Валентин Катаев - Том 8. Почти дневник. Воспоминания

• Название: Том 8. Почти дневник. Воспоминания
• Автор: Валентин Катаев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Восьмой том Собрания сочинений В.П. Катаева составляют публицистические и литературно-критические статьи писателя. Многие произведения этого тома заново просмотрены и отредактированы автором.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Чем ближе к Брест-Литовску, тем явственней следы войны.

Черные остовы сожженных деревень. Спешно брошенные окопы. Пулеметные гнезда. Следы бомбардировок — воронки и сломанные деревья. Остроконечные черепичные крыши, зияющие дырами. Стекла уцелевших домиков накрест заклеены полосками бумаги.

Отступая, поляки сожгли все мосты. Приходится объезжать. Машина круто ныряет вниз с дорожной насыпи, осторожно перебирается по шатким доскам временного моста и с напряженным воем на полном газу снова взбирается на шоссе, с тем чтобы нагонять потерянные минуты.

То и дело встречаются сброшенные с шоссе польские автомобили. Они лежат вверх колесами, ободранные, страшные, со снятыми баллонами, без стекол и арматуры, — настоящие трупы машин. Их десятки, сотни. Самых разнообразных цветов и марок. Тут и так называемые «польские фиаты» (польское производство из итальянских деталей), тут и старинные австрийские «штейера», и «шевроле», и «фордики», и цветные автобусы.

Панически бегущая польская армия бросала их безжалостно и грубо, явно не рассчитывая больше когда-нибудь воспользоваться ими.

В одном месте у дороги, в болоте, лежала легковая машина. Какой марки — неизвестно, так как ее уже засосало в трясину по самую крышу. Она лежала, так сказать, по горло в зеленой, малахитовой жиже. И лежала она так уютно и спокойно, как будто никогда, нигде, кроме болота, и не жила. Абсолютно акклиматизировалась.

Поминутно попадаются польские солдаты. Безоружные, они идут по двое, по трое, а то и поодиночке. Это не военнопленные, это не дезертиры. Это просто-напросто белорусские крестьяне, возвращающиеся домой после неприятной и невыгодной поденной работы в бывшей польской армии. Они идут с палочками в руках, прихрамывая — видно, понатирали себе сапогами ноги, — с чемоданчиками, сумочками, в зеленых шинелях, похожих на больничные халаты, небритые. Некоторые, наиболее хозяйственные, идут босиком, а сапоги несут за плечами — единственное полезное, что они вынесли с собой из постылой панской армии.

Им немножко совестно подтянутых, крепких, веселых и деловитых наших бойцов, которые гремят мимо них на танках, грузовиках, гусеничных тракторах…

Они снимают свои угловатые конфедератки и кланяются. Иногда просят табачку, хлебца.

Наши бойцы охотно с ними делятся. Свой брат крестьянин. Свой брат рабочий.

…Шоссе забито беженцами. Они идут пешком, едут на велосипедах, на подводах, наконец, на обыкновенных городских извозчиках с номером. Странно, необычайно видеть на козлах, рядом с извозчиком, господина в пенсне, с бородкой, в парижской шляпе, который везет свою семью бог весть куда. В пролетке на вещах сидит дама с детьми, какая-то старушка… Сзади к пролетке привязан, так сказать, запас горючего — несколько мешков овса.

И так — на всех дорогах…

Беженцы двигаются днем и ночью… Смешиваются с воинскими частями, сидят в лесу у костра. Многие приспособились к кочевой жизни. Научились свертывать свои одеяла на манер солдатских шинелей — в скатку — и носят через плечо.

Но паники никакой нет. Знают, что все кончено. Все самое страшное позади. Теперь поскорее надо добраться назад домой и начинать мирную жизнь.

Едем из Вильно в Минск. Везем последние номера «Виленской правды». Кабина набита кипами газет. Веревка развязалась, номера газет сползают на ноги. Чудесный, солнечный, холодный день. Сосновые леса. Быстрые облака. Шоссе, обсаженное березами. Знаменитое шоссе Москва — Вильно, по которому отступала армия Наполеона. В иных местах сохранились с тех времен березы. Огромные, вековые, почерневшие, с длинными плакучими ветвями. Настоящие верещагинские березы.

Изредка нас обгоняет серебряный самолет Гражданского Воздушного Флота. Он ныряет в холодных облаках, вдруг зажигается на солнце стеклянной звездой.

Вот по шоссе идет небольшой человечек в бобриковом картузе, с мешком за плечами.

— Здравствуйте, товарищи.

— Здравствуйте.

— Газетку не дадите?

Останавливаемся.

— Как не дать! Дадим. Последний номер «Виленской правды».

Знакомимся. Быстро возникает беседа.

— Вы кто такой, товарищ?

— Я сапожник. Из Вильно. Несу сапоги сыну. Он живет тут недалеко, в двенадцати километрах.

— Ну, как у вас дела?

— Дела ничего. Спасибо. Было плохо. А после того как пришли большевики, нам, мастеровым, стало гораздо лучше.

— А чем раньше было плохо?

Он смотрит на нас блестящими, наивными глазами.

— Как же не плохо? Безработица замучила. Летом есть работа — едим. А зимой нет работы — голодаем.

— Вы для себя работали или на хозяина?

— На хозяина. Хозяин имеет в Вильно обувной магазин. Мы вырабатываем для него изящную дамскую обувь последних моделей. Может, знаете, виленская обувь славится? Да…

— А вы сколько от хозяина получаете за пару?

— Мы получаем три злотых. Совсем нас хотят ограбить. Мы работаем, а он только в магазине сидит и на наши деньги себе дома строит. Несколько домов себе в Вильно построил. На наш труд. Ну, спасибо, теперь товарищи пришли. Теперь будем жить по-другому.

— Как же?

— Сделаем артель. Будем на себя работать. У вас можно еще один номерок газеты взять? Народ очень интересуется, что товарищи пишут.

— Пожалуйста. Возьмите пяток. Дайте людям. Пусть читают.

— Спасибо, товарищи.

— Добрый путь, товарищ.

— А в Москву поехать скоро можно будет? Интересно посмотреть, какая у вас Москва.

— Скоро, скоро.

— Спасибо, товарищи.

— За что?

— За то, что пришли.

— И вам спасибо.

— За что?

— За то, что хорошо наших товарищей красноармейцев встречаете.

— Как же плохо встречать? Они наши братья.

— Ну, будьте счастливы.

— Взаимно.

Наша легковая машина шипит, кряхтит, шумит, трогается с места и весело бежит дальше, пугая непривычных к автомобильному движению крестьянских лошадей.

Вот жнивье. По жнивью ходят коровы. Мальчик-пастушок в конфедератке до ушей, в худом пальтишке, подпоясанный веревкой, идет за ними.

— Здорово, молодец!

— Здравствуйте, товарищи!

— Чьи коровы?

— Чьи? Известно чьи. Панские.

— А у вас своих коров нет?

Мальчик весело открывает мелкие белые зубы. Жмурится против солнца.

— Нет.

— А земля есть?

— Две десятины.

— Семья большая?

— Восемь человек.

— На восемь человек две десятины?

— Ага.

— Чья же вокруг земля?

— Помещика.

— Сколько тебе помещик платит за то, что ты пасешь его коров?

— Тридцать злотых в год.

— Это что ж выходит — два с чем-то злотых в месяц?

— Ага.

— Много?

— Зачем много? Мало.

— Как же вы живете?

— Бог знает.

— А бог есть?

— А как же. Есть.

— Где же он?

Мальчик щурится еще больше и показывает пальцем вверх:

— А на небе.

— Кто тебе сказал?

— Ксендз.

Мальчик подходит к автомобилю и с детской жадностью рассматривает колеса, стекла, фонари.

— Хочешь быть шофером?

Его глаза загораются:

— Ага!

— Ну, так в чем же дело? Бросай своих панских коров и садись, мы тебя повезем учиться.

Он понимает, что это шутка, но также понимает, что в этой шутке есть какая-то доля правды. Он понимает, что это возможно. Если не сейчас, не сию минуту, то, может быть, через год, через три.

— Дайте газетку.

— Бери. Дашь прочесть в деревне.

— Спасибо, товарищи.

— За что?

— За то, что пришли.

Он смущенно отходит и бредет за коровами, погруженный в свои детские мечты о какой-то другой, интересной, богатой жизни, когда можно будет не пасти панских коров, а мчаться на автомобиле по веселому белорусскому шоссе.

Вот и Сморгонь. Дважды знаменитое местечко. Это в Сморгони Наполеон бросил свою отступающую армию и один укатил в коляске в Париж. Это под Сморгонью в 1915–1917 годах, во время первой мировой империалистической войны, шли небывало жестокие бои.

Я осматриваюсь вокруг. Узнаю складки местности, линию железной дороги. Даже наши артиллерийские окопы сохранились. Они осыпались, заросли травой, но я узнаю их.

Возле железнодорожного переезда нас окружает небольшая толпа. Солдат польской армии с велосипедом. Еще один солдат. Старик. Несколько женщин. Расхватывают газеты. Расспрашивают.

Солдат с велосипедом оказывается артиллеристом. Он сражался под Львовом. Над ним подтрунивают. Он смущенно усмехается, говорит:

— Мне повезло. Если бы не пришла Красная Армия, мне бы пришлось еще служить и служить. А вот теперь, вместо того чтобы служить панам, я домой еду, к семье.

Другой солдат — пехотинец. Он деловито спрашивает артиллериста:

— У вас в Кошах уже землю помещика поделили?