Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие

• Название: Братья Стругацкие
• Автор: Дмитрий Володихин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03475-4

Братья Аркадий Натанович (1925–1991) и Борис Натанович (род. 1933) Стругацкие занимают совершенно особое место в истории отечественной литературы. Признанные классики научной и социальной фантастики, они уверенно перешагнули границы жанра, превратившись в кумиров и властителей дум для многих поколений советской интеллигенции. Созданные ими фантастические миры, в которых по-новому, с самой неожиданной стороны проявляется природа порой самого обычного человека, и сегодня завораживают читателя, казалось бы пресытившегося остросюжетной, авантюрной беллетристикой. О жизненном пути «звездного дуэта» и о самом феномене братьев Стругацких рассказывается в новой книге серии «Жизнь замечательных людей».

---

И это было только начало.

Главные неприятности прорезались полтора года спустя.

Именно тогда до начальства дошло, что «Сказка о Тройке» не просто идейно вредная вещь, она (как уже говорилось) еще и опубликована на Западе. На этот случай в Союзе писателей СССР давно существовала хорошо отработанная и отлаженная процедура «отмежевания». Так называемый «секретарь по орг-вопросам» вызывал проштрафившегося писателя в свой кабинет и вставлял ему приличествующий общему положению дел фитиль. Если писатель соглашался в письменной форме отмежеваться от вражеской провокации, дело благополучно закрывалось и штрафник, красный от злости и стыда, возвращался в строй. Если же писатель артачился, «строил из себя декабриста», по образному выражению Бориса Натановича, тогда дело автоматически передавалось в ведение «компетентных органов».

«АН (как полномочный представитель АБС) был вызван к секретарю по организационным вопросам Московской писательской организации тов. Ильину (бывшему не то полковнику, не то даже генерал-майору КГБ) и был там спрошен:

— Что такое НТС, знаете? — спросил его тов. Ильин.

— Знаю, — сказал АН с готовностью. — Машинно-тракторная станция.

— Да не МТС, а НТС! — гаркнул тов. Ильин. — Народно-Трудовой Союз!

— Нет, не знаю, — сказал АН и почти что не соврал, ибо имел о предмете самое смутное представление.

— Так полюбуйтесь, — зловеще произнесло начальство и, выхватив из огромного сейфа белую книжечку, швырнуло ее на стол перед обвиняемым. Книжечкой оказался номер журнала „Грани“, содержащий хорошо знакомый текст.

Далее произошел разговор, после которого АН почти сразу же собрался и поехал в Ленинград, в Дом творчества „Комарово“, писать с братом-соавтором повесть, как сейчас помню, „Пикник на обочине“. Без малого тридцать лет прошло с тех пор, — вспоминает Стругацкий-младший, — но я отчетливо помню те чувства, которые охватили меня, когда услышал я рассказ АН и понял, какое мерзопакостное действо нам предстоит. Чувства были: самый унизительный страх, бессильное бешенство и отвращение, почти физиологическое. В отличие от многих и многих АБС никогда не строили планов и нисколько не хотели нелегально публиковаться за рубежом. Действия такого рода представлялись нам всегда не только опасными, но и совершенно бессмысленными. Наш читатель — здесь, и писать нам должно именно для него… так, или примерно так, формулировали мы для себя суть проблемы. Ни в какой мере, разумеется, не осуждая тех, кто, не видя иного выхода, вынужден был печататься „за бугром“, иногда даже восхищаясь их смелостью и готовностью идти на самые серьезные жертвы, мы в то же время всегда полагали этот путь для себя совершенно неприемлемым и ненужным. Наши рукописи („Улитка“, „Сказка о Тройке“, „Гадкие лебеди“) попадали на Запад самыми разными путями, некоторые из этих путей мы позднее, уже после перестройки, узнали, некоторые остаются и до сих пор тайной за семью печатями, но никогда (курсив наш. — Д. В., Г. П.) эти публикации не совершались с нашего ведома и согласия. Более того, когда нам предлагали такой вариант действий, мы всегда от него отказывались — в более или менее резкой форме… И вот теперь нам предстояло выразить свое отношение к акту, который нам был неприятен, к акту, который представлялся нам совершенно бессмысленным и бесполезным да еще и бестактным по отношению к нам. При этом, выражая наше к этому акту отношение, — отрицательное, безусловно самое отрицательное! — мы одновременно и помимо всякого нашего желания как бы поддерживали и одобряли тех, кто заставил нас это отношение выражать, мы как бы объединялись с ними в едином порыве казенного негодования, становились по сю сторону баррикады, где не было никого, кроме негодяев, жлобов и дураков, где собрались все наши враги и не было (не могло быть!) ни одного друга…»

В итоге Стругацкие сочинили следующее:

«Нам сообщили, что в № 78 журнала „Грани“ за 1970 год перепечатана наша повесть „Сказка о Тройке“, вышедшая в свет в 1968 году (альманах „Ангара“ №№ 4–5). Нам сообщили также, что журнал „Грани“, являющийся органом НТС, придерживается ярко выраженной антисоветской ориентации. По этому поводу мы имеем заявить следующее:

1. Повесть „Сказка о Тройке“ задумана нами как сатира на некоторые отрицательные явления, сопровождающие развитие науки и представляющие собой неизбежные издержки бурного научно-технического прогресса в наше время. Мы не беремся сами судить о достоинствах и недостатках нашей повести, но по мнению ряда компетентных товарищей (в большинстве — ученых) „Сказка о Тройке“ оказалась произведением своевременным и была хорошо принята в научно-технических кругах нашего общества.

2. Нам совершенно очевидно, что необоснованные и безапелляционные нападки на „Сказку о Тройке“ и другие наши произведения со стороны некоторых работников местного значения и неквалифицированных журналистов не дают редакции антисоветского журнала „Грани“ никакого права рассматривать нас как своих авторов.

3. Мы категорически протестуем против опубликования нашей повести на страницах антисоветского журнала „Грани“, как против провокации, мешающей нашей нормальной работе, и требуем, чтобы подобное впредь не повторялось. 30.03.1971 Подписи».

Казалось бы, инцидент исчерпан.

Но так лишь казалось. Такие инциденты в советское время просто так не исчерпывались.

33

Мы привели столь большие выдержки из «Комментариев к пройденному» Стругацкого-младшего специально. История со «Сказкой о Тройке» — история типичная для тех лет.

«В отрывке есть некий вредный подтекст». Звучит угрожающе.

При этом указанный подтекст в те времена никогда никому вслух не объясняли.

Как дополнительный пример, приведем историю, связанную с изданием повести одного из авторов этой книги (Г. Прашкевича) «Поворот к Раю». Поскольку по закону автор мог иметь дело только с редактором, но ни в коем случае не с работниками цензуры, то автор «Поворота к Раю» до сих пор помнит чуть ли не шепотом сказанные ему редакторшей слова: «Видите на полях красный отчерк?.. И вот, и вот… И вот еще… А вот главное: фраза о моряках, которые не смогли у вас пересечь пустыню… Они все там у вас погибли…» — «Да, так уж… Погибли…» — «Эту фразу придется снять…» — «Но почему, черт побери?» Автор действительно не понимал. Но вдруг увидел совсем вблизи безумные, поразившие его глаза редакторши: «Вы что, правда, не понимаете?»

34

В июне 1967 года Стругацкие подали заявку в «Детгиз» на роман «Обитаемый остров».

Потерпев поражение с «Улиткой на склоне» и с «Гадкими лебедями», они вовсе не собирались отсиживаться в глухой обороне. «Хорошо помню, — вспоминал Борис Натанович, — как, обескураженные и злые, мы говорили друг другу: „Ах, вы не хотите сатиры? Вам более не нужны Салтыковы-Щедрины? Современные проблемы вас более не волнуют? Оч-чень хорошо! Вы получите бездумный, безмозглый, абсолютно беззубый, развлеченческий, без единой идеи роман о приключениях мальчика-ебунчика, комсомольца XXII века!“ Смешные ребята, мы словно собирались наказать кого-то из власть имущих за отказ от предлагаемых нами серьезностей и проблем. Наказать тов. Фарфуркиса легкомысленным романом! Забавно… Забавно и немножко стыдно сейчас это вспоминать… Но тогда, летом и осенью 67-го, когда все, самые дружественные нам редакции одна за другой отказывались и от „Сказки“, и от „Гадких лебедей“, мы не видели в происходящем ничего забавного».

Они взялись за дело профессионально.

И черновик в триста страниц написали за тридцать два рабочих дня!

А чистовик еще быстрее — писали по двенадцать — шестнадцать страниц в день.

И на этот раз довели роман до издания. И в московском «Детгизе», и в ленинградском журнале «Нева». «Два фактора сыграли в этом сражении существеннейшую роль, — вспоминал Стругацкий-младший. — Во-первых, нам (и роману) чертовски повезло с редакторами — и в „Детгизе“, и в „Неве“. В „Детгизе“ вела роман Нина Матвеевна Беркова, наш старый друг и защитник, редактор опытнейший, прошедший огонь, воду и медные трубы, знающий теорию и практику советской редактуры от „А“ до „Я“, никогда не впадающий в отчаяние, умеющий отступать и всегда готовый наступать. В „Неве“ же нас курировал Самуил Аронович Лурье — тончайший стилист, прирожденный литературовед, умный и ядовитый, как бес, знаток психологии советского идеологического начальства вообще и психологии А. Ф. Попова, главного тогдашнего редактора „Невы“, в частности. Если бы не усилия этих двух наших друзей и редакторов, судьба романа могла бы быть иной — он либо не вышел бы вообще, либо оказался изуродован совсем уж до неузнаваемости…

Это был 1968 год, „год Чехословакии“, когда чешские Горбачевы отчаянно пытались доказать советским монстрам возможность и даже необходимость „социализма с человеческим лицом“, и временами казалось, что это им удается, что вот-вот сталинисты отступят и уступят, чашки весов непредсказуемо колебались, никто не знал, что будет через месяц, — то ли свободы восторжествуют, как в Праге, то ли всё окончательно вернется на круги своя — к безжалостному идеологическому оледенению и, может быть, даже к полному торжеству сторонников ГУЛАГа. Либеральная интеллигенция дружно фрондировала, все наперебой убеждали друг друга (на кухнях), что Дубчек обязательно победит, ибо подавление идеологического мятежа силой невозможно, не те времена на дворе, не Венгрия это вам 1956 года, да и жидковаты все эти брежневы-сусловы, нет у них той старой доброй сталинской закалки, пороху у них не хватит, да и армия нынче уж не та. „Та, та у нас нынче армия, — возражали самые умные из нас. — И пороху хватит, успокойтесь. И брежневы-сусловы, будьте уверены, не дрогнут и никаким дубчекам не уступят НИКОГДА, ибо речь идет о самом их, брежневых, существовании“».