Михаил Манакин - Полковая наша семья

• Название: Полковая наша семья
• Автор: Михаил Манакин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

С наступлением темноты мы тепло попрощались с гостеприимными хозяевами и пошли на Шяуляй.

Город нас поразил своими разрушениями. Фактически в нем не осталось ни одного неповрежденного здания. На улице Вильняус, где должна была жить сестра пожилого литовца с хутора, не осталось ни одного дома. Все лежало в развалинах, в пепле. Даже жителей не было видно. А вот у полуобгоревшего вокзала мы увидели большое скопище беженцев. Были среди них русские и белорусы, литовцы и поляки, украинцы и латыши. Все они куда-то собирались уезжать вместе со своим нехитрым домашним скарбом.

Под разлапистой липой, среди облетевшей листвы, сидела молодая женщина со спящим малолетним сыном на руках... "А вдруг это сестра нашего гостеприимного хозяина?" - подумал я и спросил, откуда она.

- Из Витебска, едем в Клайпеду, - ответила женщина по-русски с белорусским акцентом.

Не успел я сказать и слово, как мальчуган проснулся и сразу же попросил:

- Дядя солдат, дай хлебушка.

Женщина виновато улыбнулась, пояснила:

- Второй день ничего не ел, кроме мерзлой бульбы, что выкопали на брошенном огороде.

- Алексей! - позвал я Жданова, который недавно стал моим ординарцем. Поищи в рюкзаке, что у тебя есть из харчей.

Жданов достал полбуханки хлеба, банку консервов, несколько кусочков сахара. Не успел он отдать их белоруске, как был буквально окружен детьми.

- Дуонас! - жалобно просила девочка лет четырех, протягивая к нам свою худенькую ручонку. - Дуонас!

- Хлеба! - требовал чуть постарше мальчик в рваном треухе.

- Что у тебя еще есть? - спросил я у ординарца. - Отдай им.

- Одна буханка, и все, - ответил Алексей и начал ломать хлеб и раздавать ломти детям.

Получив свою порцию, девочка, просившая "дуонас", ответила "ачу", отошла в сторонку и начала жадно есть, с опаской посматривая на других детей, которые терпеливо ожидали своего куска.

Потом я часто вспоминал эту белокурую девочку с голубенькими глазами. Но запомнилась и другая картина.

Было это в Тельшяе. На привокзальной площади, как и в Шяуляе, неимоверная толкотня. На станции стояли воинские эшелоны. Их было несколько. Из теплушек выглядывали солдаты, перекидывались словами с беженцами. Дескать, откуда, куда, зачем?

Внимание многих привлекла высокая и худая женщина с длинными, будто соломенными, и давно нечесаными волосами. Она держала на руках запеленутого ребенка, ходила от вагона к вагону и все о чем-то спрашивала. Солдаты и офицеры охотно отвечали ей, предлагали продукты, безделушки для сына. Но она ничего не брала, уходила к следующему вагону.

Это ее поведение насторожило станционную комендатуру. Старший патруля капитан с тремя солдатами пошли наперерез женщине. Она заметила это и сразу же нырнула под вагон, оказалась на той стороне состава. Патруль за ней. Женщина ускорила шаги, намереваясь затеряться в людской толпе.

- Стой! - крикнул капитан, на ходу расстегивая кобуру пистолета.

И здесь произошло удивительное. Женщина бросила на землю... ребенка и, не обернувшись, со всех ног побежала. Причем бежала по-мужски, энергично размахивая руками, широкими шагами... Когда патруль приблизился к брошенному ребенку и капитан на ходу хотел его поднять, раздался взрыв. Капитана убило сразу, двух солдат ранило, а третий, поняв, в чем дело, продолжал преследование.

После взрыва за женщиной сразу устремилось еще несколько солдат и сержантов. В самой толпе ее неожиданно схватил лейтенант-медик, оказавшийся там случайно (осматривал больного старика). Завязалась борьба, исход которой вряд ли можно было предугадать, если бы не помогли подбежавшие солдаты. В борьбе платок и парик "женщины" слетели, и перед изумленными бойцами предстал... худощавый мужчина с довольно красивым лицом, как оказалось, вражеский лазутчик.

В районе Баложи полк встал в жесткую оборону.

Беспрерывно шли холодные проливные дожди. С Балтики дул пронизывающий ледяной ветер. Земля раскисла, превратилась в густую непролазную грязь. Окопы и траншеи заливало водой до половины. Шинели промокли, казалось, насквозь. По ночам начинались заморозки, а утром и вечером стелились над землей сырые и серые туманы.

Курляндия... Край лесов и болот. Здесь, на сравнительно небольшой площади, нашими войсками были прижаты к морю свыше 30 отборных фашистских дивизий. Отступать им было некуда. К тому же из Берлина пришел, как сказал пленный унтер-офицер, строгий приказ фюрера: "Ни шагу назад!" Да, по всему было видно, дело здесь предстояло нам очень трудное. Гитлеровцы не жалели снарядов, стреляли по площадям день и ночь. Если учесть, что войск подошло много, это доставляло нам немало неприятностей.

Рота автоматчиков в количестве 27 бойцов разместилась недалеко от штаба полка - в овраге, заросшем елями, соснами и осинами. Здесь была та же непролазная грязь. Время от времени и сюда залетали фашистские снаряды. Во время одного из таких налетов в первом взводе один боец был убит, второй ранен.

Через три дня после мощной артиллерийской подготовки наша дивизия перешла в наступление. По приказу командарма нам предстояло прорвать оборону фашистов в районе Вайнёде, перерезать дорогу, идущую вдоль фронта, и в дальнейшем наступать на Лиепаю.

С первого же часа бой принял тяжелый, жестокий характер. В батальонах и ротах были большие потери. К концу дня тяжело ранило двух комбатов, убило двух командиров рот и трех ранило. Еще более ощутимые потери были среди командиров взводов и сержантов. И все же дивизия пробила брешь в обороне гитлеровцев. По этому коридору командование бросило в бой резервы. Пошла в атаку и наша рота автоматчиков.

Есть такая мыза Мадзилда. Всего пять особняков. Рядом с ними главная дорога, которую командир полка приказал во что бы то ни стало перерезать.

Так вот, эту мызу наша рота захватила с ходу, воспользовавшись общим замешательством гитлеровцев: некоторые их части в панике бежали, другие совершали маневр вдоль фронта по этой самой дороге, третьи почему-то занимали оборону на правом фланге от этой мызы. Словом, Мадзилду мы отбили почти без потерь. Закрепившись в домах, открыли огонь по дороге, перекрыв по ней всякое движение.

Утром фашисты пришли, видимо, в себя и бросили против нас три танка и до батальона пехоты. Завязался жестокий и неравный бой. Первую атаку мы отбили. Один фашистский танк взорвался на мине, скорее всего своей же, так как подходы к мызе мы не минировали. Два других отошли за шоссе и обстреливали нас оттуда из пушек и пулеметов.

Стало ясно, что, если не прибудет подкрепление, нас выбьют с мызы. Собрав сержантов (офицеров в роте еще не было), я приказал держаться до последнего патрона. Гвардии старший сержант Бижуманов поинтересовался, есть ли связь с командиром полка. Пришлось слукавить: дескать, подкрепление жду с минуты на минуту.

Еще ночью я отправил своего ординарца рядового Жданова с донесением в штаб полка, но сам не был уверен, нашел ли тот Волкова или Архипова в этой неразберихе, когда в движении были не только полки, но и дивизии.

Вторую атаку фашисты начали через час, когда их саперы сделали проходы в своем же минном поле. Пустив вперед оба танка, гитлеровцы тем самым расчленили роту на две части, захватив три дома, стоящих в центре. С чердака дома, где оборонялась моя группа в составе 8 человек, было видно, как героически бились наши товарищи. На моих глазах с чердака одного из домов, бросив последнюю связку гранат в фашистский танк, спрыгнул гвардии сержант Туз. По-видимому, приземлился он не совсем удачно, потому что, прихрамывая, поковылял к крайнему левому дому, откуда вела огонь по немцам группа гвардии старшего сержанта Бижуманова. Двое гитлеровцев попытались перерезать ему путь отхода.

- Калиниченко! - крикнул я солдату-великану, который вел пулеметный огонь из соседнего окна. - У первого дома сержант Туз, видишь?! Прикрой его!

Длинная очередь вспорола грязную жижу между убегающим Тузом и преследующими фашистами. Те сразу метнулись в сторону, упали в грязь и поползли за второй дом, который уже занимался пожаром.

- А, гады, не нравится! - злорадствовал Калиниченко, догоняя их очередью.

- Береги патроны! - крикнул я ему.

В этот миг раздался страшный грохот, как будто по дому ударили огромным молотом. Потолок треснул, с чердака полетели бревна, кирпичи. Это открыл огонь третий танк.

- Всем в подвал! - скомандовал я, вспомнив, что стены там толстые, выложенные камнем.

Впрочем, это был скорее полуподвал.

Но мою команду успели выполнить не все. От следующего снаряда крыша дома рухнула, и потолок второго этажа не выдержал огромной тяжести: середина его обрушилась. Внизу нас осталось трое: Калиниченко, я и еще один автоматчик. Звали его Роман. Был он небольшого роста, но в плечах имел, как говорят, косую сажень. И если бы не Калиниченко, который свободно играл двухпудовой гирей, то Роман слыл бы силачом. Он поднимал эту гирю раз двадцать, но с Калиниченко тягаться не решался.