Любовь Воронкова - Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести

• Название: Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести
• Автор: Любовь Воронкова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1987

Во второй том Собрания сочинений входят повести: «Село Городище», «Федя и Данилка», «Алтайская повесть».

---

Вот и строится Городище… Вот и не надо разбредаться в разные стороны. И новая изба с малиновыми наличниками не приснилась ей — нет, крепкий сруб из чистых округлых бревен венец за венцом растет на пепелище.

В ту же сторону глядел и Ромашка. Он тоже видел Городище, он видел даже стены своего нового дома. Но мысли его были о другом…

— Вот был бы я председатель, — вдруг сказал он, — я бы…

Все дружно рассмеялись:

— Ох, уж и председатель! Ну и председатель!

— А что ж? Я бы…

— Ты бы сразу весь колхоз и разогнал! — сказал Женька. — Тому — стукушку, тому — колотушку!.. Живо управился бы!..

— Дураки! — беззлобно сказал Ромашка. И, закинув руки за голову, стал глядеть в небо.

Но, помолчав, продолжал:

— Я бы таких лошадей завел! Я бы таких лошадей! Они бы у меня из упряжки рвались. Эх, видел я жеребца в совхозе — Бронзовый зовут. Темный, карий такой, блестит, будто маслом смазанный!.. Голову поднял — не достанешь! А глаза так и сверкают, как молния. А как запрягли — эх, буря мглою небо кроет! Как подхватил с места, только сиди! Вот такого жеребца я завел бы, а рабочих лошадей полный двор наставил бы. Они бы у меня сытые были, крепкие. Никакого воза не боялись бы!

Женька живо приподнялся и сел на старую кротовую кочку.

— А я бы… я бы нет! Я бы сразу всякие машины завел. Я бы сейчас, как весна, на пашню трактора двинул бы, каждый по шесть лемехов, да две бороны сзади… В одну сторону прошел — шесть борозд, в другую — еще шесть борозд. Пошли, загудели — только лемеха посверкивают!

— Тракторам-то бензин нужен!

— А лошадям-то овес! Не все равно? У меня бы дня три-четыре — и все в поле зачернело бы. Сей! Ну уж, а сеять, конечно, тоже не с лукошком бы вышел. Сейчас бы у меня сеялки пошли, они бы у меня семена-то по полю по зернышку разложили бы… Ну, а уж осенью — пустил бы я комбайны по полю, как корабли по морю! Уж душа не дрожала бы, что рожь осыплется, — только мешки подставляй.

— Понимаешь ты! Лошадь — живое существо! Ведь она все соображает, всякую дорогу помнит… Ведь с ней разговаривать можно. Поглядит на тебя глазом — ну, только слова не вымолвит! А машины что? Железо да дерево!

— А ты много понимаешь! А машина разве не соображает? Побольше, чем твоя лошадь, соображает. А еще и побольше, чем человек, и нигде не ошибется. Вот попробуй-ка сделай, что машина сделает!

— Но ведь лошадь ласку чувствует!

— А машина не чувствует? Вот не смажь ее да не походи за ней — она и работать не будет. Эту, брат, тоже не обманешь. Нет, был бы я председатель — у меня все хозяйство на машинах ходило бы, даже воду из колодца у меня ведра сами доставали бы.

Груня сорвала цветок журавельника, который ютился у самого ствола березы.

— А если бы я была председатель, — сказала Груня, разглядывая желтые тычинки в голубом венчике, — я бы и машины завела и лошадей. Пускай бы все работали. Косилка косит, а лошадь ее тащит…

— Может и трактор тащить!

— Нет, не может трактор. — Груня отбросила голубой цветок. — Он своими шипастыми колесами все луга покорежит. И сено из лесу — на чем повезешь? На лошади. А хлеб сдавать на чем везти? Опять на лошади…

— У меня бы хлеб на грузовиках возили.

— На грузовиках-то хорошо, пока сухо. А как грязь — так все твои грузовики на дорогах станут. Нет, была бы я председатель — у меня бы полный сарай всяких машин был и полный двор лошадей.

— И коров, — добавила Стенька.

— Да, и коров. Чтобы молока, сметаны всем сколько хочешь! Полные бидоны, полные бочки!

Стенька оживилась:

— А коров-то не простых надо, надо ярославок, черных с белым — они молочные!

— И потом, — Груня провела рукой вдоль горизонта, — по всей деревне насажала бы всяких цветов, больших цветов, садовых. Чтобы как начиналась весна, так вся наша улица зацветала бы — и голубым, и белым, и красным, и розовым… И до самой осени цвели бы у нас в палисадниках алые цветы — мальвы! Ах, было бы красиво у нас!

— А я бы — нет! — прервала Стенька. — Я бы лучше везде, везде яблонь насажала. Как началась весна, так все белым цветом покрыто. А подошла осень — тут ранеты поспевают, там белый налив, тут коричневые, там антоновка… И даже под ноги падают! Ешь сколько хочешь!

Стенька даже причмокнула, будто яблоки уж у нее в подоле были.

— А что, ребята, — задумчиво сказал Женька, — если бы взяться! Если бы как взяться!

— Да ничего страшного, — своим твердым, спокойным голосом сказал Ромашка. — Ну, скажем, лошадей и машины заводить мы пока еще не доросли, а вот яблони — почему бы нет?

Груня привстала на колени. Мечта вдруг откуда-то из-под облаков спустилась на землю и от этого стала еще пленительнее.

— Ребята! Ромашка! Женька! И правда, давайте подумаем! Давайте, давайте подумаем!

— Цветов насажаете, а колхоз разоренный, — неожиданно сказала Раиса скучным голосом. — Еще сколько домов строить, и скотного двора нет — скотина зимой на улице померзнет…

— Дома построят. И новый двор будет, — ответила Груня.

Она глядела куда-то вдаль — ей вспомнился весенний день, розовый кусочек разбитого блюдца, скворец над пожарищем и незнакомый человек в кителе, важный, спокойный человек с усталыми глазами… Груня снова услышала сказанные тогда слова:

«…Избы будут новенькие… желтые, со смолкой. Засверкают окнами. И стадо пойдет по деревне… И петухи запоют. И скотный двор новый поставим, со стойлами… Только очень крепко работать надо!»

— И новый двор поставим, — повторила Груня вслух, — со стойлами. И школа будет. К осени.

— Говорит, будто она знает! — засмеялась Стенька. — Тебе-то откуда знать?

— Да уж я знаю! — загадочно улыбнулась Груня, — я все знаю.

Протекло несколько светлых, задумчивых минут. Налетел ветерок, зашуршали, зашумели березовые листья над головой…

Груня вскочила, взяла грабли, подняла клок сена, помяла в руках:

— Думается — поспело. Наверно, убирать пора. Ромашка, погляди, ты лучше понимаешь!

Ромашка важно пощупал сено — почти невесомые стебельки ломались в руках.

— Пора, — сказал он.

И взялся за грабли.

1947

Федя и Данилка

ГДЕ ОНИ ЖИВУТ

Федя Бабкин и Данилка Цветиков живут в Крыму, в колхозе.

Колхоз со всех сторон окружен горами. Куда ни посмотришь, всюду горы.

Самая большая гора сверху донизу заросла лесом. Она круглая, будто мохнатая шапка великана. Рядом с ней — другая гора, совсем на нее не похожая. Она поднимается из леса голыми зубцами, — целая гряда острых, каменистых вершин. И вершины эти снизу кажутся то серыми, то синими, то лиловыми. Самый острый и высокий зубец похож на человека. Будто сидит человек, склонив голову, и думает о чем-то.

Но это Данилке кажется, что скала похожа на человека. А Федя говорит, что никакого человека там нет, а просто торчат голые камни над лесом.

За этими горами еще горы. Летом они сухие и желтые. А сейчас, пока весна, всюду зеленеет нежная веселая трава. В долинах, где побольше влаги, цветут дикие тюльпаны. Будто маленькие красные и желтые огоньки разбросаны по склонам. А если поднимешься повыше на горы, то там встретят тебя коротконогие желтые крокусы и лиловые фиалки.

Данилка часто приносит с гор цветы. А Федя цветы собирать не любит. Он как только заберется повыше, то и смотрит, где пасутся лошади. И рад-радешенек, если пастух Иван Никанорыч велит отвести лошадь в колхоз. Сидеть на теплой спине лошади и мчаться по крутой тропинке — это Феде самое веселье!

А Данилка — вот чудной человек! — к лошади даже подойти боится.

Но больше всего оба они любят море. Чуть согреется весной синяя вода, все колхозные ребята уже плавают и ныряют в заливе. И Федя тоже плавает и ныряет, ловит маленьких крабов, гоняется за медузами, борется с волнами, когда немножко разыграются. А Данилка плещется у берега. Или зайдет в море по пояс и глядит в глубину — что там растет на дне морском? Кто живет там в водорослях? Водоросли весной нежные, мягкие, зеленые. Будто зеленый лужок стелется под хрустальной водой.

ХАМСА

Крепко дружили Федя и Данилка. Но как-то раз они поссорились и чуть было совсем не раздружились. Еще с вечера, когда Федя ложился спать, мать сказала:

— Нынче море расходилось, большой прибой. Люблю, когда море шумит!

— А что же хорошего? — ответила ей тетя Фрося, отцова сестра. — Шумит и шумит день и ночь, отдыху ему нет. От этого шума одна скука.

«И вовсе не скука, — хотел сказать Федя, — море шумит весело!..»

Но не успел, уснул.

Утром Федя проснулся и сразу услышал, что море бушует еще сильнее. Он вскочил, вышел на крыльцо. На узкой террасе под черепичным навесом еще дремала прохладная тень. Но в маленький двор уже пробралось солнце.