Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

• Название: Лёлита или роман про Ё
• Автор: Сергей Сеничев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

13 лет назад Нью-Йоркским издательством Modern Library был выпущен рейтинг 100 лучших литературных произведений XX века написанных на английском языке. Четвертую строку в списке занял скандальный роман Владимира Набокова «Лолита»… 45 лет назад Набоков перевёл «Лолиту» на русский язык… 50 лет назад Стэнли Кубрик закончил первую экранизацию романа, за главную роль в которой Сью Лайон была названа «самой многообещающей начинающей актрисой»… 15 лет назад Эдриан Лайн снял новую «Лолиту» с Джереми Айронсом в роли Гумберта…

Год назад увидел свет роман Сергея Сеничева с очень похожим названием — «ЛЁЛИТА». 500 экземпляров книги мгновенно превратились в букинистический раритет.

---

— Нравится?

— Пока не очень… Хочешь? На.

— Брось, — не то попросил, не то приказал я.

Она пожала плечиком. Деловито сплюнула в занявшийся уголёк и сунула чубука обратно в карман.

— Нет. Совсем выкинь.

— Зачем? Просто не буду больше.

— Лёль…

— Я сказала…

— …выбрось, говорю!

Повисла тишина.

— Подумал?

— Да, подумал.

— Ну акей!

И вышла вон и с по-девчоночьи дурацким замахом лукнула трубку в воду. Вернулась. Заворчала:

— Дожились. Антиквариатом разбрасываемся…

Таких фор от нашей тихони прежде не получал никто. Из живущих, по крайней мере…

— Кончай рисоваться. Что произошло?

— Просто.

— Как это — просто?

— Ну, прогнала и всё.

— Да зачем?

Второй тяжкий вздох.

— Чтоб ты поднялся.

Интересно девки пляшут!..

— Ну-ка сядь сюда.

— Не-а.

— Да что там у вас случилось-то?

— Ты когда-нибудь слушать будешь?

— А я чего делаю?

— А ты кудахчешь.

— Да я врубиться не могу…

— А вы никогда врубиться не можете! — взорвалась она вдруг. Совсем как отец. Как же похожа она на него. В смысле, на нас, на меня…

— Да кто мы, кто?

— Мужики… Я сказала Тимке, чтобы он ушёл… не перебивай!.. чтобы оставил нас одних… ну, нас с тобой… Сказала, что если он уйдёт, ты выживешь…

— А если останется…

— А если останется, возьмешь и умрёшь.

— Ага, — по крайней мере, логику я просёк, но пока только логику. — И зачем?

— От чувства выполненного долга.

— Ты чего городишь, чучундра? От этого не умирают.

— Ещё как и умирают! — и всё-таки подсела и брови мне ладошкой утёрла. — Ты ведь решил, что всё, баста, карапузики, из леса вывел, пристроил, вот горох, вот пшёнка, вон картошка растёт, всю только не ешьте, а то весной нечего будет сажать, и гудбай, да? Как Дед?

И снова вскочила, притулилась к косяку и запричитала куда-то в пространство:

— Добренький какой! Решил, что теперь сами сможем? Без тебя? Пожалста, да? Любитесь себе, женитесь…

— Лёль? Ты о чём вообще?

— О чём?.. Хватит придуриваться-то! Я что, не видела, какими глазами ты на него смотрел?

— Какими?

— А такими: гордился ты им.

Вот ничего себе! Вот застукала так застукала!

— А ты знаешь — да! Глядя, как компьютерный мальчик превращается в мужчину, каким сам всю жизнь хотел стать — ох как гордился, девонька! Тут есть чем. Это тебе не книжку стихов намарать!.. Глаза она мои видела… А ты хотела, чтобы я стыдился, что ли?.. Мне стыдно было, когда сын без моего участия рос — где-то и как-то — вот это стыдно. И очень больно…

Так приблизительно хотел я ответить ей.

А вслух сказал:

— Да я-то тут при чём… Сам он…

— Ну я и говорю, — и опять подлетела и плюхнулась задницей на ветошь так, что лежанка задрожала, и, как пишут в художественных текстах, прошипела (а я уточню: пропищала) мне в лицо: — Ты почувствовал, что больше не нужен. Что вожак теперь он.

Так: стоять! Стоять, мужик…

В смысле, продолжать лежать и мыслить здраво. Перед тобой четырнадцатилетний ребёнок, не её это слова. Разводят тебя. Как последнего лоха. А ты и повёлся. Эй, хитрюга, а ну колись: наизусть заучила? А автор где? За дверью? Рот кулаком зажимает и коленками сучит, чтобы не обдуться от удовольствия?..

Ну, хорошо. Хорошо, я подыграю вам, ребятки…

Ох я вам щас и подыграю!..

— Да ладно тебе. Не собирался я никуда умирать («да, да, вот так и надо! никуда — очень правдоподобно»). Придумала ведь тоже…

— Да ничего не придумала. Копыта он чуть что отбрасывает…

Ах ты шпана неблагодарная, припомню я тебе эти копыта. Обязательно припомню. Попозже. А сейчас подпевать! Подпевать, Палыч, пока пощады не запросят…

— Ну уж прости.

— За что? — теперь она не поняла.

— Не знаю, — я сделал очень грустное лицо, очень. — За всё сразу. Сколько я уже так валяюсь?..

— Третьи сутки.

— Вот!

— Чего — вот?

Попались вы, вот чего вот!

— Я говорю, вот квакнул бы я вчера — и что тогда?

— Ты бы не посмел.

— Хо-хо! ещё как посмел бы…

— Нет.

— И почему это?

— Потому что тогда и я бы погибла. Понимаешь?

Боже, какой милый бред! До чего замечательный спектакль тебе устроили! Слезу давать уже, или рано?..

— Ну, во-первых, не погибла бы. А во-вторых, как же это я должен был догадаться, если третий день, как говоришь, без сознанья и понятия не имею, что тут у вас творится?

— А для таких вещей сознанье и не обязательно.

Нет, всё, не могу больше. Тима! Константин Гаврилыч ты мой непутёвый, входи уже, где ты там? Иди сюда, дорогой, поздравлять буду: Чайка твоя — прелесть!

— И ты вот так просто взяла и выложила ему всё это?

— А как же ещё-то?

— И он поверил и ушёл?

— А зря, что ли, ты им гордился?

— Ну да, да, да, да, — я уже не мог сдерживаться. — Я гордился, ты заметила, потом я умирать начал и тебе ничего не оставалось, и ты его прогнала! Видишь? Въезжаю ведь, если по-человечески объяснить! Расстались без эксцессов, надеюсь?

— Ты о чём?

— Ну как о чём! По-доброму простились? Без обид?

— Нормально. Я объяснила, он согласился и пошёл.

— Встал и пошёл, да?

— Ну да.

— В лес?

— В лес, куда же ещё-то…

— Без ничего?

— Да ты что! Я сама ему всё собрала. Заранее. Одежду, ножи, спички, пять свечек, соли мешочек насыпала… Мясо. Много. Почти всё, что накоптили. Ему ведь нужней… Мы-то всё же тут. И как-никак вдвоём…

— А-а-а! Кобелина с ним, значит, умотал…

— А то.

— Выходит, тоже на пару… И давно отчалили?

— Позавчера. Я не пойму: ты чего потешаешься-то? — она смотрела на меня как на законченного идиота.

— Кто? Я? Нисколько! Я просто думаю, может, он ещё тут где-то, неподалеку, а?

— Нет. Он далеко уже.

— Уверена?

— Он слово дал.

— Врёшь!

— Вру…

Врёт. Всё ты врёшь, голубушка. Ну давай, ври дальше.

— А ты сам подумай: зачем какое-то слово? Ты бы на его месте что — спрятался и ждал?..

— Я-то? Да боже упаси.

— Ну и вот…

— И больше, значит, не объявлялся?

— Кто?

— Дед Пыхто! Пёс, конечно.

— Нет.

— Ну, тогда да… Тогда с концами…

И давая понять, что дознание окончено, я повернулся на бок и даже изобразил храп.

— Ну хорошо, — прозвучало в спину, — давай по-другому объясню. Просто я тебя выбрала. Чего непонятного-то?

Я повернулся.

— Извини, не расслышал: ты меня что?

— Выбрала, — повторила моя Лёлита, не моргая.

И тут, господа, натуральная немая сцена…

Когда взрослый ребёнок, который тебе ещё и племянницей доводится, говорит, что ты её выбор: тут увольте. Срочно даёшь немую сцену!

И полрюмки корвалолу впридачу.

— Тебя ещё раз ущипнуть или как? — поинтересовалась она, дождавшись, пока ехидная ухмылка окончательно сойдёт с моей растерянной рожи.

Вот когда я пожалел, что трубочка моя аля-улю…

Спектакль — вернее, то, что я полагал спектаклем — отменился. Кулисы испарились, сцена рухнула, и львы-гуси-олени разбежались-разлетелись кто куда, потому что от Чайки моей пахнуло жизнью. Да такой, что дайте сюда, Костенька, ваш жакан — пойду сам застрелюсь.

— Ты… Ты! — я не понимал, воплю уже или всё ещё шепчу: я оглох и не слышал себя. — Ты соображаешь вообще? Выбрала она… Казнить нельзя помиловать!.. Да кто ты такая, чтобы выбирать?

— Кто я? — Лёлька продолжала буравить меня невозмутимым взором. — Женщина.

— Ах вон оно как…

На дворе опять матриархат. Причём давно уже, третьи сутки. А ты опять не заметил.

— И чего теперь, — вопросил я, хуже, чем сдался.

— Ничего. Мир будем спасать. Сам же говорил.

— Я говорил это вам — вам обоим.

— Ну, мне-то лучше знать, с кем я его спасу.

— Да почему же это тебе-то лучше?

— А что, когда-нибудь по-другому было?

Так. Ещё раз стоп. А ну-ка успокоились…

Найди слова, старый хрыч. Найди слова и сейчас же приведи её в чувство. И себя заодно.

— Стоп. Успокоились.

— Да я в порядке.

Конечно в порядке… Посмотри-ка: она в полном, в идеальном даже каком-то порядке. Это ты в нокауте.

— Щас, подожди… Я только слова найду… Допустим… допустим, ты действительно женщина…

— Без допустим.

— Хорошо, без допустим… Ты — женщина… Отлично!.. И допустим, право выбора действительно за тобой…

— А за кем же ещё?

— Ну да, всё правильно, за кем же…

— Ну…

— Да не ну, а но! Это плохой выбор, Оленька.

Браво, хрыч, ты нашёл их! Искал, искал и нашёл. Вот где ты действительно незаменим, так это там, где нужно быть убедительным. Гляди: сейчас она захлопает ресницами, поймет, что дурака сваляла, и побежит Тимку возвращать. Спорим?..