Кристофер Мур - Агнец

• Название: Агнец
• Автор: Кристофер Мур
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-342-2

У большинства людей есть друзья детства. Иисус Христос некогда тоже был человеком, и друг детства у него имелся — по прозванью Шмяк. Что очень кстати, ибо детство и юность Сына Божьего окутаны мраком. Точнее, были окутаны — до того момента, как силы небесные решили вернуть Шмяка на землю, дабы он написал правдивую историю первых тридцати трех лет жизни своего божественного друга.

С младенчества Джошуа (более известный как Иисус) знал, что избран и что папа у него не из рядовых. Не знал юный Мессия другого — почему избран именно он и зачем избран. Решив прояснить это, Джошуа и Шмяк отправляются в края, где все вопросы получают ответы и поныне, — на восток. Во время странствий каждый занимается тем. что ему ближе: Сын Божий постигает глубины Духа, а добрый малый Шмяк — извивы плоти. Но оба приходят к одинаковому выводу — толика любви людям не помешает.

«Агнец» — роман воспитания, умная сатира, но прежде всего это сказка с неизвестным сюжетом и известным концом. Желающие найти в книге кощунство, разумеется, найдут его, остальные же насладятся фантазией и юмором Кристофера Мура, а быть может, и попытаются возлюбить ближнего своего.

---

— Жаль, что больше нельзя уничтожать города, населенные людьми.

— Я тебя понимаю, — отозвался я, хотя такие развлечения вывел из моды мой лучший друг — и правильно, в общем-то, сделал. Но ангел должен был это услышать. Есть разница между лжесвидетельством и милосердием. Даже Джош это сознавал.

— Джошуа, ты меня пугаешь, — обратился я к бестелесному голосу, парившему передо мной посреди храма. — Ты где?

— Повсюду и нигде, — произнес голос Джоша.

— А отчего тогда твой голос — прямо у меня перед носом?

Мне все это ничуть не понравилось. Верно, годы, проведенные с Джошуа, притупили мое восприятие сверхъестественных явлений, но медитации пока не подготовили меня к тому, что друг мой стал невидимкой.

— Я полагаю, в природе голоса заложено, что он должен откуда-то исходить, — но лишь для того, чтобы его можно было испускать.

Гаспар в тот момент тоже сидел в храме и, услышав наши голоса, подошел ко мне. Казалось, он не сердится. Но с другой стороны, так всегда казалось.

— Чего? — обратился ко мне Гаспар, имея в виду: Чего ради возвысил ты голос свой и мешаешь остальным медитировать таким адским шумом, варвар?

— Джошуа достиг просветления, — сообщил я. Гаспар ничего на это не сказал, имея в виду: И что с того? В этом как раз и весь смысл, недостойное отродье обскубанного яка. Я понял, что он имеет в виду, по тону его молчания.

— И то, что он невидим.

— My, — произнес голос Джошуа. My по-китайски означает ничто за пределами ничто.

И тут Гаспар явно совершил акт неконтролируемой спонтанности — взвизгнул, как маленькая девочка, и подскочил на четыре фута в воздух. Монахи перестали тянуть яка за хвост и подняли головы.

— Что это было?

— Это было Джошуа.

— Я свободен от себя, свободен от эго, — продолжал Джошуа. Затем что-то пискнуло, и нас обдало мерзкой вонью.

Я посмотрел на Гаспара — тот покачал головой. Он посмотрел на меня — я пожал плечами.

— Это ты? — спросил Гаспар у Джоша.

— Я — в смысле я как часть всех вещей, или я — в смысле, я ли это пыхнул некошерным газом? — спросил Джош.

— Последнее, — уточнил Гаспар.

— Нет, — ответил Джош.

— Врешь, — сказал я. Сам факт вранья поразил меня так же, как невидимость моего друга.

— Сейчас я должен перестать разговаривать. Наличие голоса отъединяет меня от всего, что есть.

И после этих слов он умолк, а Гаспар заозирался как бы даже в панике.

— Не уходи, Джошуа, — сказал настоятель. — То есть останься таким, как есть, если считаешь нужным, но обязательно приходи в чайную комнату на заре. — Гаспар глянул на меня. — И ты приходи.

— Утром у меня тренировка на кольях, — ответил я.

— Ты от нее освобожден. А если Джошуа с тобой сегодня еще заговорит, попробуй убедить его разделить с нами наше существование.

И он поспешил прочь весьма непросветленным манером.

В ту ночь я уже засыпал, когда услышал в коридоре у кельи тонкий писк, и неизъяснимо мерзкий запах согнал с меня весь сон.

— Джошуа? — Я выполз в коридор. Из узких бойниц под самым потолком сочился лунный свет, но я видел лишь голубоватые пятна на каменных плитах. — Это ты?

— А как ты догадался? — произнес бестелесный голос моего друга.

— Ну, если честно, Джош, от тебя воняет.

— Когда мы в последний раз ходили в деревню за подаянием, женщина дала нам с Номером Четырнадцать тысячелетнее яйцо. Оно не очень хорошо усвоилось.

— Кто бы мог подумать. Я вообще не знал, что яйца можно есть через… э-э, скажем, лет двести.

— Их хоронят, оставляют, а потом откапывают.

— Я тебя поэтому не вижу?

— Нет, это из-за медитации. Я отстегнул от себя все. Я достиг совершенной свободы.

— Ты стал свободен, еще когда мы из Галилеи уходили.

— Тут другое. Я пришел специально тебе об этом сказать. Я не могу освободить народ наш от владычества римлян.

— Это еще почему?

— Тогда получится не истинная свобода. Любую дарованную свободу можно отнять. Моисею не обязательно было просить фараона отпустить народ наш, народу нашему не нужно было освобождаться от вавилонян, как не нужно теперь освобождаться от римлян. Я не могу подарить им свободу. Свобода — у них в сердцах, они просто должны отыскать ее.

— Хочешь сказать, что ты — никакой не Мессия?

— А как я могу им быть? Как смиренной твари отважиться и даровать то, что даровать ей — не по чину?

— Но если не ты, тогда кто, Джош? Ангелы и чудеса, исцеление и утешение? Кто еще избран, если не ты?

— Не знаю. Ничего я не знаю. Я зашел попрощаться. Я останусь с тобой как часть всего сущего, но ты не постигнешь меня, пока не станешь просветленным. Ты себе и представить не можешь, каково это, Шмяк. Ты — всё, ты любишь все, тебе ничего не нужно.

— Ладно. Так тебе башмаки, значит, не понадобятся, да?

— Собственность стоит между тобой и свободой.

— Я так понимаю, ты согласен. Но окажи мне одну любезность, хорошо?

— Конечно.

— Послушай, что завтра скажет Гаспар. — И дай мне время сочинить разумный ответ человеку невидимому и сбрендившему, подумал я. Джош, конечно, невинен, но он не дурак. Надо что-то измыслить, спасти Мессию, — чтобы он затем спас всех нас.

— Я пойду сидеть в храм. Увидимся утром.

— Если я тебя раньше не увижу.

— Пошутил, да? — произнес Джош.

На следующее утро в чайной комнате Гаспар выглядел особенно постаревшим. Его собственные апартаменты представляли собой келью не больше моей, но располагались сразу за чайной комнатой, и в ней имелась дверь, которая закрывалась. По утрам в монастыре бывало холодно, и, пока Гаспар кипятил воду для чая, из наших ртов вырывались облачка пара.

Вскоре я увидел, как с моего края стола поднимается третий белесый столбик, хотя там никто не сидел.

— Доброе утро, Джошуа, — произнес Гаспар. — Ты спал сегодня или уже свободен от этой потребности?

— Да, я больше не сплю, — подтвердил Джош.

— Тогда ты извинишь нас с Двадцать Первым. Нам еще нужно питаться.

Гаспар налил нам чаю и с полки, где хранился чайный лист, достал два рисовых колобка. Один протянул мне, и я взял.

— Только у меня с собой нет миски, — сказал я, опасаясь, что Гаспар опять рассердится. Откуда ж я знал? Монахи всегда завтракали вместе. Явное нарушение устава.

— Твои руки чисты, — сказал Гаспар. Отхлебнул чаю и какое-то время посидел очень мирно, не говоря ни слова.

Вскоре комната нагрелась от жаровни, и я больше не мог разглядеть дыхания Джоша. Кроме того, он, очевидно, превозмог гастрические недомогания, вызванные тысячелетним яйцом. Я уже занервничал: Номер Три дожидался нас с Джошем во дворе на тренировку. Но едва я приоткрыл рот, Гаспар поднял палец, призывая к молчанию.

— Джошуа, — начал он. — Ты знаешь, что такое бод-хисатва?

— Нет, учитель, не знаю.

— Бодхисатвой был Гаутама Будда. Бодхисатвами также были двадцать семь патриархов после Будды. Некоторые утверждают, что я и сам бодхисатва, но так утверждаю не я.

— Будд не существует, — ответил Джошуа.

— Воистину, — согласился Гаспар, — но когда кто-то достигает места Буддовости и осознает, что Будды не существует, поскольку вообще всё — Будда, когда он достигает просветления, однако в нирвану не переходит, пока все остальные разумные существа не окажутся там раньше его, тогда он становится бодхисатвой. Спасителем. Принимая такое решение, бодхисагва ухватывает единственную вещь, что вообще можно ухватить, — сочувствие к страданию своих собратьев. Ты меня понимаешь?

— Кажется, да, — ответил Джошуа. — Но решение стать бодхисатвой само по себе похоже на акт эго, на отрицание просветления.

— Так оно и есть, Джошуа. Это акт любви к себе.

— Так ты предлагаешь мне стать бодхисатвой?

— Если я скажу тебе: люби соседа своего, как самого себя, означает ли это, что я велю тебе стать себялюбивым?

На миг повисло молчание, и я посмотрел на то место, откуда исходил голос Джоша. Мой друг постепенно проявлялся.

— Нет.

— Почему? — спросил Гаспар.

— «Возлюби соседа своего, как самого себя…» — Тут наступила долгая пауза: я представлял, как Джошуа смотрит на небо в поисках ответа — он так делал довольно часто. Затем: — «…ибо он есть ты, а ты есть он, и всё, что стоило возлюблять, есть всё».

Джошуа сгустился прямо у нас на глазах — полностью одетый, ничуть не хуже, чем до исчезновения.

Гаспар улыбнулся, и словно растаяли лишние годы, что отяготили было его лицо. В облике его проступили мир и покой, и на мгновение мне почудилось, что он молод, как и мы.

— Это правильно, Джошуа. Ты — поистине просветленное существо.

— Я стану бодхисатвой для своего народа, — сказал Джошуа.

— Хорошо, а теперь ступай побрей яка, — сказал Гаспар.

Я выронил рисовый колобок.

— Что?

— А ты иди отыщи Третий Номер и приступай к тренировкам на кольях.