Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

• Название: Гитлер. Неотвратимость судьбы
• Автор: Александр Ушаков
• Издательство: Мартин
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8475-0442-3

Значение личности Адольфа Гитлера находится далеко за пределами мировой политики, истории. Гитлер разрушил не только Германию, он положил конец старой Европе с ее конфликтами, наследственными распрями, со всем ее блеском и величием. Вся его жизнь — это мистическое чувство судьбы, осознание своей высшей роли в спасении Германии, немецкого народа. Подавляющее большинство немцев взирало на него как на мессию, верило ему и искренне следовало за ним.

Гитлеру посвящены тысячи книг. При этом его образ окрасился несметным количеством выдумок, клеветы и лжи. Как этот "бесноватый", "главный монстр", "преступник № 1" сумел подняться на высшую ступень власти, повести за собой целый народ, создать мощное государство остается одним из главных вопросов мировой истории.

Известный историк, писатель Александр Ушаков, автор бестселлера "Сталин. По ту сторону добра и зла", в новой книге дает свои ответы на то, как и почему это произошло.

---

Так провалилась очередная попытка избавить Германию от Гитлера. Как мы уже упоминали, от тщательно спланированного и удачно подготовленного покушения Гитлера в который раз спас счастливый случай.

Излишне говорить, что после этого покушения Гитлер еще больше уверовал в хранившее его провидение и послал свою забрызганную кровью рубашку Еве Браун, которая то и дело прижимала ее к груди и благодарила Бога за то, что он и на этот раз сохранил жизнь ее возлюбленному.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В этой связи весьма примечательной представляется беседа, которую Гитлер вел со Шпеером 22 июля 1944 года.

— Что ж, — с грустью в голосе произнес фюрер, — Сталин оказался дальновиднее меня и, избавившись от Тухачевского и Генерального штаба, он сделал решительный шаг к успешному ведению будущей войны… Теперь, — неожиданно приходя в бешенство, скорее уже порычал он, — мне все понятно, почему мои великие планы в России оказались за последние годы неосуществленными. Это все предательство! Если бы не предатели, мы бы уже давно победили. Вот в чем мое оправдание перед историей!

После покушения Гитлер оставался в своей Ставке еще целых четыре месяца. Вскоре после взрыва его бункер был заново перестроен и еще больше укреплен. И было весьма символичным то, что это самое здание, в котором скрывался от всего мира фюрер, по словам Шпеера, очень походило на египетскую гробницу. Он бежал от жизни именно тогда, когда окрыленный победами Сталин довершал победное шествие и уже начинал подумывать о послевоенном переустройстве Европы.

Умышленная изоляция не была следствием недостатка отваги — она имела причиной веру Гитлера в то, что одна только его жизнь стояла между Германией и поражением, что он был единственным человеком, способным еще превратить поражение в победу. Инстинкт подсказывал ему, что сделать это можно, если только любой ценой предохранить свою волю от ослабления через контакт с действительностью. После покушения 20 июля к этому добавилась подозрительность в измене и новой попытке покушения. Когда он проводил совещание командующих перед арденнским наступлением в декабре, от всех присутствующих потребовали сдать личное оружие и портфели. В течение всей длинной путаной речи, которая продолжалась два часа, за каждым креслом стоял вооруженный охранник СС и следил за каждым движением».

Вследствие нервных стрессов, отсутствия свежего воздуха и движения Гитлер с каждым днем, проведенным в своей бетонной гробнице, чувствовал себя все хуже. Он почти перестал спать и держался только на наркотических средствах, которыми его продолжал потчевать доктор Морелль.

Начиная с сентября 1944 года, его стали преследовать желудочные колики, и он целыми сутками не вставал с постели. И когда окружавшие его люди встречались взглядом с лежащим в своем сером фланелевом халате на походной кровати фюрером, они все как один отмечали в его взгляде усталость и нежелание жить. В довершение ко всему у него сел голос, и ему сделали операцию на голосовых связках. В результате всех этих потрясений к концу 1944 года Гитлер выглядел настоящим стариком, с землистым цветом лица, шаркающей походкой и трясущимися руками.

Даже сейчас он продолжал издавать не столько уже бессмысленные, сколько вредные приказы, которые стоили жизни десяткам тысяч человек. 25 августа был освобожден Париж, в начале сентября — Антверпен и Брюссель, а 11 сентября американцы пересекли немецкую границу. Так война пришла на германскую землю.

31 августа Гитлер устроил совещание с тремя генералами, на котором поведал, что он полон решимости стоять насмерть.

— Время для политического решения не пришло, — заявил с изумлением взиравшим на него военным. — Ребячество и наивность ожидать, что в момент тяжелых военных неудач пришло время для благоприятных политических сделок. Такие моменты приходят, когда у вас успехи… Но наступит время, когда трения между союзниками станут настолько серьезными, что произойдет разрыв. Все коалиции в истории рано или поздно распадались. Единственное, что нужно, — это поджидать нужный момент, как бы это ни было тяжело…

Я живу лишь для того, чтобы вести эту борьбу, потому что знаю, что если не будет за этой борьбой стоять железная воля, битва не может быть выиграна. Я обвиняю Генеральный штаб в ослаблении боевых офицеров, которые вступают в его ряды, вместо того чтобы выковывать эту железную волю, и в распространении пессимизма, когда представители Генерального штаба едут на фронт…

Если нужно, мы будем сражаться на Рейне. Какая разница — при всех условиях мы продолжим это сражение до тех пор, как сказал Фридрих Великий, пока одному из наших проклятых врагов слишком надоест воевать…

Если бы моя жизнь была кончена, я думаю, что я лично могу сказать, что для меня это было бы освобождением от забот, бессонных ночей и огромного нервного страдания… Все равно я благодарен судьбе за то, что мне дано жить, потому что я верю…

В начале сентября 1944 года, кроме сражавшихся на Восточном и Западном фронтах армий, 10 дивизий находились в Югославии, 17 — в Скандинавии, 30 были отрезаны в балтийских странах, 24 — в Италии и 28 дивизий воевали за то, что к тому времени осталось от Венгрии. Однако Гитлер наотрез отказался отзывать эти войска, иначе ему пришлось бы признать войну окончательно проигранной, а самому оставалось бы только охранять рейх. В то же время Гитлер все еще считал, что эти дивизии являлись залогом того, что наступление обязательно возобновится, как только он преодолеет критический период. По этой же причине он и слышать не желал ни о какой обороне и постоянно твердил о наступлении. Он очень надеялся, что именно теперь, когда все ожидали от него только оборонительной войны, его наступление явится сюрпризом и поможет ему снова оказаться на коне. Идея сделать ставку, которой от него никто не ожидал, возбуждала и пьянила его. Ведь именно внезапностью объяснялся секрет его успехов в прошлом, и он очень надеялся на это в будущем.

Гитлер решил наступать через те самые Арденны, где он одержал блестящую победу в 1940 году. Он намеревался перейти реку Мюзе и взять Антверпен — главную базу союзников. Да, задумано все было прекрасно, и союзники на самом деле не ожидали германского наступления. Но Гитлер не учел одного: его планы уже не соответствовали состоянию германской армии. Самое большее, на что мог надеяться фюрер зимой 1944–1945 годов, так это только на задержку, но отнюдь не на поражение союзных армий. Более того, начиная эту отчаянную операцию, он рисковал остаться без последних резервов, которые ему очень скоро понадобились бы для обороны рейха.

Конечно, генералы попытались доказать бессмысленность такого крупного наступления и предлагали более скромные цели, но Гитлер и слышать ничего не хотел. Согласиться с предложением военных значило признать свое поражение. На это он пойти не мог ни при каких условиях. И когда начальник армейского Генерального штаба Гудериан попытался вступить с ним в спор, Гитлер в исступлении прохрипел:

— Не нужно меня учить! Я пять лет командую германской армией в условиях войны и за это время получил больше практического опыта, чем любой «джентльмен» из Генерального штаба мог бы мечтать!

Фюрер все рассчитал правильно, и начатое 16 декабря 1944 года наступление немцев стало настоящим сюрпризом для союзников. Немецкие войска значительно продвинулись вперед, и Геббельс поспешил раструбить на весь мир о новой победе германского оружия.

Он явно поспешил. Перейти Мюзе немцам не удалось, и Антверпен так и остался лакомым куском, который вермахту уже не суждено было отхватить. А еще через десять дней стало ясно, что наступление надо прекращать, иначе от задыхавшихся армий ничего не останется. Но Гитлер и слышать не хотел о передышке: дело дошло до того, что к нему просто боялись входить с подобными предложениями, поскольку с фюрером сразу же начиналась истерика.

Дважды к нему на прием пробивался сам Гудериан и умолял его перевести войска не в Венгрию, а в Польшу, где все уже было готово для нового наступления русских через Вислу. Однако Гитлер ни разу не дослушал его до конца.

— Русские блефуют, — махал он руками. — Это же самый большой обман со времен Чингисхана. Кто только мог выдумать такую чепуху?

Фюрер долго продолжал в таком же духе, а потом совершенно неожиданно для Гудериана приказал Моделю еще раз попытаться прорваться через Арденны и начать наступление в Вогезах. Все эти начинания, как того и следовало ожидать, закончились полным крахом.

В конце концов даже Гитлер понял всю отчаянность своего положения и, после того как его армии потеряли 1 миллион солдат и офицеров, 600 танков и 1,5 тысячи самолетов, приказал 8 января 1945 года прекратить наступление. К 16 января линия фронта обрела свои первоначальные очертания. Все было кончено. Но, когда потерявший всякое терпение Гудериан снова заговорил об опасной ситуации, сложившейся к тому времени на Востоке, Гитлер опять впал в истерику. «У него, — говорил Гудериан, — была особая картина мира, и все факты должны были вписаться в эту фантастическую картину. Как он верил, таким и должен был быть мир, на самом же деле это была картина совершенно иного мира».