Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести

• Название: Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести
• Автор: Любовь Воронкова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1987

Во второй том Собрания сочинений входят повести: «Село Городище», «Федя и Данилка», «Алтайская повесть».

---

— Ай! — крикнула Чечек и с размаху поставила на землю бадейку. — Кто это?

В сад с громким криком неожиданно вбежал сынишка Анатолия Яковлевича, маленький Сашка.

— Алеша! Алеша! — закричал он что есть мочи. — Скорей! Твои кролики убежали!

Алеша Репейников бросился из сада.

— Тише! Тише! — кричали на него со всех сторон. — Яблоньки — гляди! Налетишь — сломаешь!

Алеша ничего не слышал. Он ринулся в сарай, где стояли кроличьи клетки. Одна была приоткрыта: кролик перегрыз веревочку на дверце и убежал. А за ним убежали и еще три.

Алеша в отчаянии оглянулся кругом. Одного он увидел сразу — кролик жевал травку у садовой изгороди и пошевеливал длинными ушами. Он был очень доволен, что может побегать в вечерней прохладе по росистой траве. Алеша подкрался к нему и, с размаху упав на землю, схватил кролика, запер в клетку и побежал в сад:

— Ребята, еще три кролика бегают! Ловить надо!

— Ай, они все наши яблоньки погрызут! — завопили девочки. — Они все яблоньки попортят!

И со всех сторон посыпались на Алешу упреки:

— Вечно у него кролики убегают!

— Кроликовод тоже!

— Только их кормит да гладит, а углядеть не может!..

Кролики шмыгали по саду то тут, то там. Ребята гонялись за ними, кричали и еще больше пугали их. Не обошлось без несчастья: неуклюжий Андрей Колосков упал и сломал яблоньку Катеньки Киргизовой. Катенька старалась поставить сломанную верхушку, но верхушка падала, и Катенька громко плакала:

— Мою самую дорогую, пепиновую-шафрановую, сломали!

Двух кроликов поймали, а третьего нигде не могли найти. Алеша ходил по саду, заглядывал под каждый кустик и у всех спрашивал:

— Тут не пробегал? Не видели?

— А я знаю, где кролик сидит, — тихонько сказала Чечек Мае Вилисовой.

— Где? — живо спросила Мая.

Чечек кивнула на куст боярышника:

— Там притаился.

— Что же ты молчишь? — удивилась Мая и тотчас закричала: — Алешка, сюда! Он здесь притаился!

Куст окружили, и Алеша схватил кролика.

— Теперь все, — сказал он. — Уж попались, так теперь из моих рук не вырвутся!

Ребята вокруг засмеялись:

— Да сколько раз в твои руки попадались, а то и дело по улице бегают!..

Вечер темнел. Небо гасло за спиной Чейнеш-Кая. Ребята медленно, не торопясь пошли из сада, очень усталые и очень веселые. Все было посажено, все было полито — пусть приживается!

— Этот день для нас очень большой, — сказал на прощание Анатолий Яковлевич. — Мы заложили сад, первый сад в нашей округе! Давайте запомним это число — двадцать седьмое апреля!

— И пусть это будет наш юннатский праздник, — подхватила Марфа Петровна, — праздник сада! И в будущем мы каждый год будем праздновать этот день!

— И не учиться? — крикнул Семушка из шестого класса, известный ленивец.

Все засмеялись.

— А Семушке только бы не учиться!

— Нет, учиться все-таки будем, Семушка, — с улыбкой ответил Анатолий Яковлевич, — но будем в этот день делать юннатские доклады, будем отмечать наши юннатские успехи и производить новые посадки… Постепенно и в колхозе сад заложим, и у каждого двора яблонь насажаем, и в полях лесозащитные полосы вырастим… Да, столько еще у нас с вами работы и радостей, ребята, что и жизни нашей, пожалуй, не хватит!

Чечек побежала к Евдокии Ивановне, понесла бадеечку. Желтый Кобас попрыгал вокруг нее, похватал за платье, но Чечек только отмахнулась от него:

— Ну тебя, Кобас! Не лезь ко мне, а то стукну!

— Входи, входи, Чечек! — ласково встретила ее Евдокия Ивановна, принимая бадейку. — Сейчас свет зажгу. Наших-то мужиков еще дома нету.

Чечек молча уселась на лавке.

— Ты что невеселая, или устала? — спросила Евдокия Ивановна.

Она щелкнула выключателем, и мягкий свет озарил ее розовое улыбчивое лицо и светло-русые колечки волос, вьющихся около ушей.

— Я не устала, я же не устала! — ответила Чечек. — И Кенскин думает, что я устала! И еще думает, что я злюсь. А конечно, злюсь, когда обманывают! — У Чечек задрожал голос, и она сердито насупилась.

— Э, вот как? Обманывают? — удивилась Евдокия Ивановна. — А кто же это обманывает тебя, Чечек?

— Все, все! И Анатолий Яковлич и Кенскин!

— И Константин? Ну подожди, мы ему сейчас зададим жару, пускай только придет!

— А я уже пришел, — отозвался Костя из кухни. Он вошел в горницу и чуть-чуть удивленно посмотрел на Чечек. — А за что же это мне жару, однако?

— За что! — крикнула Чечек. — А за то, чтобы не обманывал!

— Чтобы не обманывал?..

— Ну да! А как будто не знает! Притворяются все! Сказали — яблоньки будем сажать, а сами…

Чечек вдруг громко заплакала, облокотившись на стол и закрыв лицо ладонями. Костя поглядел на Чечек, поглядел на мать — и снова на Чечек:

— Ну, что же? Сказали — будем сажать яблоньки, так и посадили!..

— А, посадили! А какие же это яблоньки? Ты думаешь, я не знаю, какие яблоньки бывают. Яблоньки все в белых цветах и в розовых — все в цветах. Я же думала: полная машина белых цветов, а это какие-то прутики. На них даже листьев и то нету! Думаешь, если я из тайги приехала, то и не знаю ничего? А я вот знаю!

Костя усмехнулся:

— Вот так, покричи еще. А я пока пойду руки вымою. — И он пошел в сени к рукомойнику.

Мать засмеялась.

— Ох, Чечек! — сказала она со смехом. — Ох, бедняжка! Да кто же тебе сказал, что яблоньки сразу цветут?

— Все говорили! И девочки наши говорили, что у яблонек розовые и белые цветы. Да я и на картинке видела… А они — вон какие!

— Да у этих тоже будут цветы — не сразу же! Ведь эти прутики еще не яблоньки, они еще яблоневые детки!

Чечек посмотрела на нее мокрыми черными глазами:

— А тогда почем они знают, что это яблоньки? А может, это осины какие-нибудь?

— Так ведь их же у Лисавенко из яблочного зернышка выращивали. А из яблочного зернышка осина вырастет разве?

Евдокия Ивановна рассмеялась, Чечек улыбнулась тоже. А когда Костя, умывшись, вошел в горницу, она соскочила с лавки ему навстречу.

— Кенскин, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, — ты скажи — только говори правду! — ты мне скажи: а наши яблоньки все-таки будут цвести белыми цветами? Ну когда-нибудь будут?

— Конечно, будут, — ответил Костя. — А как же? Придет время — и зацветут. Ты этот первый цвет увидишь.

— А ты?

— А я — нет. Меня уже в нашей школе не будет тогда… — И, слегка отстранив Чечек рукой, Костя сказал: — Мама, а что это отец не идет? Ужинать бы…

— Сейчас соберу… — сказала мать. — Садись, Чечек!

Чечек, усевшись за стол, задумчиво глядела на Костю: на будущий год его уже не будет здесь!.. А Костя, подвигая к ней поближе хлеб и масло, сказал:

— Ну что, накричалась? Все выложила? Эх ты, бурундук. Как чуть что, так уж и плакать. А еще тоже — в пионеры собралась!

— А я и не плачу! — досадуя на прорвавшиеся слезы, ответила Чечек. — Я са-авсем и не плакала, это просто слезы выскочили. Буду я плакать, вот еще!

Вскоре пришел отец. Стали ужинать. После ужина Костя долго рассказывал о том, что он увидел в Татанаковском логу: о яблонях, стоящих бессчетными рядами, о склонах, заросших смородиной, о ягодных плантациях… И особенно подробно рассказал он о яблоньке, которую видел в теплой ложбине, о том, какая красивая и нарядная она стояла — вся белая и вся розовая…

Отец внимательно слушал Костю и тихо повторял:

— Да. Видно, время меняется. Время меняется…

ЧЕЧЕК МОГЛА БЫ СПИСАТЬ ЗАДАЧУ, НО…

В это утро Чечек приснился сон. Ей снилось, что она у бабушки Тарынчак в аиле, что она сидит у костра на мягкой шкуре дикого козла, а вверху, над головой, в дымовом отверстии аила, светится голубое небо и празднично, по-весеннему чирикают и щебечут какие-то веселые птицы.

— Вот и весна пришла! — по-алтайски сказала Чечек, улыбаясь во сне. — Бабушка, ты слышишь птиц?..

С этими словами Чечек открыла глаза. Мая Вилисова, которая спала на соседней постели, приподняла с подушки голову. Солнце, прорвавшись сквозь голубые занавески, пронизало теплым сиянием ее светлые спутанные волосы, похожие на пушистый ковыль. Мая засмеялась:

— Что это ты — во сне или наяву?

Чечек, румяная от сна, глядела на Маю и несколько мгновений не могла сообразить, как это ее бабушка Тарынчак со своим коричневым лицом и смоляными косами вдруг превратилась в белокурую Маю.

— Тебе бабушка приснилась? — спросила Мая.

— Да, — улыбнулась Чечек. — И птицы щебетали…

— Да они и сейчас щебечут, — сказала Мая. — Слышишь? Это воробьи веселятся!

Девочки в интернате вставали, убирали постели, умывались. Лида Королькова, строгая дежурная, крикнула:

— Чечек! Мая! Открываю форточку. Долго будете лежать?

Чечек вскочила, быстро оделась, взялась расплетать косы… И вдруг вспомнила: