Лев Рубинштейн - Музыка моего сердца

• Название: Музыка моего сердца
• Автор: Лев Рубинштейн
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1970

Это — книга о музыкантах прошлого века. Но они представлены здесь не только как музыканты, а как люди своего времени.

Вы увидите Бетховена, который пророчит гибель старому миру; Шопена и Листа, переживающих страдания своих угнетённых родичей; Чайковского, который мучительно борется с одиночеством; студентов-революционеров, в глухой степи поющих хором Мусоргского, и многих других творческих людей разных стран и народов.

Это — книга о труде и таланте, о звуках музыки, которая звала человечество к свободе и счастью.

---

Директор Комической оперы Камилл Дю Локль, человек элегантный и даже немного эксцентричный, как-то сказал ему:

— Но, мсье Бизе, дайте слушателям побольше веселья! Может ли быть у комической оперы трагический конец?

— Кто знает? — ответил Бизе, пожимая плечами. — В крайнем случае, назовём «Кармен» лирической оперой.

— Не пойдёт, — решительно заявил Дю Локль. — Париж не примет такую оперу. Париж желает смеяться!

— К чёрту! — яростно воскликнул Бизе. — Тогда позовите Оффенбаха, он развеселит и похоронную процессию!

— О нет! — невозмутимо отозвался Дю Локль. — Это было бы непристойно.

В оправдание Жоржа Бизе следует сказать, что он старался писать так, как надо. В либретто Мельяка и Галеви были превосходные комические диалоги. В оперу были включены куплеты тореадора, которые увлекли обоих либреттистов.

— Вот теперь всё в порядке! — воскликнул Галеви. — Это как раз то, что нужно было!

— Тем хуже, — мрачно отвечал Бизе, — потому что это свинская музыка!

Примадонна Галли-Марье требовала, чтобы у Кармен была эффектная «выходная ария». Бизе переделывал выход Кармен на площадь двенадцать раз.

— Нет, нет, — твердила Галли-Марье, — мне нужна блестящая ария. И чтоб оркестр предсказывал моё появление на сцене хотя бы восемью тактами!

— Вы хотите выйти на аплодисменты, мадам? — иронически спросил Бизе.

Примадонна сложила губки бантиком.

— По-моему, это естественно для артистки.

Однажды после полуночи, когда в Париже смолкают стук фиакров и голоса толпы, Бизе схватил за рукав своего старого друга и неизменного спутника Эрнеста Гиро.

Это было в районе бульвара Клиши, где скопились кабачки второго сорта. Молодой, свежий женский голос пел по-испански: «Ай, Чинита, если любишь, скажи, и я буду твоим возлюбленным…»

— Немудрёная вещичка, — сказал меланхоличный и немного глуховатый Гиро, — почти что танец…

— Прекрасно! Я сделаю из него выход для Кармен!

Гиро покачал головой.

— Танцевальная тема для выхода певицы? А где же ария?

— Плевать на арию! Это Кармен! Она готова танцевать и перед смертью! Ты услышишь!

И Гиро услышал. На сценической репетиции первого акта «Кармен» Бизе отсадил в сторону концертмейстера и сам сел за фортепиано. Когда басы прошумели своё «Но где же Карменсита?», раздались бешеные звуки вступления с «цыганской» темой. Галли-Марье сорвалась со стула, с силой ударила кастаньетами и выбежала на середину сцены, как будто влекомая дьявольской силой:

Птицей вольною и мятежной
Любовь стремится в небеса…

У Гиро забилось сердце. Он с трудом узнал пустую песенку, слышанную на бульваре.

«Странный человек, — подумал он, глядя на густую каштановую шевелюру Бизе, склонившегося над клавиатурой, — в жизни — просто славный парень. В музыке — гений! Он и сам не знает, как это у него получается!»

Дю Локль задумчиво теребил пуговицу сюртука.

— Отлично, — сказал он, — но… скандально!

— Но почему же скандально, мсье Дю Локль?

— У нас в опере ложи заполнены состоятельными семьями, где благовоспитанные девушки знакомятся со своими будущими женихами. Неужели вы хотите показывать им при этом молодую испанскую ведьму, которая соблазняет танцами солдата?

— Ах, к дьяволу! — воскликнула на этот раз Галли-Марье. — Так пускай они увидят, как выглядит настоящая жизнь!

— Мадам, — вежливо сказал Дю Локль, — вам никогда не приходилось подсчитывать почти пустую кассу…

— Мне приходилось, — сказал Бизе, не отрываясь от фортепиано, — и я плевал на кассу!

* * *

Бизе работал с утра до вечера. Он не видел Испанию, но он слышал её и чувствовал. В его комнате солнце появлялось только на закате, но он словно купался в солнечных лучах, когда переселялся душой на площадь возле табачной фабрики в Севилье.

Пёстрая южная жизнь бурлила вокруг сержанта Хосэ и цыганки Карменеиты. Немеркнущая жизнь врывалась и в лирический дуэт Микаэлы и Хосэ, и в сцену гаданья Кармен, ярким веером разворачивалась в последнем акте, где трагедия шла на фоне боя быков.

— Послушай! — кричал Бизе, обращаясь к Гиро, который сидел, мечтательно запрокинув голову на спинку кресла. — Послушай ещё раз вот это место!

Это был танец Кармен в опустевшей таверне Лильяс Пастья. В него вторгался трубный сигнал, который одолевал танец.

— Очень хорошо, — пробормотал Гиро.

— И так повсюду, мой друг! Всё на контрастах! Ты знаешь сцену гаданья? Так вот вам дуэт Фраскиты и Мерседес: перед самым гаданьем и даже во время гаданья…

— Я бы сказал, что это жестоко, — заметил Гиро.

— Такова жизнь. Пусть благовоспитанные девушки знакомятся со своими женихами под сладкие мелодии опер Майяра! Я не свадебный музыкант!

— Элегантный Париж придёт в ужас и содрогнётся. Убийство под звуки труб корриды!

— Тем лучше, мой друг, тем лучше! Жизнь шагает вперёд. Она не умирает под ножом, как Кармен. Она бессмертна и сильна — сильнее, чем любовь Хосэ, сильнее, чем судьба… Постой! Ты помнишь улицу Фессар?

* * *

Прошлой весной Бизе и Гиро блуждали по Парижу и наткнулись на улице Фессар на гудящую толпу возле угрюмого узкого дома, похожего на башню. Толпа состояла преимущественно из женщин.

— О мадам Дюпон, — услышали они, — это чудовищно!

— Но, мадам Дюваль, это ревность!

— Он мог бы убить себя! Но зачем было убивать её? Ей не было ещё двадцати лет.

— Он не мог оставить её. Я его понимаю.

— А я нет! Сначала её, потом себя. Какое ужасное убийство!

— Но, мадам Дюваль, какая безумная любовь!

Какой-то юный бездельник с губной гармоникой в руках объяснил музыкантам, что в этом доме железнодорожный стрелочник убил свою возлюбленную, а потом себя.

Бизе и Гиро были свидетелями молчаливого выноса двух тел. Процессия направилась на кладбище, а толпа разошлась.

— Эрнест, — сказал Бизе, оглядываясь, — посмотри кругом… Париж продолжает жить!

И в самом деле, губная гармоника заиграла за углом, кучер дилижанса хлопнул бичом, загудел паровоз на окружной дороге, раздались крики торговок овощами.

— На месте этой женщины я сказал бы: «Но какая бурная жизнь, мадам Дюпон!» — проговорил тогда Бизе.

И сейчас со своей задорно поднятой бородкой и сжатыми кулаками он был такой же, как всегда, — непримиримый и готовый броситься в бой.

— Да, Эрнест, это не музыка для элегантных дам. Здесь нет ни рыцарей, ни привидений, ни томных вздохов, ни этого ужасного «Что слышу я?» в третьем акте! Это новая музыка! Давай сыграем ещё раз всю сцену в таверне. Послушай, здесь всё кипит…

Премьера «Кармен» состоялась вечером 3 марта 1875 года. Бизе мрачно, но спокойно рассматривал в отверстие занавеса гудящий зрительный зал.

— Все газетчики наготове, — сказал он. — Эбрар из «Тан» и Вильмессан из «Фигаро» в первом ряду. Они уже занесли свои копья.

— Но я вижу Гуно и Массне, — ответил Галеви, — а в фойе я встретил Альфонса Доде и Дюма-сына. Не спускай флага, Жорж!

— И не думаю… Вероятно, так чувствовал себя Наполеон под Москвой.

Увертюра вызвала в зале оживление. Открылась пёстрая площадь в Севилье. Зал замер, но после хора мальчиков раздались восторженные хлопки на втором ярусе.

Грациозный хор работниц об улетающем табачном дымке вызвал одобрительный шёпот в партере. К автору подошла Галли-Марье, очень странная в гриме, с бутафорской розой в руках.

— Благословите меня, мэтр, — сказала она серьёзно. Бизе пожал ей руку.

— Вперёд, Селестина! В атаку!

Хабанера… Взрыв аплодисментов… Сегидилью, которую Бизе любил гораздо больше, чем хабанеру, приняли сдержаннее… В конце акта, однако, загремел хлопками весь театр.

Либреттисты обнимали Бизе. Галли-Марье звонко поцеловала его в щёку, запачкав её гримом.

— Поздравляю с успехом! — крикнул из-за кулисы тенор Лери.

— Вы первый это говорите, — отвечал Бизе, — боюсь, что вы будете и последним.

Предчувствия автора начали сбываться уже после первого музыкального антракта. «Весеннее настроение» этого антракта с его мечтательным концом осталось незамеченным. Сцена в таверне, где блистательная Галли-Марье, танцуя на столе, превзошла себя, была принята партером равнодушно. Некоторое оживление вызвали куплеты тореадора. Затем наступило тяжкое молчание.

Бизе очень любил сцену в таверне, где севильская уличная девчонка Кармен впервые поднимается куда-то ввысь, оставляя далеко внизу растерянного Хосэ. «Туда, туда, скорее в горы! Со мной бы вместе ты бежал, ты на коня меня бы взял…»

Это был энергичный зов к свободе, к величавой тишине — природы, не скованной уличной сутолокой и казарменной трубой. В «сочувствующем» оркестре зазвучал дальний наигрыш пастушьего рожка…