Владимир Зюськин - Истребители танков

• Название: Истребители танков
• Автор: Владимир Зюськин
• Издательство: Среднеуральское кнжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5–7529–0060–3

Об авторе: Владимир Константинович Зюськин — профессиональный журналист, поэт. Работал в Сибири, на Урале, Украине, Сахалине — в редакциях газет, журналов. Автор стихотворного сборника «Гон». В 1986 г. началась его работа с Г. А. Халтуриным, бывшим комбатом, председателем совета ветеранов Уральской противотанковой бригады. Так появилась документально-художественная повесть о боевом пути бригады, ее людях, основанная на архивных документах и воспоминаниях непосредственных участников событий. При подготовке книги использованы воспоминания ветеранов бригады; материалы фонда 8-й ОИПТ — 30-й ОИПТА бригады из архива Министерства обороны СССР; а также Жилин П. А. Великая Отечественная война: Краткий исторический очерк. М., 1970.

---

В этот же день, позднее, получили известие: бригаду наградили орденом Красного Знамени. Выстроились. Три раза прогремел салют. Поздравили друг друга и причастились вином. Обмыли, чтоб не ржавел орден и чтоб приглашал к себе другие награды.

6 октября. Дежурил в политотделе. Наши артиллеристы продвинулись вперед. Один старшина зашел напиться воды и попросил записать: «Немцы, мадьяры пошли в атаку. Много, много, черно. Пехота отошла: силы неравны. Но один пожилой красноармеец с карабином в руках остался, чтоб обеспечить отход товарищей. Немцы кинулись к нему. Он, словно из бетона, стоял по грудь в окопе и разил врага меткими выстрелами. Один, два, три… Вот он убил семь фрицев, вот свалился девятый, да кончились патроны. Трое немцев подбежали, пытаются схватить его. Он прикладом отбивается. Им все же удалось связать бойца. Наши с НП вздыхали: «Эх, хоть бы его убило, замучают, сволочи, в плену, поиздеваются за своих убитых…» Откуда ни возьмись огромная мина — бац в кучу и всех уложила. Так погиб один из русских солдат, отдав свою жизнь за двенадцать жизней фрицев и мадьяр. Я не знаю его фамилии и откуда он родом. Говорили, что с Урала. Постараюсь узнать и сообщить тебе. Написать надо жене, детям, родственникам. Пусть знают», — закончил он. Напился воды и убежал догонять своих.

Клуж

Впереди — столица Трансильвании город Клуж. На подступах к нему фашисты усилили свои войска четырьмя дивизиями, две из которых — танковые. 1844-й и 1846-й полки бригады сражаются в составе 163-й стрелковой дивизии, 1848-й — придан 104-му стрелковому корпусу. За атаками наших пехотинцев следовали контратаки фашистов. Особенно яростно сражались они на участке, где держали оборону бойцы 1844-го полка.

После упорных боев, 11 октября, Клуж был взят. Но в его окрестностях появилось немало могил со звездой. В одной из них захоронен Герой Советского Союза командир орудия 1848-го полка сержант Кузьма Степанович Пургин.

Колонна машин въезжала в освобожденный Клуж. Было раннее утро, но по обе стороны дороги стояли жители города. Они приветствовали освободителей, бросая им цветы. Букеты летели с веранд, балконов, из окон.

— Ребята, песню! — крикнул сержант.

Нежурин, откашлявшись, затянул:

«Ой ты, хмелю, хмелю, хмелю зылыненький…»

Больше десятка бойцов, сидевших с ним рядом в машине, подхватили:

«Деж ты, хмелю, зиму зимував, тай не развився…»

— А неплохо нас встречают! — крикнул разведчик До-донов. — Посмотрите, какие красульки стоят!

Девушки смеялись, что-то кричали и посылали вслед машине воздушные поцелуи.

— Ишь, какие любезные! — сказал Кокарев. В расчете, где служил Нежурин, он был всех старше, а потому и носил кличку «Старик».

— Это тебя увидели! — засмеялся Додонов. — Ты ж природный сердцеед. Пилотку только поправь, а то сидит на голове, как пирог.

Все дружно засмеялись.

— Продолжай песню! А то, смотри, только на нашей машине и не поют!

Нежурин снова затянул:

«Зимував я зиму, зимував я другу…»

И сколько было духу солдаты подхватили:

«Зимував я в лузи на калыни, тай ни развився!»

Песни взлетали над каждой машиной, а на первой играла гармонь, пиликала скрипка. Хоть в пляс пускайся!

Центр города. Университет. Здание министерства. Путь преградила река, через которую еще не налажена переправа.

Противник бежал, но недалеко. Опомнившись, начал артобстрел. Засвистели снаряды, и все смешалось.

Вот бежит женщина, плачет, в отчаянии раздирает себе грудь. Пять минут назад она приветливо улыбалась освободителям. Рядом с ней стояла маленькая девочка. А сейчас дочка мертва…

Когда артобстрел затих, принялись окапываться в дубовом сквере, что тянется вдоль реки. Наутро переехали водную преграду по налаженному саперами мосту и оказались в другой части города.

Расчет Нежурина поставил свое орудие на углу решетчатой железной ограды, за которой стоял красивый двухэтажный дом. Обстановка его поражала роскошью. Зеркала, рояль, обитые бархатом диваны с подушечками, расшитыми шелком, картины в позолоченных рамах, массивные люстры — все дышало красотой, комфортом. Хозяев не было.

Пустовало большинство богатых домов. Хозяева сбежали, напуганные немецкой пропагандой о зверствах большевиков.

Заходил в такие дома вместе с другими бойцами и И. Иванов. Паркет, спальни, залы, детские, ковры, шкафы, полные дорогой одежды, вызывали у него невеселые воспоминания:

«У каждой кровати — дорогая тумбочка, на ней — радиоприемник, а мы сообщение о нападении на нас фашистов слушали из картонных репродукторов. О радиоприемниках не могли и мечтать. У нас на всю деревню была одна швейная машина, один велосипед, да и тот — у председателя колхоза. На все хозяйство дали одну полуторку, ее мобилизовали в первый день войны… А тут такая роскошь. И все мало. Еще, сволочи, пошли нас грабить!

Везде много дорогого тонкого белья, верхней одежды. Бери не хочу. Но зачем это нам, солдатам? Сложить в вещмешок и носить за плечами? И так груза хватает… Если б эти вещи могли спасти от смерти… Так ничего и не брали».

Один из пустовавших домов, куда зашел Иванов, оказался домом терпимости. Об этом кричали портреты голых женщин на стенах. Под каждым стояла цена, словно продавались не люди, а мебель. Румыны рассказывали, что до прихода русских на каждой улице был публичный дом. Самая дорогая женщина стоила пятьсот лей. Это в переводе на советские деньги — пять рублей.

В доме терпимости осталась одна его хозяйка: немцы напугали женщин, что большевики за такие дела ссылают в Сибирь. «Вот установится власть — девушки вернутся. Тогда приходите», — говорила хозяйка, приняв Иванова за клиента.

«Я видел фотографии, расценки, вывеску, комнаты, постели и не мог никак убедить себя, что это не во сне, а на самом деле. Вот тебе мораль, совесть, человеческое достоинство!» — писал Иванов.

Вскоре Клуж, как все освобожденные до него города, остался позади. Но никогда истребители танков не забудут его имя. За смелые боевые действия и героизм, проявленные при взятии столицы Трансильвании, бригаде было присвоено наименование «Клужская».

Глава 5. На земле венгров

По горным дорогам

В составе 27-й гвардейской армии бригада продолжала стремительное наступление на запад.

Фашисты отступали, оставляя засады, которые в условиях горной местности действовали эффективно. Под обстрел одной из них попал 1846-й полк на подступах к Дебрецену.

«Дорога спускалась в котлован, на дне которого лежало село, и снова поднималась в горы, издалека казавшиеся глухой стеной. На выезде из села и начали рваться снаряды вокруг машин, — вспоминает В. Нежурин. — Обстрел был настолько неожиданным, что могла возникнуть паника: огонь шквальный, а укрыться негде. Но по приказу командира полка, Героя Советского Союза, майора Морозова полк без потерь быстро развернулся и рассредоточился по всему населенному пункту.

Потери понесли позднее, после второго — уже минного налета. Тяжелая участь постигла наших разведчиков, которые на наблюдательном пункте готовили таблицы огня. Ранило лейтенанта Шестерова и Толю Съедина, контузило Черкашина. Вгорячах они сбежали с бугра. Здесь и пришел им на помощь санинструктор Москаленко».

С наступлением темноты раненых повезли на машине в тыл. Когда проезжали мимо Нежурина, он услышал:

— Вася, землячок! Иди, я тебя поцелую. Прощай. Оторвало половину ж… Прости, если чего… Не обижайся…

— Ничего, Толя, ничего! — стал утешать Василий, а у самого вот-вот слезы покатятся. — Крепись. Не падай духом.

Рядом с земляком в машине еле слышно стонал лейтенант. Как узнали потом, он не дожил до рассвета…

Рано утром снялись с позиций. В ожидании завтрака остановились колонной возле здания школы. Неподалеку крестьянин топтал чей-то портрет и что-то приговаривал. «Я уловил лишь два слова: «Капут Хорти!» — и понял: это портрет венгерского правителя, который продал свободу своего народа», — записал В. Нежурин в дневнике.

Удивил наряд крестьянина. Полотняная рубаха до самых пят. Подпоясан и в соломенной шляпе.

— Мужчины, а ходят в юбках! — сказал радист Волков, перехватив взгляд Василия.

Позавтракав, полк двинулся вперед — на те самые кручи, с которых обстреливал вчера противник. Узкая дорога вела по крутым скатам гор, заросших лесом. Село было — как на ладони.

Вот и орудийные позиции противника.

— Значит, отсюда он посылал нам вчера «гостинцы», — сказал лейтенант Мартынец. — Удобно, ничего не скажешь. Но все же глуповат фашист. Я бы на его месте подпустил нас вон туда, — показывает рукой Сизову. — Видишь: участок открытой дороги, круто поднимающейся вверх? Подбил бы заднюю и переднюю машины — и амба. Двигаться некуда, кроме как в пропасть.