Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2

• Название: Поединок. Выпуск 2
• Автор: Николай Агаянц
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Сборник открывает повесть «Под копытами кентавра», в которой рассказывается о первых днях и предыстории мятежа фашистских ультра в Чили. Повесть «Пропавшие без вести» посвящена советским морякам, действие ее происходит во время Великой Отечественной войны. Герой повести А. Голубева «Пломба» — инспектор уголовного розыска Воронов.

В книге помещены пять рассказов В. Осипова, Б. Воробьева, Э. Маркина, Э. Хруцкого, М. Барышева.

---

Шлюпку покачивало — шла килевая качка, слышно было, как шипит у форштевня вода, несильный, теплый ветер дул попутно. Ратников обрадовался этому доброму помощнику, решил, что направление будет держать не только по звездам, но и по ветру.

«Черт его знает, — думал Ратников про шкипера, — может, и не врет. Скольких людей война закрутила? Так закрутила, что сразу и не скажешь, кого на какой берег вынесет. Вот ведь что. Ну, сидел человек, что же теперь делать? Не поздно, все еще можно поправить. Меня и самого жизнь в свое время помотала; побеспризорничал, наскитался вдоволь, правда, пацан еще был... Все-таки сказал же вот про оружие, про драгоценности. Может, и впрямь хочет от немцев вырваться? Хотя, будь посмелее, давно это мог сделать. Конечно, не все просто: ускользнул, пробрался к своим, а там как раз и спросят: «Кто таков, откуда? Документы. Ах, у немцев служил? Разберемся...» У него, у самого Ратникова, тоже нет документов, при случае может назваться хоть Ивановым, хоть Сидоровым, но он — другое дело, он боевой моряк, старшина второй статьи. И никто с него этого дорогого звания не снимал, да он и не позволит никому. Тут все на месте: сторожевой корабль, батальон морской пехоты, где служил и воевал, плацдарм у реки — все известно, да и доказывать никому этого не надо. Разве не видно это по его, Ратникова, лицу, по глазам, по всему настрою души и сердца? А куда этому шкиперу деться? Конечно, непростой орешек. Но ведь раскрылся же. Если уж честно, то он мог свободно ухлопать из пистолета, когда с чемоданом из кубрика возвращался. Как дважды два. Парень-то, видать, битый... Маша тоже вот еще — загадка. Выходит ведь вот что: не спаси он ее, угнали бы в Германию или потаскушкой солдатской сделали. И так, и эдак повернуть можно... Но Ратников не позабыл слов шкипера: «А может, того, оставим Машку, а? Чего с ней мыкаться?» Да, в этих словах весь человек, как на ладони: тюремные, волчьи законы...

Легонько поскрипывали уключины, всхлипывали, ластились гладкие волны у бортов. Ходко шла шлюпка. Казалось, все пространство кругом зашторено наглухо черными тяжелыми шторами, даже дышалось трудно — такая плотная стояла темнота.

— Ничего не видать, как в дегте плывем, — прошептала Маша испуганно. — Заблудимся ненароком.

— Накаркаешь! — прикрикнул на нее шкипер. — Замолчи.

— Хватит с меня, не могу больше терпеть, — всхлипнула Маша. — Уйду, только до берега добраться.

— Куда ты денешься, дурочка? К немцам пойдешь? Если бы не я...

— Вот что, шкипер! — резко сказал Ратников, откидываясь всем корпусом. Он греб уже около часа, сбросил мокрую от пота рубаху, сидел голый по пояс. Влажные плечи его лоснились в темноте. — Перестанешь издеваться над человеком? За борт можешь сыграть!

— Из-за бабы-то?

— Я предупреждал. И прекратить всякие разговоры — на воде голоса далеко слышны. Садись-ка на весла, передохну малость.

Ратников перебрался на корму. Все так же попутно дул ветер. Шкипер греб сильно, умеючи, и Ратников с удовольствием это про себя отметил. Он подумал, что хорошо приладить бы какой-никакой парус, тогда дело пошло бы и вовсе здорово, но из этой затеи сейчас ничего, конечно, не выйдет, это ясно, а вот раньше, на барже, можно было соорудить что-нибудь наподобие мачты, вырезать кусок брезента для паруса. Но баржа была уже далеко, и слава богу, если на буксире еще не хватились, не заметили ничего. Теперь его беспокоило лишь, чтобы, случаем, не нарваться на какой-либо сторожевой катер, тогда не выкрутиться — с одним автоматом ничего не сделаешь. Он заранее уже решил, что и как станет делать, если случится такое. Шкипер — черт с ним, не маленький. А вот Машу жалко. Молоденькая совсем, почти девчонка, такого же примерно возраста, как и его, Ратникова, ребята, погибшие у реки на плацдарме. Панченко разве чуть постарше был...

Вот ведь как эта дьявольская война перемолола людские судьбы, думал Ратников, вглядываясь в чуть начинающую проявляться темноту, пытаясь угадать за ней невидимый берег. Ну, ладно, мы, мужчины, по природе своей воины, а женщины-то, Маша вот эта при чем тут? Какое же тревожное, жестокое время пришло. Сколько людей уже погибло с начала войны и сколько еще погибнет. Наверно, она все же кончится когда-нибудь, и люди подсчитают убитых и искалеченных — и ужаснутся...

Море тонуло в вязкой, но уже начинающей разжижаться темноте. Нет, никакого катера не было, слава богу. И тогда беспокойство Ратникова перекинулось к неизвестно где лежавшему берегу, к которому они торопились доплыть. Если там окажутся свои, тогда все просто: представит он начальству шкипера и Машу, скажет о них все, пускай по военным законам и по совести решают их судьбу. А сам попросится в часть, сообщит о погибших своих товарищах, о Панченко, обязательно напишет о них в свой батальон, а если удастся разузнать адреса. — домой напишет подробно, как они сражались и погибли. Святое это дело он выполнит непременно. Ну, и самое главное придет за этим — наступит пора слово свое в открытом бою сказать...

Да нет же, прикидывал Ратников, не может все так гладко складываться. И так слишком везет. Скорей всего немцы на берегу. По обстановке придется действовать. Теперь вот и за Машу со шкипером соображай, будто в ответе за них. Нет, не может и на этот раз повезти — не бывает так.

— Вроде бы и берегу пора быть, — приглушенно сказал шкипер, загребая веслами. — Сереет, а ни черта не видать.

В голосе его Ратников уловил тревогу.

— Верно идем: ветер-то в корму.

Несколько раз они уже подменяли друг друга на веслах, оба умучались, а конца все не виделось. Ратников и сам стал беспокоиться: берег не показывался. Правда, видимость пока была никудышная, но светало споро, и если за какие-нибудь полчаса не удастся добраться до берега, шлюпка окажется как на ладони.

— Схватят нас, что станем говорить? — неожиданно спросила Маша. — Господи, как будто в клетке какой живешь.

— Тебе-то чего бояться? — усмехнулся шкипер. — Тебя не тронут... А вот нами поинтересуются.

— Может, наши на берегу, — как можно спокойнее сказал Ратников. — А может, никого нет. Главное — пристать.

— Немцы там, — упрямо произнесла Маша. — Лучше утопиться.

— Все равно пристать дадут, если и немцы, — сказал Ратников. — Сразу стрелять не будут. Смыслишь что-нибудь на их языке? — спросил он шкипера.

— Ну, — нехотя отозвался шкипер.

— Если окликнут, трепани им что-нибудь: мол, свои и всякое такое. Нам, главное, пристать, чтобы опора под ногами была. А там... — Ратников взял в руки автомат. — Ты, Маша, сразу в кусты забирай или в скалы. Если схватят, говори, с потопленного парохода. А мы им не дадимся.

— Ты что же, собираешься бой принимать? — удивился шкипер. — Может, у них дивизия здесь стоит.

— Попробуем.

— Один?

— А ты что же, пули ловить будешь?

— А ты толковый мужик, — помолчав, тихонько засмеялся шкипер. — Только что же я, с веслами на эту дивизию пойду?

Вот он, этот самый момент. Ждал его Ратников давно, вроде бы обдумал все, а теперь опять заколебался: отдать шкиперу пистолет или не отдать? Со спокойной душой он отдал бы его скорее Маше, а вот шкиперу не решался. Темная все-таки личность, возьмет и хлопнет в спину, разве уследишь в суматохе. Но что-то таилось в нем и такое, что заставляло Ратникова думать иначе — не может ведь человек так играть в ненависть к немцам. Русский же он, советский как-никак! Просто зачерствела душа от путаной жизни, от всяких скитаний. Может, и наладится, время придет.

— Зачем с веслами? — мирно сказал Ратников. — С ними не навоюешь долго. Держи-ка. — И подал шкиперу пистолет. Тот недоверчиво обернулся к нему. — Держи, держи. Вдвоем мы им дадим жару. Не трусишь?

— Ха-ха! Ты еще узнаешь Сашку-шкипера, старшой. Увидишь в деле — узнаешь.

— Между прочим, Сашка, — Ратников впервые назвал его по имени, — мне надо посчитаться с ними за своих товарищей.

— Ты уже Курта отправил на дно морское. Или мало? Ничего парень был, правда, сволочь, если по-честному. К Машке вон все время лез.

— Ох, Сашка, Сашка... — вздохнула Маша.

— У своих же тащил, — словно бы не замечая, продолжал шкипер. — Люди воюют, а он руки на муке греет, кусок у них урывает. Капиталец сколотить мечтал за войну, лавку какую-то вшивую собирался открыть. Ну и открыл... Я сам не ангел, но не додумался бы на войне, у своих же солдат кусок из глотки рвать. Я-то хоть у них, фрицев, оттяпывал — тут дело святое. А он? А что у тебя с корешками-то вышло?

— Погибли. У меня на глазах. Вместе дрались. Пятеро. Последнего, Панченко, танк гусеницами заутюжил.

— А ты чего глядел? Я бы что-нибудь сделал. Когда кореш в беде... Что же, совесть мучает, что ли?

Ратникову было больно принимать укор шкипера, но одновременно он и успокоился, потому что сейчас, после этих слов, окончательно ему поверил. Он сказал: