Сергей Бурин - Великие пророчества о России

• Название: Великие пророчества о России
• Автор: Сергей Бурин
• Издательство: М.: «Издательство Астрель», «Олимп», «Фирма «Издательство ACT», 2000. — 384 с.
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-7390-0929-4 («Олимп»), 5-271-00273-Х («Издательство Астрель»)

Эта книга — о загадках, удивительных фактах и парадоксах истории России. В нее включены предсказания девяти выдающихся пророков. Многие из прорицаний уже сбылись. А станут ли реальностью нарисованные ими картины нашего будущего?

---

Вскоре последовал арест старца. По дороге в Калугу он сильно заболел, думали — тиф и сдали преподобного в тифозную больницу. Там, не разбираясь, обрили ему голову и бороду. Как и предсказал старец, через неделю он вернулся в Оптину. Многие не узнали отца Анатолия в таком виде, узнав же — сильно опечалились. Старец, веселый, вошел в келью, перекрестился и сказал: «Слава Тебе, Боже! Посмотрите, какой я молодчик!» За врагов молился и не держал никакой злобы.

С конца 1918 года в Оптиной стало не хватать хлеба. Братия и старцы терпели голод.

Начавшаяся разруха проникла и в монастырь: зимой в келье старца почти не топили. Попавшаяся на удочку революционной пропаганды молодежь била у старца окна, одну зиму келья простояла без стекол, так что в морозные дни застывала в кружке вода. С каждым днем приходили все более и более тревожные слухи. Старец сохранял удивительное спокойствие, тем самым ободряя братию. Однако здоровье его ухудшалось.

Между тем большевики объявили монастырь «рассадником контрреволюционной пропаганды».

29 июля 1922 года в Оптину приехала чрезвычайная комиссия. Старца Анатолия долго допрашивали и хотели увезти. Он попросил для себя отсрочку на сутки — чтобы приготовиться. Ему грозно сказали, что завтра утром за ним приедут и арестуют. Отец Анатолий уединился у себя в келье. К утру сильно ослабел. Келейник поспешил за фельдшером отцом Пантелеймоном. Когда они вошли, старец неподвижно сидел в кресле со склоненной набок головой.

Наутро приехала комиссия, спросили: «Старец готов?» «Да», — ответил келейник и открыл дверь в келью, в которой уже стоял гроб с телом почившего.

В эпоху духовного и материального процветания Оптиной пустыни, продолжавшегося около ста лет и прервавшегося в 1917 году, в ней были и другие старцы, не столь заметные, но также обладавшие даром прозорливости, четырнадцать из преподобных оптинских отцов, которые более других потрудились в духовном служении своему отечеству, были причислены к лику святых православной Церкви.

В советское время участь Оптиной пустыни, как и других монастырей, оказалась трагической. В Вербное воскресенье 1923 года монастырь закрыли. Тогда же был отправлен в ссылку (в Брянскую область) последний собор но избранный старец Нектарий, который после Февральской революции предсказал, что в 1918 году «государь и вся семья будут убиты, замучены». Но обитель, до 1923 года пытавшаяся держаться под видом сельхозартели «Оптина пустынь», не сдавалась и после. Изгнанные монахи расселились по квартирам в Козельске и старались, насколько это было возможно, вести монастырскую жизнь. Их изгнали и оттуда. Часть их оказалась в городе Белеве Тульской области, где к концу 20-х годов собралось множество монашествующих из закрытых монастырей Тульской и Калужской епархий.

В конце 1937 года в Белеве были арестованы последний настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий (Бобриков), белевский епископ Никита. Пятнадцать священников и монашествующих, а также трое мирян. По вздорному обвинению в «контрреволюционной деятельности» все они вскоре были расстреляны.

А Оптина пустынь, шесть с половиной десятилетий простоявшая в поругании, возродилась к новой жизни в конце 80-х годов, как и предсказывали оптинские старцы. Предрекали они и возрождение России. Отец Нектарий говорил в 20-е годы: «Россия воспрянет и будет материально небогата, но духом богата…» Сбудется и это, как сбывались все другие пророчества оптинских старцев.

Елена Блаватская

Елена Петровна Блаватская, одна из самых загадочных женщин XIX века, родилась в аристократической семье. Среди ее ближайших предков были представители исторических родов Франции, Германии и России. Многие из них отличались в жизни и быту крайней эксцентричностью, ее унаследовала затем и Елена Петровна. Так, прабабушка Блаватской, урожденная Бандре-Дюплесси, внучка эмигранта-гугенота, вышла в 1787 году замуж за князя Павла Васильевича, носившего громкую русскую фамилию Долгоруков. А вскоре, произведя на свет с интервалом в год двух дочек, она оставила малышек на попечение мужа и исчезла из семьи на целых двадцать лет!

Необычной девочкой росла и Леля — так называли в семье маленькую Леночку. Уже с десяти лет она весело и страстно, порой до изнеможения танцевала на балах с красавцами офицерами, которые были вдвое, а то и втрое старше ее. В жилах Лели столкнулись два основных потока крови: немецкой (со стороны отца) и французской (по линии матери). Девочка остро ощущала это слияние разных кровей, временами ей казалось, что какие-то потусторонние силы варят в ее крови дьявольское снадобье, чтобы на ней же его и опробовать.

А иногда в ее сознании возникал теплый, завораживающий звук, неуловимый для окружающих. Обретая в ее голове конкретные очертания, он то собирал воедино разрозненные фрагменты стародавних событий, то порождал в мозгу разрозненные картинки из будущего… Так зрел в ней загадочный дар ясновидения, может быть идущий из глубин души, рано познавшей боль разочарований и утрат.

Ее мать, Елена Андреевна Ган, родила Лелю недоношенной в Екатеринославе с 30 на 31 июля 1831 года. Перед этим событием она переболела холерой. То, что выжили обе — и мать, и дочь, — настоящее чудо.

Умерла Е. А. Ган в Одессе 24 июня 1842 года.

После смерти мамы девочка ощутила в себе какое-то раздвоение личности, а точнее — расщепление собственной души и сознания. С одной стороны, она была убита горем, а с другой — словно повернулась спиной к чудовищной реальности смерти, чтобы не быть сокрушенной тяжелым, невыносимым сиротством.

Во времена своего девичества Елена Петровна с трудом переносила это раздвоение. Ее изматывало присутствие в душе кого-то постороннего, без всякой учтивости, настырно влезающего в любой ее разговор со своими высокопарными словами, заставляющего ее вести себя в соответствии с его волей, перекраивающего ее натуру по своему усмотрению и капризу. Этот невидимый для окружающих «некто» преображал ее изнутри до неузнаваемости, менял до такой степени, что она уже не воспринимала себя Лелей, а с ужасом ощущала кем-то еще, совершенно неизвестной ей личностью, которая была к тому же наделена по отношению к другим людям непомерными амбициями и серьезными претензиями. Она словно впадала в сон, если хотите, транс долгий или кратковременный.

После пробуждения она едва вспоминала кое-какие обрывки этого сна, мучилась головной болью и чувствовала себя совершенно раздавленной.

С прожитыми годами Елена Петровна все больше и больше укреплялась в духовном отщепенчестве, свыклась с ним и ждала нового транса с необыкновенным воодушевлением. Она более детально запоминала происходящее с ее второй натурой и искренне удивлялась тому, что получила возможность без особых затруднений передвигаться во времени и пространстве. Этой невообразимой свободе она была всецело обязана, по ее глубокому убеждению, своим Учителям, «махатмам».

В таком потустороннем состоянии она позволяла себе говорить и делать, что угодно. Однако совсем не в этом заключалась ценность благоприобретенного дара. Действительный смысл был в том, что свои рассуждения, казавшиеся некоторым людям бессвязными и самонадеянными, она не из пальца высасывала, а выводила из сопоставления картин прошлого и будущего. Панорама дня вчерашнего и дня будущего разворачивалась перед ней без всякого принуждения, стоило ей только впасть в эту своеобразную летаргию. и все же ее провидческие экстазы не были легкими, они отнимали у нее здоровье и преждевременно старили.

Потом Елена Петровна осознала, что провидение будущего и воспоминания о далеком прошлом являются способностью памяти ее предков, которую она от них унаследовала. Как сейчас сказали бы, способностью генетической памяти, по разным причинам у Елены Петровны чрезвычайно обострившейся и ставшей объемной.

Разумеется, эти провидения и воспоминания не занимали каждого мига ее неприкаянной жизни. Она жила преимущественно мгновением, сумбурной жизнью авантюристки. Ей приходилось выживать с помощью сомнительных средств и не задумываться о последствиях некоторых своих необдуманных решений и поступков. В то же время Елена Петровна переломила себя в главном, заставив жить не по любви, а в соответствии с идеями и поста пленными целями. На склоне лет она почти утеряла способность понимать обыкновенную жизнь, отчего нередко впадала в нервную депрессию, никого не хотела видеть и неделями не выходила из своего дома в Лондоне.

Елена Петровна пыталась лечить сама себя сном. Однако новые страшные видения и кошмары настолько ее ошеломляли, что, придя в себя, она едва слышно произносила пересохшим ртом малозначительные слова и долго после этого мучилась бессонницей.

Ей снились вещи невероятные, труднопредставляемые. Она долго оставалась под влиянием этих апокалиптических сновидений.