Жиль Делез - Логика смысла (Первая половина)

• Название: Логика смысла (Первая половина)
• Автор: Жиль Делез
• Издательство: Деловая книга
• Жанр: Философия
• Год: 1998
• ISBN: 5-85735-095-6

Книга крупнейшего мыслителя современности Жиля Дел±за посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философских изысканий теме: что такое смысл? Опираясь на Кэррола, Ницше, Фрейда и стоиков, автор разрабатывает оригинальную философскую концепцию, связывая смысл напрямую с нонсенсом и событиями, которые резко отличаются от метафизических сущностей, характерных для философской традиции, отмеченной связкой Платон-Гегель.

В книгу включена также статья М.Фуко, где дан развернутый комментарий произведений Дел±за "Логика смысла" и "Различение и повторение".

---

В случае общезначимого смысла, "смысл" относится уже не к направлению, а к органу. Он называется "общезначимым" [commun] потому, что это — орган, функция, способность отождествления, которая заставляет разнообразное принимать общую форму Того же Самого. Общезначимый смысл отождествляет и опознает так же, как здравый смысл предвидит. В субъективном отношении, общезначимый смысл связывает собой различные способности души и дифференцированные органы тела в совокупное единство, способное сказать "Я". Одно и то же Я воспринимает, воображает, вспоминает, знает, и так далее. Одно и то же Я дышит, спит, гуляет

_____

1 Больцман, Лекции по теории газа, Bercley, Calif, 1964.

и ест… Язык невозможен без этого субъекта, который выражает и манифестирует себя в нем, проговаривает то, что делает. С объективной точки зрения, общезначимый смысл связывает данное разнообразие и соотносит его с единством конкретной формы объекта или с индивидуализированной формой мира. Я вижу, обоняю, пробую на вкус или касаюсь одного и того же объекта; я воспринимаю, воображаю и вспоминаю тот же самый объект… Я дышу, гуляю, просыпаюсь и засыпаю в одном и том же мире, так же, как я двигаюсь от одного объекта к другому по законам детерминированной системы. И опять-таки, язык невозможно представить себе вне тех тождеств, которые он обозначает. Взаимодополнительность этих усилий здравого смысла и общезначимого смысла очевидна. Здравый смысл не мог бы фиксировать никакого начала, конца и направления, он не мог бы распределить никакого разнообразия, если бы только не был способен выходить за собственные пределы навстречу некой инстанции, способной соотнести это разнообразие с формой субъективной самотождественности, с формой неизменного постоянства объекта или мира, которое, как предполагается, налицо от начала и до конца. И наоборот, эта форма тождества внутри общезначимого смысла оставалась бы пустой, если бы она не выступала навстречу инстанции, способной наполнить ее конкретным разнообразием, которое начинается отсюда, а заканчивается там, тянется столько, сколько считается нужным для уравнивания его частей. Необходимо, чтобы свойство сразу было установлено, измерено, правильно приписано и идентифицировано. В такой взаимной дополнительности здравого смысла и общезначимого смысла запечатлен альянс между Я, миром и Богом ~ Богом как предельным исходом направлений и верховным принципом тождеств. Следовательно, парадокс — это пересмотр одновременно и здравого смысла, и общезначимого смысла: с одной стороны, парадокс выступает в облике сразу двух смыслов — умопомешательства и непредсказуемого; с другой стороны, он проявляется как нонсенс утраченного тождества и неузнаваемого. Алиса всегда движется в двух смыслах сразу: Страна Чудес (Wonderland) находится на всегда разделенном

двойном направлении. Алиса, кроме того, утрачивает тождество, будь то ее собственная самотождественность или же тождество вещей и мира. В Сильвии и Бруно Сказочная страна (Fairyland) противопоставляется Общему Месту (Common-place). Алиса подвергается всем испытаниям на общезначимый смысл и терпит в них неудачу: испытанию на осознание себя в качестве органа — "Ты… кто…такая?"; испытанию на восприятие объекта как проверку на узнавание — деревья, лишенные всякой тождественности; испытанию на память в виде заучивания наизусть — "Все не так, от самого начала и до самого конца"; испытанию сном на единство мира — где любая индивидуальная система уничтожается в пользу универсума, и где каждый всегда является элементом чьего-то сна — "Тебя бы вообще тогда не было! Ты просто снишься ему во сне". Как могла бы Алиса сохранить общезначимый смысл, когда она уже утратила здравый смысл? Как бы то ни было, язык никоим образом не возможен без субъекта, выражающего и манифестирующего себя в нем, без объекта денотирования, без классов и свойств, которые означаются в соответствии с фиксированным порядком.

Однако, именно здесь происходит дарование смысла — в области, предшествующей всякому здравому смыслу и всякому общезначимому смыслу. Ибо здесь, в муках парадокса, язык достигает своей наивысшей мощи. Здесь, за пределами здравого смысла, дуальности Кэррола представляют сразу два смысла-направления умопомешательства. Прежде всего рассмотрим Шляпного Болванщика и Мартовского Зайца из Алисы: каждый из них живет в своем направлении, но эти два направления нераздельны. Каждое направление переходит в другое в точке, где оба обнаруживаются друг в друге. Чтобы сойти с ума, нужны двое. С ума сходят всегда на пару. Шляпный Болванщик и Мартовский Заяц сошли с ума вместе в тот день, когда они "убили время", то есть когда они перешли меру, уничтожили паузы и остановки, связывающие качество с чем-то фиксированным. Шляпный Болванщик и Мартовский Заяц убили настоящее, которое оживает между ними лишь в образе спящей Мыши-Сони — их постоянного компаньона-мученика. Это настоящее, бесконечно дробимое на прошлое и будущее, существует теперь лишь в абстрактном моменте — во время чаепития. В итоге они без конца меняют местоположения, всегда опаздывают или приходят слишком рано — в обоих направлениях сразу, — но никогда вовремя. На другой стороне зеркала Болванщик и Заяц появляются снова в роли посьшьньгх: один уходит, другой возвращается, один ищет, другой находит — и все это на двух одновременных направлениях Зона. Труляля и Трулюлю тоже подтверждают неразличимость двух направлений и бесконечное деление двух смыслов на каждом направлении раздваивающегося пути, который указывает на их дом. Но если эти парочки считают невозможным положить какой-либо предел становлению, как-нибудь зафиксировать устойчивые свойства, а значит, не находят применения здравому смыслу, то Шалтай-Болтай — другое дело — это святая простота, Учитель слов, Тот-кто-да±т-смысл. Он разрушает опыт общезначимого смысла, распределяя различия так, что ни фиксированные качества, ни измеряемое время не применимы к поддающемуся отождествлению и опознаванию объекту. Шалтаю-Болтаю — у которого талия и шея, галстук и пояс неотличимы — не достает общезначимого смысла так же, как ему не достает четко различимых органов. Он уникальным образом сделан из изменчивых и "приводящих в замешательство" сингулярностей. Шалтай-Болтай не узнает Алису, ибо ему кажется, что каждая из сингулярностей Алисы растворена в обычном органе (глаз, нос, рот) и принадлежит Общему месту слишком правильного лица, черты которого организованы также, как и весь мир. В. сингулярности парадоксов ничто не начинается и ничто не кончается, все продолжается одновременно в смысле-направлении прошлого и будущего. Как говорит Шалтай-Болтай, всегда можно избежать роста вдвоем. Когда растет один, то другой обязательно сжимается. Не удивительно, что парадокс — это мощь бессознательного: он всегда располагается либо между сознаниями, противореча здравому смыслу, либо позади сознания, противореча общезначимому смыслу. На вопросы, когда некто становится лысым и когда возникает куча, Хрисипп отвечал, что лучше было бы прекратить подсчет и пойти вздремнуть, а об этом подумать как-нибудь потом. Видимо, Карнеад не очень понял этот ответ и возразил, что когда Хрисипп проснется, все начнется снова и встанет тот же самый вопрос. Тогда Хрисипп дает более развернутое объяснение: всегда можно справиться с упряжкой лошадей на крутом склоне, придерживая их одной рукой и подстегивая другой2. Ибо, когда хотят узнать, "почему в данный момент, а не в другой?", "почему вода меняет свое качественное состояние при 0е?", то такой вопрос неверно поставлен, ибо 0е рассматривается здесь как обычная точка на шкале термометра. Но если ее рассматривать как сингулярную точку, то она будет неотделима от события, происходящего в этой точке и всегда останется нулем по отношению к его реализации на линии обычных точек, всегда будет либо тем, что вот-вот наступит, либо тем, что уже произошло.

Итак, мы можем составить общую картину движения языка по поверхности и дарования смысла на границе предложений и вещей. Такая картина представляет собой организацию, которая называется вторичной и свойственна языку. Ее приводит в действие парадоксальный элемент, или случайная точка, которой мы дали разные двойные имена. Одно и то же: представить такой элемент как пробегающий две серии на поверхности или как прочерчивающий между этими двумя сериями прямую линию Эона. Это — нонсенс, и он задает две вербальные фигуры нонсенса. Но именно потому, что нонсенс обладает внутренней и изначальной связью со смыслом, он наделяет смыслом термины каждой серии. Взаимоотносительные положения этих терминов зависят от их "абсолютного" положения в отношении нонсенса. Смысл — это всегда эффект, производимый в сериях пробегающей по ним данной инстанцией. Вот почему смысл — в том виде, как он сосредоточена линии Эона — имеет две стороны, соответствующие двум несимметричным сторонам парадоксального элемента: одна тяготеет к серии, заданной как означающая, другая — к серии, заданной как означаемая. Смысл упорно держится одной