Артамонов Иванович - КУДЕЯР

• Название: КУДЕЯР
• Автор: Артамонов Иванович
• Жанр: Историческая проза

Вошедший в книгу роман посвящён эпохе правления Иоанна IV Васильевича.

---

— Хороши ли пушки, Шиг-Алей? — царь Иван Васильевич спросил горделиво, с усмешкой.

— Хороши, ой как хороши! Никогда ещё не было у тебя, государь, столько пушек.

А мысли всё норовят убежать в прошлое, видать, стар стал Шиг-Алей, коли многое вспоминается и не очень занимают его эти блестящие пушки, предназначенные для разрушения крепких стен Казани. Почему-то не верится, что они помогут ему стать властелином над казанцами. Тяжкое предчувствие гнетёт: не к добру этот поход, эвон, что вокруг творится — положено быть метелям да морозу, а с неба льёт дождь, как будто бы наступил апрель.

Шиг-Алей покосился на царя: осьмнадцатый год пошёл, а как мужик-рослый, сильный, широкогрудый… Когда же привезли Шиг-Алея с Белоозера, ему пять годков всего было, сидит на месте отца своего, а ножки до пола не достают, под них скамеечка дивной работы подставлена. Помилованный встал на колени и обратился к мальчику со словами:

— Отец твой, великий князь Василий Иванович, взял меня, детинку малого, и жаловал как отец сына, посадил царём в Казани; но, по грехам моим, в Казани пришла в князьях и людях несогласица, и я опять к твоему отцу пришёл на Москву. Отец твой меня пожаловал в своей земле, дал мне города, а я, грехом своим, перед государем провинился гордостным своим умом и лукавым умыслом. Тогда Бог меня выдал, и отец твой меня за моё преступление наказал, опалу свою положил, смиряя меня; а теперь ты, государь, помня отца своего ко мне жалованье, надо мною милость показал.

Великий князь велел царю встать, позвал его к себе карашеваться и усадил с правой руки на другой лавке, а потом, подарив ему шубу, отпустил на подворье. Но Шиг-Алею хотелось полностью восстановить доверие к себе со стороны московских государей; ему казалось, что разговор с малолетним правителем мало что дал в этом отношении, поэтому бил челом, чтоб дозволено ему было представиться и великой княгине. Елена Васильевна, узнав о его челобитье, посоветовалась с боярами, прилично ли быть у неё татарскому царю: по смерти мужа прошло всего два года, и она считала своим долгом по всем вопросам спрашивать мнение бояр. Те решили, что принять Шиг-Алея правительнице прилично, потому что великий князь мал и государственная власть лежит на ней. И вот 9 января 1536 года Шиг-Алей явился на приём к правительнице. У саней его встречали влиятельный боярин Василий Васильевич Шуйский и любовник Елены Иван Фёдорович Овчина-Телепнёв-Оболенский с двумя дьяками. Когда же царь вошёл в сени, его приветствовал сам юный великий князь с боярами. Такая встреча убедила Шиг-Алея в том, что в Москве по-прежнему возлагают на него большие надежды в борьбе с Казанью, но он ничуть не возгордился, держал себя скромно, как подобает верному слуге. Войдя в палату правительницы, Шиг-Алей ударил челом в землю и сказал:

— Государыня, великая княгиня Елена! Взял меня государь мой, князь Василий Иванович, молодого, пожаловал меня, вскормил, как щенка, и жалованьем своим великим жаловал меня, как отец сына, и на Казани меня царём посадил. По грехам моим, казанские люди меня с Казани сослали, и я опять к государю своему пришёл; государь меня пожаловал, города дал в своей земле, а я ему изменил и во всех своих делах перед государем виноват. Вы, государи мои, меня, холопа своего, пощадили и очи свои государские дали мне видеть. А я, холоп ваш, как вам теперь клятву дал, так по этой своей присяге до смерти хочу крепко стоять и умереть за ваше государское жалованье, так же хочу умереть, как брат мой умер, чтоб вину свою перед вами загладить.

Правительница сидела в окружении боярынь, бояре расположились по обе стороны палаты, как обыкновенно водилось при приёме послов. Елена Васильевна осталась довольна его речью и велела седобородому окольничему Фёдору Ивановичу Карпову[174] ответить.

— Царь Шиг-Алей! Великий князь Василий Иванович опалу свою на тебя положил, а сын наш и мы пожаловали тебя, милость свою показали и очи свои дали тебе видеть. Так ты теперь прежнее своё забывай и вперёд делай так, как обещался, а мы будем великое жалованье и бережение к тебе держать.

Видя расположение к себе со стороны правительницы, Шиг-Алей осмелился обратиться к ней с просьбой:

— Великая княгиня Елена, дозволь жене моей царице Фатьме-салтан видеть твои государские очи.

Та милостиво согласилась, приказала одарить его и отпустила на подворье.

Через несколько дней царица Фатьма-салтан посетила великокняжеский дворец, где была обласкана Еленой. У саней и по лестнице её встречали боярыни, а в сенях — сама правительница, которая ввела её в палату, куда вскоре пришёл и юный государь. При его появлении ханша встала и с места своего сошла. Юный Иван сказал ей: «Табуг салам» — и сел на своё место. В тот же день царица обедала у великой княгини. Никогда ещё при московском дворе не было такой пышной трапезы. Множество стольников и чашников прислуживало за столом, а знатный князь Василий Репнин-Оболенский был кравчим возле Фатьмы-салтан.

Два года назад, в январе 1546 года, великому князю дали знать, что Сафа-Гирей изгнан из Казани, а многих крымцев его порешили. Казанцы били челом государю, чтоб их пожаловал, прислал им в цари Шиг-Алея. В июне того же года боярин Дмитрий Фёдорович Бельский вместе с воеводой Дмитрием Фёдоровичем Палецким и дьяком Постником Губиным посадили его в Казани, но как только Бельский приехал к царю в Коломну, казанцы Шиг-Алея изменили и вновь перекинулись к Сафа-Гирею. Сам он тогда не пострадал, ему удалось бежать из Казани, на Волге нанять у касимовских татар лошадей и в Поле встретиться с окольничим Львом Андреевичем Салтыковым, детьми боярскими и татарами, посланными к нему на выручку великим князем. А вот друзья его — князья Чура Нарыков и Иванай Кадыш были зарезаны. Шиг-Алею давно уже надоела эта возня с Казанью, он понимал, что не быть ему там царём до тех пор, пока она не будет полностью подчинена Москве, пока в людях не утвердится сознание жить по-иному, нежели они жили до сих пор. Но это произойдёт, по-видимому, не скоро, и нынешний поход едва ли будет успешным, в этом опытный Шиг-Алей не сомневался: всё шло не так, как следовало бы, а молодой царь этого не понимал, вид явившихся из Москвы пушек вселил в него неоправданные надежды.

На Сретенье солнце — на лето, зима — на мороз, а в том году в этот день лил дождь, снег растаял, и везти орудия посуху не было никакой возможности, ледовый панцирь реки оказался единственной дорогой для них. В Сретеньев день царь выступил из Нижнего Новгорода и к вечеру достиг Елны. Здесь, в пятнадцати верстах от Нижнего Новгорода, он заночевал, а назавтра достиг острова Роботки, где вынужден был остановиться: наступило сильное потепление, и лёд на Волге покрылся водой. Самое время было со всем войском повернуть назад, но юный царь упорствовал, он всё ещё надеялся, что грянет мороз и можно будет продолжить поход на Казань. Прошло три дня — всё было по-прежнему, дождь лил не переставая.

— Повелеваю, — приказал царь, — рати под водительством Дмитрия Фёдоровича Бельского и войску Шиг-Алея идти посуху разными путями и соединиться в устье Цивильском[175]. Я же возвращусь в Нижний Новгород, не сподобил меня Господь к путному шествию.

По щекам молодого царя текли слёзы.

Переправившись через Волгу выше Нижнего Новгорода, Кудеяр со своими спутниками выбрали более удобный путь по горному берегу реки, — непрекращающиеся дожди сделали непролазными дороги на левобережье. Миновали Нижний Новгород и вскоре увидели на реке длинную вереницу саней, на которых даже в ненастье сияли бронзой новые пушки. Лошади брели по колено в воде. Вид множества пушек был столь необычен, что разбойники остановились.

— Вот бы нам одну такую игрушку, вдарили бы мы Плакиде в задницу, мигом бы разнесли все хоромы, — размечтался Филя.

— Эти пушки сделаны в Пушкарской слободе, — пояснил Ивашка, — мы с ребятами из Сыромятников не раз хаживали туда, высматривали, как их льют. Сперва мастер лепит пушку из воска, совсем настоящую, потом обтачивает её на кружале и покрывает жидкой глиной. А как глина высохнет, воск вытапливают и вместо него заливают в глину расплавленную медь. Когда же медь застынет, глину разбивают, получается пушка.

Все внимательно слушали его рассказ.

— А пошто же они назад к Новгороду идут? — спросил Корней.

— На Казань ходили, да пути им не стало, вот и возвращаются несолоно хлебавши, — пояснил Афоня.

— А может, они от Казани идут?

— Нет, под Казанью они не были, вишь, какие новёхонькие, огнём не обожжённые… Ванятка, глянь, кто там возницей в середине обоза?

— Похож на нашего Якимку.

— Ну да, так оно и есть… Якимушка!

Возница оглянулся на крик, что-то прокричал в ответ, но ветер унёс его слова.

— Видать, признал нас, вишь, рукой машет… Да куда же они едут? К берегу надо, к берегу! Али ослепли, продушины не видят?