Елена Хотулева - Попытка – не пытка

• Название: Попытка – не пытка
• Автор: Елена Хотулева
• Жанр: Альтернативная история

Главная героиня мечтает превратить Россию в идеальную страну. Узнав, что ее друг изобрел машину времени, она решает обратиться за помощью к Сталину, который, по ее мнению, заложит в 1937 году основу нерушимой державы. Удастся ли ей убедить Сталина в своей правоте, во что превратится Россия, если сработают компьютерные программы, и что станет с миром… Об этом читайте на страницах романа.

---

– Разберутся гости сами, что им делать. Не маленькие уже, – ответил Сталин и добавил: – Дали им повод для разговоров. Вот пусть сплетничают…

После этого нас снова поглотило Дарьяльское ущелье страсти, и на разговоры мы больше не отвлекались.

В четыре часа утра по местному времени таймер безжалостно вернул меня к Натанычу.

* * *

Когда я в чем мать родила нарисовалась возле драгоценного дивана, мой друг просто подскочил на стуле:

– А!!! Золушка ты недоделанная! Что, вместо туфельки хрустальной лифчик с трусами потеряла?! Мы тебя для чего в прошлое посылали?! Нет, ты-таки скажи мне, для чего?! Чтобы историю исправлять! А ты чем там занимаешься? Верных ленинцев развращаешь?!

– Натаныч, заткнись и быстро дай мне халат! – Я заерзала на месте в тщетных попытках отыскать хоть какую-нибудь тряпку, чтоб укрыться.

– Халат тебе? А может, тебе еще мое благословение нужно? Ты должна была на банкете вопросы государственной важности решать! А вместо этого ты с кем-то в постели кувыркалась! Вот ответь мне, ответь, кого ты там соблазнила?!

– Сначала халат! – прорычала я.

– Да на!!! – вместо халата Натаныч швырнул в меня комком из несвежей рубашки и вытянутых треников.

Я стала старательно застегивать пуговки:

– Вот я тебе сейчас скажу, а ты меня потом до гробовой доски пилить будешь!

– Знаешь, я таки просто не понимаю, не понимаю!.. – снова возопил мой друг. – Если там Берии нет… И, пожалуйста, не говори, что меня на нем заклинило! Ну, если его там нет, то кто смог тебя так быстро уговорить? У тебя же времени было в обрез?

Я потупилась и молчала, спешно натягивая застиранные штаны. А Натаныч не унимался:

– Это я, идиот, отправил тебя туда на восемь часов. А если бы я таймер еще сильнее прокрутил, то ты бы там родить успела?! Да? Говори уже!

– Что тебе говорить? – сказала я заплетающимся от усталости языком.

– Имя! Имя мне назови!

Я прилегла на диван, подмяв под себя пыльную подушку:

– Тебе тут не нэкэвэдэ, чтобы человека влюбленного допрашивать.

Он с грохотом уронил на пол медную пластину, которой все это время размахивал, как боевым штандартом:

– Наташа Ростова ты наша! Подумайте-таки! Влюбилась она на первом балу! Давай колись уже, как его зовут!

Поняв, что проще уже ему сознаться, чем выслушивать поток ругательств, я зевнула и с блаженной улыбкой произнесла:

– Иосиф Джугашвили.

Мне показалось, что Натыныч сейчас расплачется:

– Ты!.. Ты!.. – Не зная, какую еще гадость кинуть мне в лицо в качестве обвинительного приговора, он закричал: – Ты заклеймила позором всю свою семью! Прадед твой небось рыдает на небесах, глядя, как низко ты пала!

– Да брось ты, Натаныч! – рассмеялась я. – Разве ж это падение? Это, наоборот, прыжок с шестом на верхнюю ступеньку лестницы…

Запустив в меня клубком проводов, расстроенный гений пошел к плите и стал шумно возиться с чайником. Немного успокоившись после трудотерапии, он вернулся и стал уже менее зло меня подкалывать:

– Слушай, а скажи-ка мне… Ну все-таки… Ты спуталась с ним по зову сердца или только для того, чтобы страну спасти?

– Чаю хочу… – Я пошлепала босыми ногами на кухню и решила, что притащившийся за мной Натаныч заслуживает откровенного признания. – Во-первых, не спуталась, а ответила взаимностью на проявленные чувства. А во-вторых, сделала я это по причине душевной боли за судьбу отечества и вследствие сильной влюбленности.

Мой распереживавшийся исповедник побросал пакетики чая в страшенные кружки с отколотыми ручками, сел в кресло и, громко размешивая сахар, стал копать дальше:

– Слушай, Мата Хари, а ведь у него вкус-то, надо сказать, неплохой. Губа не дура, можно сказать. Шутка ли? Такую бабу отхватить!

– Заткнись, – вяло сказала я и налила чай в блюдце.

Но он даже не думал останавливаться и продолжил столь волнующую для него тему:

– Я-таки раньше думал, что ты стручок засушенный… Что называется, гном чуть подросший. А сегодня на тебя посмотрел без джинсов твоих и кроссовок… Оказывается, ты баба-то хоть куда! Немудрено, что на тебя вождь клюнул. На вид тебе не больше тридцати двух, морда красивая, формы вполне себе выдающиеся…

– Ау! Может, хватит уже? – Я громко постучала ложкой по чайнику.

Однако Натаныч этого даже не заметил и продолжил препарирование моего только что зародившегося романа:

– А кстати… Вот если Великого кормчего нашего я вполне таки понимаю и даже оправдываю, то тебя, моя дорогая извращенка, понять никак не могу. Он же, положа-то руку на сердце, далеко не Ален Делон!

Чаша моего терпения переполнилась:

– А я, ты знаешь, не избалована! Ко мне за всю жизнь ни один красивый мужик ближе чем на километр не подходил. И вообще мне, например, хромые нравятся! В них шарм есть…

Натаныч поперхнулся чаем и громко закашлялся. Я от души вдарила ему промеж лопаток. На что, видимо, в качестве благодарности он задал мне новый вопрос:

– Слушай, а он не староват ли для тебя?

– В самый раз… – начала я, но тут же остановилась, так как меня пронзила ужасная догадка. – Натаныч! – Я схватила его за руку. – Быстро скажи, когда Сталин родился. Быстро, а то я от разрыва сердца умру.

– Ну, по официальной версии, в 1879 году, а по неофициальной – в 1878-м… А что?

– Ох… – Я стала считать пульс, который приблизился к ста двадцати ударам в минуту. – Ты представляешь, получается, что он старше меня примерно на девятнадцать или двадцать лет… А это… А это… Это же роковая для меня разница в возрасте! – громко заключила я, вспомнив свою последнюю любовь, оборвавшуюся на пике страсти.

– Роковая?! – Натаныч сложил на груди руки и посмотрел на меня прокурорским взглядом. – Я чувствую, что в итоге роковой она для всей страны окажется, а не для тебя, дуры наивной.

– Все, мне пора домой, – сказала я, поспешно допивая горячий чай. – Ты меня ругаешь. На дворе почти четыре утра. Завтра, то есть уже сегодня, я приду, и мы с тобой будем думать…

– О чем? – Блюститель моей нравственности расстроенно захрустел куском рафинада.

– Как можно выяснить время, когда Сталин меня в кабинете будет ждать. Кстати, я там у него паспорт оставила… Ну и одежду с сумочкой… Надо забрать… – Я встала и, напялив первые попавшиеся мне на глаза тапки, пошла к двери.

Глядя мне вслед, Натаныч пробубнил:

– Паспорт… Сумочку… Ты честь свою там потеряла! Пособница террора…

Больше я ничего не слышала, так как быстро побежала вниз, чтобы завалиться спать. Тихонечко повернув ключ в замке, я на цыпочках вошла в квартиру. Но вместо тишины, темноты и полного покоя меня там ждал сюрприз.

Оказалось, что Глеб и посетившая его по случаю моего неожиданного банкета Маша решили провести время не менее продуктивно, чем я. А поскольку мое возвращение совпало с их несколько припозднившимся ужином, они вышли в коридор поздороваться.

– Мама! Что с тобой?! – услышала я вместо приветствия. – На тебя опять бандиты напали? Платье украли?

Я посмотрела на свое отражение в зеркале и расхохоталась:

– Глеб! Поверь мне! Я в полной норме. Платье под надежной кремлевской охраной. Но если я скажу тебе правду, ты не поверишь, да еще и обидишься, как обычно. А на вранье у меня просто ну никаких, никаких сил сейчас нет… – Помахав им рукой, я ушлепала в комнату, рухнула на кровать и заснула.

* * *

Окончательно придя в себя лишь к вечеру, я стала думать, когда же именно мне лететь в Кремль. При этом вспоминания о прошедшей ночи погружали меня в сахарно-романтическое состояние и одновременно дарили надежду на то, что теперь моя работа по гармонизации общества пойдет, так сказать, широкими стахановскими шагами.

Разумеется, я не питала слишком больших иллюзий относительно вспыхнувшего ко мне интереса товарища Джугашвили: насколько я поняла, ни романтиком, ни хоть сколько-то сентиментальным назвать его было категорически нельзя. Однако того, что он был ко мне сильно неравнодушен, сбрасывать со счетов тоже не стоило. Оставалось только понять, в котором часу Сталин желает видеть меня в своем кабинете.

Я привела себя в порядок, надела киношное платье, более-менее подходящие туфли и пошла к Натанычу.

– Явилась, блудница вавилонская? – Он успел остыть и был в отличном настроении.

– Да, дорогой. Штанишки и рубашечку я тебе позже отдам, когда постираю. А тапочки вот, – Я аккуратно положила их в прихожей.

– Ой ты, боже ж мой! – Натаныч всплеснул руками. – Какая ты сегодня скромная, вежливая. Наверное, чего-то хочешь от меня. Скорее всего, помощи в организации любовного свидания. Ну пойдем, потолкуем…

По традиции я села на диван, а он оседлал свой любимый венский стул:

– Ну? И в чем таки заключается твоя проблема?

Я заломила руки:

– Натаныч! Скажи, что делать. У нас совершенно, совершенно не налажено сообщение с 1937 годом! Просто катастрофа какая-то. Ни имейл написать, ни эсэмэску кинуть, ни позвонить…