Татьяна Соболева - История шифровального дела в России

• Название: История шифровального дела в России
• Автор: Татьяна Соболева
• Издательство: «ОЛМА–ПРЕСС»
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5–224–03634–8

В книге прослеживается история становления отечественной криптографической службы, которое происходило на протяжении нескольких веков. Принципы и основы этой работы, ее формы и методы, приемы и способы вырабатывались несколькими поколениями русских криптографов, начиная с эпохи Петра Великого и до начала Второй мировой войны. Обо всем этом автор рассказывает, опираясь на большой документальный материал.

---

Глеб Иванович Бокий родился в 1879 г. в старинной дворянской семье. Его предок Федор Бокий (Bokiej) — Печихвостский, мелкопоместный шляхтич, чей герб в польско–литовской геральдике представлял собой «секиру, обращенную острием вправо, а поверх нее крест», был назначен во второй половине XVI в. владимирским подкоморием в Литве и упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Подкоморий в средневековой Польше и Литве — третейский судья, в компетенцию которого входили вопросы о границах владений (межевой суд). Подкоморий назначался королем на постоянный срок. Ф. Бокий–Печихвостский был назначен от Владимиро–Волынского воеводства. Прадедом Глеба Бокия был известный русский математик академик Михаил Васильевич Остроградский — ученый, много сделавший для развития отечественной науки, который задолго до отмены крепостного права имел немалое мужество заявить, что людей надо ценить не по их положению, а по их знаниям и способностям. Отец Глеба Ивановича, действительный статский советник (этот гражданский чин соответствовал генеральскому званию) Иван Дмитриевич Бокий, был автором учебника «Основания химии», по которому училось не одно поколение гимназистов, принимал участие в воспитании великих князей.

В 1896 г. после окончания реального училища Глеб Бокий поступает в Горный кадетский корпус имени императрицы Екатерины II в Петербурге — крупнейшее в то время высшее техническое учебное заведение России. Высокоодаренному юноше, обладавшему кроме личных достоинств многочисленными сословными привилегиями, была уготована блестящая научная карьера. Кстати, его старший брат Борис Бокий, чей барельефный портрет и ныне можно увидеть на одном из зданий Горного института в Москве на улице Вавилова, стал крупным ученым–горняком, профессором Петербургского горного института. Однако судьба Глеба Бокия сложилась иначе. Уже в ранней юности, движимый демократическими идеями, он выбирает для себя путь революционера и в 1897 г. вступает в петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», с 1900 г. он член РСДРП. Большевик Глеб Бокий 12 раз подвергался арестам, провел полтора года в одиночной крепостной камере, два с половиной года — в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме он получил травматический туберкулез. На протяжении 20 лет (с 1897 по 1917 г.) он являлся одним из руководителей петербургского большевистского подполья.

1914—1915 гг. были для подпольщиков особенно трудными. Сменяя одна другую, накатывались волны жесточайших репрессий. Особенно большой урон понесли петербургская и московская организации большевиков. С целью избавить свою работу от участившихся провалов, зная о наличии в партийных центрах провокаторов, петроградские большевики организовали так называемую «группу 1915–го г. при ЦК», куда вошли самые надежные, много раз проверенные лица, и в том числе В. Молотов, А. Аросев, Г. Бокий. Ужесточалась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации.

Старая большевичка, член партии с 1915 г. В. Ф. Алексеева, вспоминая о работе в подполье того времени, писала: «Конспирация в большевистском подполье, которое подвергалось особенно беспощадным расправам со стороны царских властей, действительно была суровой и сложной и потому не всегда легко давалась людям, особенно новичкам, не искушенным в борьбе…

При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обычные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле — записями о подпольных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен только ему одному. Лучшие шифровальщики, какими только располагала царская охранка, ломали головы над этими «формулами», подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли. «Сознайтесь, — говорил Глебу Ивановичу следователь, — это шифр?» А Глеб Иванович невозмутимо отвечал: «Если шифр, то расшифруйте». С досадой следователь возвращал ему эти загадочные тетради»[205].

В конце 1916 — начале 1917 г. Г. И. Бокий был членом Русского бюро ЦК РСДРП, с апреля 1917 — секретарем Петербургского комитета, в октябре 1917 г. он член Петербургского военно–революционного комитета, один из руководителей вооруженного восстания.

Была автором собственных систем шифров и глава большевистской организации центрального промышленного района, секретарь московского областного ЦК РСДРП(б) В. Н. Яковлева.

В. Н. Яковлева, председатель Петроградской ЧК. Ноябрь 1918 г.

Дочь московского купца второй гильдии, Варвара Николаевна Яковлева окончила математический факультет Высших женских курсов в Москве. Активная участница революции 1905—1907 гг. В. Н. Яковлева являлась крупным партийным организатором, кандидатом в члены ЦК, автором Устава партии, принятого VI съездом РСДРП(б).

Так же как и Г. И. Бокий, В. Н. Яковлева создавала шифры, которыми пользовались и другие революционеры. К сожалению, ни тетради Бокия, ни шифры Яковлевой не сохранились. В архивах ДП есть лишь некоторые их письма, зашифрованные другими, уже известными нам шифрами. Некоторые из таких шифрованных писем Яковлевой были получены полицией при следующих обстоятельствах.

В конце декабря 1913 г. она во второй раз бежала из сибирской ссылки. Не без труда добравшись до Москвы (по дороге она сломала ногу), Варвара Николаевна вместе со своим мужем П. К. Штернбергом выехала в Петербург. Из Москвы и Петербурга она написала несколько писем оставшимся в ссылке в Нарыме своим близким товарищам: В. Куйбышеву, В. М. Косыреву, И. Н. Смирнову. Письма перехватила полиция. Одно из них и содержит записи, которые могут проиллюстрировать, как Яковлева пользовалась книжным шифром[206].

Начало письма написано открытым текстом и по содержанию носит частный характер. Но вот его заключительная часть: «Ну–с, а в заключение вот Вам задача. Вы, я помню, занимались в последнее время геометрией. Так вот посидите для практики над этой задачей. Она мало интересная, зато для упражнения — сущий клад. Все необходимые данные написаны на вложенной бумажке. Напишите мне, решите ли ее…» А вот что написано на вложенном листе бумаги:

«X-5, Y-6

X-5,  Y-8

X-5,  Y-4

X-3,  Y-14

X-6,  Y-3

X-6,  Y-8

X-6,  Y-7

X-4,  Y-1

X-7,  Y-4 и т.д.»

Таким образом дается множество «координат кривых» и предлагается: «Вычертить кривые по данным координатам точек. Определить все точки их пересечения, провести через них кривую и найти ее уравнение».

Несложный математический анализ этого письма показывает, что никаких кривых и никаких иных функций по этим данным не построить. А вот то, что это книжный шифр, вряд ли можно подвергнуть сомнению. Первые координаты здесь — «иксы» — означали номер строки книги, а вторые — «игреки» — номер выбранной буквы в строке. Нумерация кривых, которая также присутствовала в письме, соответствовала номеру выбранной страницы книги.

Шифр применен Яковлевой со знанием дела: с малым числом использованных знаков на каждой странице и без наличия использованной книги–ключа текст этого письма не поддается дешифрованию. Как и опасалась Варвара Николаевна, письмо попало в руки полиции. Но, судя по тому, что в архивном деле отсутствуют какие–либо комментарии к нему, дешифровальщики ДП его не дешифровали. 

Глава тринадцатая. Перед бурей

Криптография в годы Первой мировой войны

Экономический потенциал, уровень военных, технических и научных возможностей каждой из сторон, степень и уровень оснащенности линий связи, готовность к получению информации о противнике, как лакмусовая бумажка, выявила война. Установилось мнение о слабости криптографической службы России периода Первой мировой войны, о том, что в первые месяцы войны радиосообщения вообще не шифровались, а посылались в открытом виде, что послужило одной из причин неудач, сопутствующих действиям русской армии в тот период. В действительности дело обстояло несколько иначе.

В Военном ведомстве к началу войны дела складывались весьма плачевно.

После военных неудач России в Маньчжурии пост военного министра занял Александр Федорович Редигер, при котором Россия стала быстро набирать военную мощь. Имя Редигера почтенно и уважаемо. Профессор Академии российского Генштаба, всем внешним обликом воплощение интеллигента (залысина, тонкий облик, пенсне), Редигер принял военную машину России в период поражений на полях Маньчжурии. Автор многих научно–военных трудов, которые долгое время считались почти классическими, высокообразованный человек, он имел смелость указывать Николаю II на необходимость демократических реформ в армии. Обрусевший швед, Редигер был суховатым педантом–аккуратистом. Некрасивый и лишенный светского блеска, он не развлекал царя своими докладами, а лишь пытался вовлечь его в ту сложную работу, которую проводил сам… Вот он опять стоит на пороге, а из–за эполет Редигера выглядывают адъютанты, и скоро кабинет императора оказывается завален схемами железных дорог Германии, графиками мобилизации Австрии, картограммами достоинств пушек Крезо и Шнайдера, Круппа и Путилова… В руках исполнительных генштабистов шуршали свитки новых схем, и Николай II прилагал неимоверные усилия, чтобы, скрывая зевок, показать министру, как ему все это было безумно интересно.