ идет, в конце концов. Ты б лучше перетолковал эту свою аскезу про «нет браку, нет сексу и нет оттягу».

— А также про питание акридами с медом и проживание в яме, — прибавил новенький.

— Тут он ничем не отличается от Мельхиора и Гас-пара, — сказал Джошуа. — Они тоже аскеты.

— Мельхиор с Гаспаром не бегают и не обзывают губернатора провинции блядью перед огромными толпами. Есть разница, и она Иоанна доконает.

— Я очистился от скверны и не боюсь, — сказал Иоанн, усаживаясь к костру. Запал его немного поугас.

— Да? А от вины ты очистился? Потому что когда за тобой придут римляне, на твоих руках окажется кровь тысяч людей. На тот случай, если ты не заметил: убивают не только вожаков. Вдоль дороги в Иерусалим — тысячи крестов, на которых умерли зилоты, и далеко не все они были вождями.

— Я не боюсь. — Иоанн опустил голову. Власы его упали в миску с медом. — Ирод с Иродиадой — бляди. Ирод — чуть ли не царь еврейский, и он — блядь.

Джошуа отвел волосы троюродного брата со лба и сжал плечо этого неистового человека.

— Раз так, значит, так тому и быть. Как предсказывал ангел, ты рожден проповедовать истину.

Я встал и швырнул свою саранчу в огонь. Джоша с Иоанном обдало искрами.

— Я встречал в жизни всего двух людей, о чьем рождении вострубили ангелы, и три четверти этих двоих — полоумные.

И я зашагал к своей яме.

— Аминь, — сказал мне в спину новенький.

Той ночью, когда я уже засыпал, в соседней яме заворочался Джошуа. Точно его разбудил клоп в скатке или какая-то мысль.

— Эй, — сказал он.

— Чего? — ответил я.

— Я тут посчитал. Три четверти от двух — это…

— Полтора, — донесся голос новенького: он поселился в яме по другую сторону от Джоша. — Либо Иоанн совсем полоумный, а ты наполовину, либо вы оба с ним полоумные на три четверти каждый, либо… ну, в общем, пропорция постоянная, могу график начертить.

— Так ты это к чему?

— Да ни к чему, — ответил новенький. — Я новенький.

На следующее утро Джошуа выпрыгнул из своей ямы, стряхнул скорпионов и после долгой утренней струи пнул мне в квартиру пару комочков грязи, чтобы я тоже восстал ото сна.

— Ну все, — сказал он. — Спускайся к реке, я заставлю Иоанна сегодня меня покрестить.

— И что изменится по сравнению со вчера и каким образом?

— Увидишь. У меня предчувствие. И мы пошли к реке.

Новенький выкарабкался из ямы, как степная собачка, и осмотрелся. Он был высок, этот новенький, и утреннее солнце переливалось на его лысом черепе. Парень заметил цветы, распустившиеся там, куда Джошуа только что облегчился. Полдюжины пышных ярких чашечек торчали посреди мертвеишего на всей планете пейзажа.

— Эй, а вчера они тут были?

— Так всегда происходит, — ответил я. — Мы об этом даже не говорим.

— Ух ты, — произнес новенький. — А мне с вами можно?

— Валяй, — ответил я. Так нас стало четверо.

А у реки Иоанн проповедовал небольшой пастве. Он макнул Джоша в воду, и как только голова моего друга скрылась, небо над пустыней, еще розовое от зари, раскололось и оттуда выпорхнула птица. Похоже, она была соткана из чистого света. И все собравшиеся на берегу заухали и заахали, а с небес прогромыхал голос:

— Сей есть Сын Мой, и Я им очень доволен.

И так же молниеносно дух испарился. Но у собравшихся на берегу отпали челюсти, и долго еще люди не сводили с небес изумленных взоров.

Тогда Иоанн быстро опамятовался, вспомнил, чем занимается, и вытащил Джоша из-под воды. Джошуа проморгался, отплевался, посмотрел на отвесившую челюсти толпу и рек им:

— Чего?

— Не, Джош, голос так и сказал: «Сей есть Сын Мой, и Я им очень доволен».

Джошуа потряс головой и куснул утреннюю акриду.

— Ну что он — не мог подождать, пока я вынырну? Ты уверен, что это был отец?

— Голос похож.

Новенький взглянул на меня, и я пожал плечами. На самом деле голос был, как у Джеймса Эрла Джоунза[9], но в то время я еще этого не знал.

— Ну все, — сказал Джошуа. — Ухожу в пустыню, как Моисей, — на сорок дней и сорок ночей. — И Джош встал и зашагал в пустыню. — Отсюда и впредь буду поститься, пока не услышу чего-нибудь от отца. Это была моя последняя акрида.

— Вот мне бы так, — произнес новенький.

Едва Джошуа скрылся из виду, я кинулся к своей яме и собрал котомку. Путь до Вифании занял полдня, и еще час я расспрашивал, как пройти к дому Иаакана, видного фарисея и члена Синедриона. Дом этот был сложен из золотистого известняка — им отделано пjл-Иерусалима, — а просторный двор окружала высокая стена. Иаакан в жизни преуспел, мудила. В таком доме свободно разместился бы десяток наза-ретских семей. Я заплатил паре слепых мужиков по шекелю, чтобы они постояли у стены, пока я взберусь по их плечам наверх.

— Сколько тут, он сказал?

— Говорит, шекель.

— Не похож он на шекель.

— Парни, хватит уже свои шекели щупать. Стойте спокойно, чтоб я отсюда не сверзился.

Я глянул за стену: под навесом в тенечке с маленькой прялкой сидела Мэгги. Она за эти годы изменилась — стала чувственнее, лучистее. Не девочка, но женщина. Я был ошеломлен. Наверное, я ждал разочарования, считал, что время и моя любовь вылепили воспоминание, которому настоящая женщина никогда не сможет соответствовать. Затем я подумал: разочарование, видимо, еще впереди. Она замужем за богачом, а этого человека я раньше держал за хама и болвана. В моей памяти Мэгги навсегда осталась душевной, мужественной, остроумной. Интересно, сохранились все эти черты за столько лет с Иааканом? Я покачнулся — страх или плохое равновесие, не знаю, но я ухватился за стену, чтобы не упасть, и порезался. По всему гребню торчали острые черепки каких-то горшков.

— Ай, ч-черт.

— Шмяк? — спросила Мэгги, посмотрев мне прямо в глаза, не успел я скатиться с плеч двух слепцов.

Я едва поднялся на ноги, когда Мэгги выскочила из-за угла и налетела на меня — всем фронтом своей женской сущности, на полной скорости, губами вперед. Она целовала меня так крепко и жестко, что я глотал кровь со своих треснувших губ, и это было прекрасно. Пахла Мэгги точно так же — корицей, лимоном, девичьим потом, — и чувствовал я ее гораздо лучше, чем все это время позволяла память. Когда же наконец она ослабила объятья и чуточку отстранилась, в ее глазах стояли слезы. В моих — тоже.

— Он умер? — спросил один слепец.

— Не думаю. Вроде еще дышит.

— А пахнуть лучше стал.

— Шмяк, у тебя и лицо очистилось, — сказала Мэгги. — Так ты меня узнала? Даже с бородой и всем остальным?

— Сначала сомневалась, но все равно рискнула вот так напрыгнуть, а потом признала тебя вот по этому. — И она показала на мою рубаху, торчавшую спереди шатром. А затем схватила меня за эту предательскую тварь, вместе с рубахой и всем остальным, и потащила к калитке в стене. — Заходи. Надолго не получится, но хоть что-то наверстаем. У тебя все в порядке? — Мэгги обернулась через плечо и сдавила меня покрепче.

— Да, да, я просто пытаюсь придумать метафору.

— Он там наверху бабу себе раздобыл, — услышал я сзади голос слепца постарше.

— Ага, я слышал, как она упала. Поддержи меня чутка, я тоже пошарю.

Во дворе, с Мэгги, за чашкой вина я спросил:

— Так на самом деле ты меня не узнала, правда?

— Узнала, конечно. Я так никогда раньше не поступала. Надеюсь только, никто не заметил. За такое женщин до сих пор побивают камнями.

— Я знаю. Ох, Мэгги, мне столько всего нужно тебе рассказать…

Она взяла меня за руку:

— Это я знаю. — И посмотрела мне в глаза, и мимо них, и ее голубые глаза искали чего-то за мной.

— У него все хорошо, — наконец произнес я. — Он ушел в пустыню поститься и ждать весточки от Господа.

Мэгги улыбнулась. В уголках ее рта запеклось немного моей крови. А может, вина.

— Так он вернется домой, чтобы стать Мессией?

— Да. Но не думай про него, как все остальные.

— Остальные думают, что Мессией может оказаться Иоанн.

— Иоанн… Он…

— Сильно злит Ирода, — пришла мне на выручку Мэгги.