Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки

• Название: Неоконченный роман одной студентки
• Автор: Любен Дилов
• Издательство: София пресс
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 1989

Роман о приключениях одной студентки из двадцать четвертого века, специализировавшейся на истории древних веков.

---

Но ей было уже не до него. За дверью ее ждал во всей своей строгости двадцать четвертый век.

В зале семинаров заседали не достолепные мудрецы ареопага, оказаться перед которыми она мечтала. Классическим полукругом сидели сравнительно молодые мужчины и женщины, и Циана хорошо знала этих неумолимых правдолюбцев, знала, что рассчитывать на снисхождение не стόит.

— Коллега, — строго встретил ее на пороге профессор эллинской истории, которому она в свое время успешно сдала экзамен. Он руководил и ходом подготовки ее визита к Праксителю. — Вам не кажется, что у вас несколько неподходящий вид?

— Мне велели прийти немедленно, а вся моя одежда осталась в подготовительном отделении дезинфектора, если нужно, я быстро…

— Ладно, садитесь! — приказал он, и Циана сообразила, что комиссия спешит, чтобы не допустить ее контактов с другими людьми.

Теперь она увидела и стул, стоящий — словно для подсудимого — посреди зала. В ней сразу поднялась волна протеста, и под обстрелом дюжины пар впившихся в нее глаз она села на стул с выражением дерзкого достоинства.

— Рассказывайте все по порядку, со всеми подробностями — с самой первой минуты!

— Если хотите знать, то все вовсе не так, как вы объясняете на лекциях! — выпалила Циана.

Комиссия, отгородившаяся от нее своими справочными компьютерами, обеспокоенно задвигалась.

— Хорошо, мы слушаем вас! — снисходительным тоном сказал профессор по эллинской истории, очевидно, руководивший заседанием.

— Что вы нам говорили? — вскипела девушка. — Что гетеры были самыми уважаемыми женщинами, подругами мудрецов и бог знает что еще, а меня еще, как говорится, с порога обозвали потаскухой. Очень обидное слово, если хотите знать! Вот к чему привела ваша строго научная подготовка…

— Циана! — одернул ее профессор, — выводы потом! И не забывайте, что вы находитесь на заседании ученого совета.

Это вконец разозлило девушку, и она с излишним натурализмом описала свое пребывание в доме Праксителя под видом гетеры. Однако ее рассказ не встретил ни удивления, ни сколько-нибудь значительного интереса со стороны членов безжалостного ученого ареопага. И разобиженная студентка догадалась, что пока она проходила процедуры, они просмотрели и прослушали записи, сделанные множеством наблюдательных устройств, скрытых в брошках, серьгах и заколках, которыми украсила себя Циана, чтобы походить на гетеру.

— Значит, вам так ничего и не удалось узнать о гетере Фрине, даже от начальника городской стражи? — решил удостовериться один из искусствоведов, у которого она тоже держала экзамен. И он повернулся к аудитории:

— Ну, коллеги, я думаю, все ясно. Совершено неслыханное вмешательство в ход истории.

— Но что такого я сделала? — возмутилась Циана. — Вы же мне не дали времени…

— И правильно сделали, что не дали! А то вы такого бы там натворили… и вообще, приведите себя в порядок! — обрушилась на нее с необъяснимым гневом ассистентка искусствоведа.

Халат Цианы тоже по-своему выразил свое возмущение: его полы разошлись, и две ослепительно-белые коленки, словно прожекторы, слепили глаза научному форуму. Циана прикрыла их с озадаченным видом: удивительно легко восприняв эллинский культ обнаженного тела, она еще не полностью адаптировалась к условиям двадцать четвертого века.

— Пора бы вам самой осознать содеянное, — продолжил профессор-эллинист с холодной иронией. — Посмотрите на экран!

Он нажал какую-то кнопку персонального компьютера, и на белой противоположной стене мигом появилось какое-то изображение. Это был грубоватый чертеж, выполненный углем или свинцовым грифелем. Вокруг него двигались толстые жирные мужские пальцы, потом добавились какие-то пальцы женской руки, украшенные крупными кольцами. Без них Циана вряд ли смогла распознать свою руку, но тут она услыхала свой голос, идущий со стены: «Если поставить здесь и здесь по одному полиспасту, машину смогут обслуживать всего два человека…»

Она залилась краской стыда, но тут вмешался менторский голос эллиниста: «Это ваше первое преступление. Вы помогли им усовершенствовать театральную машину, которая служила для поднятия и опускания на сцену богов, изображавшихся по ходу действия пьесы».

— Неужто вы серьезно считаете, что без меня они не сумели бы додуматься до полиспаста? При их-то уровне развития математики? — пыталась защититься Циана.

— Коллега, — строго возразила ей одна из ученых женщин, незнакомая Циане. — Историческая наука занимается тем, что уже было, а не тем, что могло бы быть.

— Принимаю, что здесь я ошиблась, но не думаю, что это столь роковая ошибка, как вы хотите это представить. Мне нужно было…

Ареопаг прервал ее дружным рычанием. И с полным на то основанием, потому что человечество никогда не смогло бы предвидеть все возможные последствия в ходе времен, которые могло дать любое, пусть даже самое незначительное на первый взгляд открытие. Не говоря уже о таком изобретении, как полиспаст, который благодаря колесам передачи — к худу ли, к добру ли, — непременно ускорил скорость вращения колеса истории.

— Спокойствие, коллеги! Нам предстоит решить один важнейший для человечества вопрос, хотя, как видно, наша молодая коллега не может осознать его значение во всей полноте, — сказал ведущий заседание ученого совета. — Циана, статуя Афродиты Книдской — первое известное нам изображение обнаженной богини в эллинской истории. А все наши исследования до сих пор показывали, что для такого духовного подъема общественные условия тогда еще не созрели.

— Ну да! Они и самого Зевса готовы были раздеть донага с их всенародной программой эстетического воспитания. Я имею в виду движение «Калос кай агатос». Что хорошо, то для них и красиво, а что красиво — то хорошо, и так далее. Только вот своего Зевса они не представляли ни бог знает каким добрым, ни бог знает каким красивым.

— Коллега, не перебивайте! Мне не хочется вгонять вас в краску, демонстрируя записи, которые вы привезли с собой, но вы держались так, что Пракситель принял вас за Афродиту, великодушно разрешившую ему изобразить ее обнаженной.

— Напротив, я непрерывно ему повторяла, что никакая я не богиня, но ему, видать, так было выгоднее…

— Подобные рассуждения, милая коллега, отнюдь не характеризуют вас как хорошего историка. Прошу вас, — повернулся он к шефу искусствоведов, — дайте изображение статуи!

В следующее мгновение в метре от обвиняемой во весь рост и во всем великолепии трехмерного голографического изображения появилась копия знаменитой Афродиты Праксителя. Циана даже отпрянула инстинктивно, чтобы тяжелый мрамор не свалился на нее.

— Пожалуйста, коллеги, обратите внимание, — начал свои пояснения искусствовед, — Как мы говорили, до этой статуи не зарегистрировано ни одного изображения богини в обнаженном виде и вдруг… эта совершенная, пространственно столь естественная, такая человеческая нагота, что явно говорит о наличии какой-то конкретной модели! Разве это не есть необъяснимый революционный акт, причем в то время, когда данная сто лет назад Периклом свобода духа уже была сильно ограничена? А согласно новейшим исследованиям, статуя датируется точно тем годом, в котором коллега побывала у Праксителя…

— Но она вовсе не похожа на меня! Неужели я такая толстая? — воскликнула будущий историк, сбросив с себя халат и встав рядом со статуей. В этот день ей вообще везло на раздевание — то в одном веке, то в другом.

От неожиданности ученый форум, вынужденный сравнивать современную женскую красоту с красотой, что была запечатлена резцом мастера двадцать восемь веков назад, застыл, обратившись в живописную скульптурную композицию.

— Но вы смотрите и на богиню! — крикнула Циана. — Вы только посмотрите на ее зад! А живот, разве у меня такой живот?

— Безобразие! Кощунство! — взорвалась ассистентка искусствоведа. Наверняка она никогда не посмела бы встать в таком виде рядом с какой бы то ни было статуей.

Однако мужчины все еще не могли выйти из состояния оцепенелости, они продолжали сравнивать, не решаясь вынести приговор, и эта нерешительность, по всей видимости, была вызвана тем, что настоящий эстет попросту не может отвергнуть ни один из этих чудесных и в то же время таких различных образцов красоты. Да и вообще, как объективно сравнить благоуханную, возбужденную водными и воздушными ваннами бело-розовую плоть с любым мрамором, даже если его коснулась рука Праксителя?

Первым пришел в себя шеф искусствоведов.

— Пра… Пра… Пракситель все же… Я хочу сказать, что великий скульптор, к счастью, остался верен эстетическим канонам своего времени.

— Ну конечно, — согласилась Циана. — Иначе как он сбудет свою статую! Он же сам мне это сказал! Значит, убедились, что это за революция? Мне можно одеться, или еще смотреть будете? — засмеялась она под дюжиной пар глаз, устремленных на нее, и испытывая не меньшее торжество, чем, вероятно, сама Фрина, когда адвокат раздел ее перед афинскими судьями.