Иван Кошкин - Илья Муромец.

• Название: Илья Муромец.
• Автор: Иван Кошкин
• Издательство: "Эксмо"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22351-0

Вот уже четыре года, как Илья Муромец брошен в глубокий погреб по приказу Владимира Красно Солнышко. Не раз успел пожалеть Великий Князь о том, что в минуту гнева послушался дурных советчиков и заточил в подземной тюрьме Первого Богатыря Русской земли. Дружина и киевское войско от такой обиды разъехались по домам, богатыри и вовсе из княжьей воли ушли. Всей воинской силы в Киеве — дружинная молодежь да порубежные воины. А на границах уже собирается гроза — в степи появился новый хакан Калин, впервые объединивший под своей рукой все печенежские орды. Невиданное войско собрал степной царь и теперь идет на Русь войной, угрожая стереть с лица земли города, вырубить всех, не щадя ни старого, ни малого. Забыв гордость, князь кланяется богатырю, просит выйти из поруба и встать за Русскую землю, не помня старых обид...

В новой повести Ивана Кошкина русские витязи предстают с несколько неожиданной стороны, но тут уж ничего не поделаешь — подлинные былины сильно отличаются от тех пересказов, что знакомы нам с детства. Необыкновенные люди с обыкновенными страстями, богатыри Заставы и воины княжеских дружин живут своими жизнями, их судьбы несхожи. Кто-то ищет чести, кто-то — высоких мест, кто-то — богатства. Как ответят они на отчаянный призыв Русской земли? Придут ли на помощь Киеву?

---

— Не допускали, — ответил порубежник, — как мы обратно скакали, из лесу много печенегов выехало, через Лыбедь по нам стреляли. Двоих насмерть убили, Степушку ранили.

— Из лесу? — сощурился Попович. — Знать, ночью где-то еще ниже Днепр перелезли, а теперь ладят нам в спину выйти. Ну да через Лыбедь тут не перескочить, овраг глубок.

— Езжайте в свой полк, добры молодцы, — велел Гореслав. — А ты, Алеша, труби в рог, буди Муромца!

Невыспавшийся и злой Илья из-под руки наблюдал за показавшимися первыми печенегами. В кожаных и войлочных, несмотря на жару, коротких кафтанах, на мелких лошадках, степняки носились по холмам, время от времени один из них спускался к дороге и тут же поворачивал обратно, пустив с оборота стрелу. Черниговцы, смеясь, ловили пернатых вестниц на щиты — на излете стрелы били слабо. Пошли шутки, что так можно и год воевать, но Муромец не обольщался — это были лишь застрельщики, а пыльная туча за дальними холмами все росла и росла... Вот один печенег вылетел на крупном, не степном коне на дорогу, вскинул копье и заорал на ломаном русском обидные слова. Черниговский строй не шелохнулся, все помнили слова муромского богатыря: ныне воюем не ради славы и не ради чести. Никто не выехал навстречу поединщику, и он, ругаясь грязно, поскакал обратно.

Туча была все ближе, и уже явственно дрожала земля. Шутки смолкли, Илья, оглянувшись по сторонам, увидел посуровевшие лица черниговцев, кто-то, волнуясь, все перехватывал поудобнее копье, перехватывал и не мог перехватить.

— Господи помилуй... — прошептал молодой воин слева.

Из-за гребня дальних холмов показалась Орда. Словно саранча по зрелой ржи, словно выросший в яростной буре вал на Русском море, ряды печенегов переливались через курганы. Первая волна уже скрылась из виду, спустившись к подножию горы, а по вершинам уже катилась вторая. Вот вторая спустилась вниз, первая показалась на ближних холмах, а из-за гряды лезла третья... Над печенежскими полками трепетали бунчуки, бились конские хвосты под степными значками, но не слышно было ни грома кожаных бил, ни воя дудок и рогов — Орда шла молча, страшно. Волна за волной, отряд за отрядом — вот передние вылезли на холмы на той стороне дороги и, не останавливаясь, потекли вниз. Гореслав, не веря своим глазам, смотрел на степняков, что были уже едва в трех перестрелах. Никогда печенеги не шли в бой так — в лоб, напором, всегда прежде пускали стрелы, налетали поближе, чтобы бросить сулицы, выдернуть кого арканом и прыснуть в стороны перед русской конницей. Не то здесь, степняки рысили ряд за рядом, в первом ряду многие одоспешены, и внезапно черниговский воевода с пронзительной ясностью понял, что сейчас произойдет.

— Труби! — крикнул он отчаянно воину с боевым рогом, что стоял вместе с ним под знаменем.

Дружинник вскинул к губам турий рог, и над русскими рядами пронесся, заглушая топот копыт, могучий рев. Гореслав выхватил меч и ударил коня пятками, посылая его вперед.

— Русь! Русь! За мной, ребятушки! — бешено кричал воевода, понукая коня.

Конница сильна скоком, кто разогнался — тот, считай, и победил, еще враг и бой не примет, сразу сбежит. Печенеги не просто так оставили луки в налучьях — зная, чего ждут от них русские, степняки перли вперед, собираясь захватить Киевское войско врасплох. Коням нужно время, чтобы набрать разгон, иначе понукай их не понукай — бросятся прочь от несущейся на них лавы, и ни один наездник их не удержит, будут рвать рты удилами, но не повернут испуганных лошадей. Еще минута — и печенежский вал налетел бы на стоящее русское войско, смял бы, стоптал и пошел рубить бегущих.

Не так, не так бы поднимать полки — надо прежде протрубить воеводскому трубачу, потом ответить рогам в отрядах, двинуть шагом, разгоняясь на рысь, поспешая за самыми резвыми, что запрещай не запрещай — вырвутся вперед, и грянуть всей силой на ворога. Но не было уже времени вести людей правильно, и воевода лишь надеялся, что воины его, его гордость, его дети — сыны черниговские и курские, путивльские, не выдадут, не отстанут, но пойдут за ним.

— Русь! Русь! РУСЬ! ЗА КИЕВ!

Крик, сперва неслаженный, но затем все дружнее, загремел над полем, и у воеводы отлегло от сердца — полки пошли за ним. Оборачиваться времени не было, Гореслав погонял коня навстречу врагу, выбирая, кого рубить первого.

Илья едва успел удержать второй ряд полков, что хотел броситься вслед за первым. Как бы не хотелось, но им все равно до врага через своих не пролезть. Кони не люди — друг друга распихивать не будут, что толку упереться передним в хвосты, только криком своим и поможешь. Неподвижный, как истукан, закованный в сталь на стальном коне, богатырь возвышался над дружинниками, и те, не смея ослушаться, остались на холме, внизу две конные лавы неслись навстречу друг другу. Начищенные брони и шеломы русских витязей сияли на солнце, казалось — чистый морской вал катится с горы, печенежское же войско было пестро и мутно. Ближе, ближе, вот-вот степняки начнут заворачивать лошадей, уходя с пути черниговцев... Печенеги не отворачивали — воля хакана гнала их вперед, его месть была страшнее русского гнева, и Илья стиснул зубы — он знал, что сейчас произойдет.

Между черниговцами и степняками оставалось едва пятьдесят шагов, когда лошади начали беситься. Видя несущуюся на них стену всадников, кони бились, вставали на дыбы, подкидывали задом. Неловкие полетели из седел, оба войска начали замедлять бег, воины натягивали поводья, пытаясь удержаться на бесящихся скакунах. Отворачивать было некуда, ряды шли тесно, и через несколько мгновений лавы с ревом и громом сшиблись. В слепом ужасе кони били копытами, кусались, пытаясь вырваться из сутолоки, но натыкались лишь на других коней, спотыкались и летели кувырком на землю, давя всадников. Тут яростный жеребец, осатанев от страха и ярости на других жеребцов, лез в драку сам, и уже наездник не направлял его, но лишь старался удержаться в седле, и, улучив минуту, рубануть врага, буде какой подвернется. Там жалобно ржала кобыла со сломанной ногой и, сбитая, падала под беспощадные копыта, увлекая седока, успев испустить последний, человечий почти вопль. Крик, лязг, ржание, не битва — бойня творилась на старой дороге. Копья сразу стали бесполезны — не занесешь, не ударишь, воины взялись за мечи, сабли, топоры. Здесь никто не выбирал супротивника — рубились с тем, до кого можно дотянуться, не было места крутиться вокруг врага, где встал — там бей, успевай лишь закрываться щитом от вражьих ударов. А пропустишь один — и все, пятиться некуда, и будут рубить оглушенного, пока не свалишься, а там уж втопчут в землю, словно и не было тебя никогда.

Гореслав Ингварович бился в самой гуще, чуя позабытую уже радость, когда еще один печенег падал с седла, разваленный страшным ударом. Нет, не ослабели еще руки, а опытом и сноровкой старый воин сильнее троих молодых. На место убитого выехал новый — третий? Четвертый? Воевода не считал. Этот был в шеломе с конским хвостом на шпиле, в кольчуге, и Гореслав понял — перед ним не простой степняк. Воевода, а то и хан, здесь одной силой и напором не возьмешь, здесь нужно биться искусно. Первый удар длинной сабли черниговец принял на щит и едва усидел в седле — расписной, обтянутый толстой кожей щит был прорублен едва ли не на четверть. «Ольбер! — мелькнуло в голове. — Вот и послал Бог достойного!» Занеся меч так, что острие указало в черную землю, Гореслав со страшной силой рубанул печенега, метя в голову, тот поднял щит, и старый витязь в последний миг повел меч наискось, вокруг преграды, целя под руку. Ольбер был быстр, вскинув саблю поперек груди, он закрылся от удара. Клинки столкнулись, рассыпая искры, и степная сталь не выдержала, оставив в кулаке печенега обломок в ладонь длиной. «Вот теперь ты мой!» — рявкнул воевода, занося меч для верного уже удара. Взмаха из-за спины он не заметил, лишь ожгло, словно палкой, по запястью, и Гореслав, не веря, уставился на обрубок своей десницы, белую кость заливала алая кровь. Ольбер, ухмыляясь, потащил из петли на седле булаву, и старший воевода черниговский последним усилием встал в стременах, перегнулся через шею коня и обхватил печенега поперек пояса. Тот захрипел, пытаясь вырваться, но Гореслав Ингварович, не чувствуя уже, как рубят сзади по спине, по голове, с натугой вырвал врага из седла и рухнул с ним наземь, и в смерти не разжимая объятий.

Муромец, не шевелясь, смотрел на страшное побоище, что кипело внизу, меньше чем в одном перестреле. Смоленские полки поспели ударить вместе с черниговскими, и бой шел через все поле — от Днепра до Лыбеди. Ни та, ни другая сторона не брала верха, русские и печенеги рубились, не отступая ни на шаг, умирая на месте, и уже коням некуда было ступать от трупов. Тут секлись мечами, отбросив разбитые щиты, хватали друг друга за руки, там, стиснутые со всех сторон боками коней, резались ножами, били кулаками, стараясь повалить с коня. Вон печенег ударом палицы снес голову черниговцу, и тут же, взмахнув руками, свалился с коня, сдернутый вниз, а на его место в седло взлетел русский воин, страшно перемазанный кровью и землей, и тут же перехватил за руку другого степняка, выкручивая из пальцев саблю.