Джек Лондон - День пламенеет

• Название: День пламенеет
• Автор: Джек Лондон
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02439-2

В романе «День пламенеет» рассказывается история преуспевающего дельца, который решает отказаться от завоеванного с огромным трудом богатства ради счастья, покоя и семейного благополучия с любимой женщиной на одиноком ранчо.

---

— Может, вы это повторите еще раз? — сказал Пламенный. — Как будто я что-то не совсем расслышал. Вы сказали…

В мучительном ожидании он впился в губы Натаниэля Леттона.

— Я сказал, что вы находитесь в заблуждении, мистер Харниш. Вот и все. Вы играли на бирже и сильно пострадали. Но ни Уорд Вэлли, ни я, ни мои компаньоны — словом, мы все, — не считаем, что мы вам должны.

Пламенный показал на кучу расписок и чеков на столе.

— Все это стоит десять миллионов двадцать семь тысяч сорок два доллара плюс шестьдесят восемь центов наличными. А вы мне что-нибудь за это дадите?

Леттон улыбнулся и пожал плечами.

— А история-то моя как будто, в конце концов, и к месту оказалась. — Он нервно засмеялся. — Ну что ж, сдача была ваша. Вы и сдали по всем правилам. Я шуметь не буду. Я — как игрок в покер. Сдача была ваша, и уж вы постарались вовсю. И добились своего — ловко меня ободрали.

Он с недоумением посмотрел на груду бумаг на столе.

— И все это не стоит даже бумаги, на которой оно написано. Да, черт побери, сдавать вы умеете, когда подвернется случай. О нет, шума я не подниму. Сдача ваша, и вы меня обставили, а какой мужчина станет визжать, когда другой сдает? А теперь карты выложены на стол, сдача кончена, но…

Его рука быстро скользнула во внутренний карман и вытащила большой автоматический кольт.

— Я говорю, ваша сдача кончена. А теперь я сдаю; посмотрим, смогу ли я захватить этих четырех тузов… — Эй вы, белая мумия, руки прочь! — резко крикнул он.

Рука Натаниэля Леттона, подбиравшаяся к кнопке звонка на столе, застыла на месте.

— Пересядьте! — приказал Пламенный. — Вон на тот стул. Живей, вонючий хорек! Живей, — говорю, — или один нажим — и из вас всех потечет, как через решето. И мать с отцом не узнают. Вы отодвиньте свой стул в сторону, Гугенхаммер; а вы, Доусетт, сидите смирно, пока я вам объясню достоинство этого автоматического револьвера. Он заряжен для большой игры и бьет без осечки восемь раз. Здорово работает, когда пустишь в ход… Покончив с предварительными замечаниями, приступаю к сдаче. Помните, вашей сдачи я не оспариваю. Вы старались как могли, и все в порядке. Но теперь сдавать мне, и я тоже должен постараться. Прежде всего, вы все меня знаете: я — Пламенный, знаете, небось! Не боюсь ни Бога, ни черта, ни смерти, ни разрушения. Вот мои четыре туза, и они наверняка побьют ваши ставки. Посмотрите на этот живой скелет. Леттон, вы наверняка боитесь умереть. У вас все кости стучат — так вы перепугались. И на того жирного типа посмотрите. Этот инструмент здорово его перепугал. Он весь пожелтел — прямо как лимон. Доусетт, вы человек хладнокровный. Вы и глазом не моргнули и волосом не шевельнули. А все потому, что вы сильны в арифметике. И с вами мне чертовски легко сговориться. Вы тут сидите и складываете два да два и знаете, что я наверняка сдеру с вас кожу. Вы меня знаете и знаете, что я ничего не боюсь. И вы подсчитываете свои денежки и знаете, что не умрете, если это от вас зависит.

— Я-то увижу, как вас повесят, — возразил Доусетт.

— Ничуть не бывало! Когда начнется потеха, я вас первого припечатаю. Меня повесят, но вас-то на свете не будет, чтобы полюбоваться. Вы все умрете здесь, и умрете сейчас, а со мной правосудие еще повозится. Понятно? Помрете, лопух будет из вас расти, и не узнаете, когда меня повесят; а уж я-то буду иметь удовольствие знать, что ваша песенка спета.

Пламенный остановился.

— Неужели вы нас убьете? — спросил Леттон странным тонким голоском.

Пламенный покачал головой.

— Расходы слишком большие. Не стоите вы этого. Лучше уж я получу назад свои денежки. Думаю, и вы охотно вернете мне денежки, чтобы не отправляться к праотцам.

Последовало долгое молчание.

— Ну, карты я сдал. Теперь вам всем играть. Но пока вы размышляете, я хочу вас предостеречь: если эта дверь откроется, и кто-нибудь из вас, скотов, шепнет словечко, что здесь у нас не все ладно, я вас прикончу. Никто не выйдет из этой комнаты — разве что вперед ногами.

Медленно протянулись три часа. Решающим фактором был не автоматический револьвер, а твердая уверенность, что Пламенный воспользуется им. Не только трое были в этом убеждены, но и сам Пламенный не сомневался: он твердо решил убить этих людей, если ему не вернут его деньги. Не так-то легко было в один момент собрать наличными десять миллионов. Дело не обошлось без досадных проволочек. Раз двенадцать призывались в комнату мистер Хоуиссон и главный клерк. В таких случаях револьвер, прикрытый газетой, лежал на коленях Пламенного, а сам он в это время скручивал или раскуривал свои папиросы из коричневой бумаги. Но наконец дело было завершено. Один из клерков принес из стоящего внизу автомобиля чемодан, и Пламенный, спрятав в него последнюю пачку билетов, защелкнул замок. Последние слова он бросил, стоя в дверях:

— Хочу сказать вам всем еще кое о чем. Когда я пойду из этой двери, вы все можете свободно действовать; вот я и предостерегаю вас, чего вам не следует делать. Прежде всего — никаких приказов об аресте, поняли? Эти деньги мои, и я вас не грабил. Если обнаружится, как вы меня ободрали и как я вас в ответ отделал, — смеяться будут над вами, и здорово смеяться. А этот смех вам не на руку. Я вернул свои деньги, которые вы у меня украли; и если вы меня арестуете и ограбите вторично, я буду по вам стрелять — и попаду наверняка. Не такой подлой мелюзге, как вы, сдирать шкуру с Пламенного. Если и сдерете, так все равно проиграете, а в городе наверняка будет несколько нежданных похорон. Посмотрите мне в глаза, и все вы поймете, что я дело говорю. Эти чеки и расписки на столе я вам оставляю. Всего хорошего.

Когда дверь за ним закрылась, Натаниэль Леттон бросился к телефону, но Доусетт преградил ему путь.

— Что вы хотите делать? — спросил Доусетт.

— Дать знать в полицию. Это — грабеж средь бела дня. Я этого не потерплю. Говорю вам, я этого не потерплю!

Доусетт невесело улыбнулся и, оттащив щуплого финансиста, усадил его обратно на стул.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал он и нашел в Леоне Гугенхаммере перепуганного союзника.

Так ничто и не раскрылось. Три компаньона хранили всю эту историю в тайне. И Пламенный ее не разглашал, хотя, очутившись в своей каюте на «Двадцатом Веке», сняв ботинки и положив ноги на стул, он хохотал долго и от всего сердца. Нью-Йорк был сбит с толку этим делом; так никогда и не удалось ему найти для этой операции разумное разъяснение. По всем правилам Пламенный должен был разориться, однако было известно, что он сейчас же появился в Сан-Франциско с капиталом, по-видимому, нимало не уменьшившимся. Доказательством являлись крупные дела, какие он затевал. Так, например, ему удалось вырвать Панамскую почту у Шефтли именно благодаря своему огромному капиталу и умению бороться. А через два месяца он продал свои паи Гарриману с огромным барышом, слух о котором широко распространился.

Глава V

Вернувшись в Сан-Франциско, Пламенный быстро упрочил свою репутацию. Во многих отношениях эта репутация была незавидная. Его боялись — боялись как человека, не останавливающегося в борьбе ни перед чем. Игра его была дерзкая и решительная, и никто не знал, где и как упадет его удар.

Много значили натиск и быстрота его манеры борьбы — на этом он выезжал. Он только что приехал с дикого Севера, и мысль его шла не по пробитым колеям: у него была необычайно развита способность измышлять новые тактические уловки. А раз завоевав выгодную позицию, он до конца пользовался ее преимуществами. «Неумолим, как краснокожий», — говорили о нем — и это была правда.

Но вместе с тем его считали честным. Слово его имело неменьшее значение, чем договор, заключенный по всем правилам, невзирая на тот факт, что сам он никому на слово не верил. Он упорно избегал предложений, основанных на «соглашении джентльменов»; и человек, упоминавший в деловом разговоре с Пламенным о своей чести джентльмена, переживал неприятные минуты. Пламенный давал свое слово лишь в том случае, когда преимущество было на его стороне. И другой стороне предоставлялось либо поверить этому слову, либо отказаться от сделки.

Пламенный систематически избегал помещать свой капитал в предприятия, не связанные с риском. Именно азартная сторона дела прельщала его, а его манера игры требовала, чтобы деньги были всегда под рукой. Он не мог вкладывать их на долгий срок; целью его было многократно обернуть капитал. Он непрестанно разыскивал все новые и новые предприятия, нажимая всюду, и стал подлинным пиратом финансового мира. Надежное помещение капитала, дающее пять процентов, не привлекало его, но ставить на карту миллионы, рисковать всем или рассчитывать в суровой схватке на пятьдесят — сто процентов барыша — вот что заставляло его жить полной жизнью.

Он играл, согласуясь с правилами игры, но играл безжалостно. Когда он разорял человека или компанию и они начинали вопить, он продолжал наносить удары. Он был глух к мольбам о пощаде. Копье его было свободно, никаких дружеских деловых отношений он не завязывал. Если время от времени он и заключал подобные соглашения, то преследовал исключительно деловые интересы, а своих союзников рассматривал как людей, которые при первом удобном случае подставят ему ножку или разорят его. Но, несмотря на такую точку зрения, он был верен своим союзникам до тех пор, пока они ему были верны — не дольше. Изменить должны были они, но тогда — «берегись Пламенного!»