Кир Луковкин - В паутине

• Название: В паутине
• Автор: Кир Луковкин
• Жанр: Научная Фантастика

Сюрреалистическое путешествие в параллельные жизни.

---

Шестой день. Шестой. Мир был создан за семь дней. На шестой день Бог создал человека. Господи".

Дальше почерк сбивался, а потом стал ломаным. Через несколько строчек было торопливо выведено поперек линии листа:

Освобод правда на седьмой это кон они идут надо

Оторвавшись от записей, Паук посмотрел в окно. Солнечный свет словно померк. Сердце гулко стучало в груди. Во рту у него пересохло. Если бы записки несли опасность, ему бы просто не дали это читать. Следовательно, врачи ждут от него каких-то шагов. Сегодня. Он вернулся к самой первой записи, остальные не стал читать:

"Совершенно не помню, кто я и что я. Не знаю, чем это вызвано, но на всякий случай буду делать записи. Чтобы они помогли мне потом вспомнить. Такое ощущение, что я нахожусь здесь не меньше двух-трех лет. Моя голова — как проходная парадная. Нужная мысль приходит через одну дверь, потопчется немного и уходит через другую дверь. Что предпринять, ума не приложу. Этот малый, вроде Вадимом звать, говорит, что мы с ним приятели".

Паук вертел в руках предметы, перекладывал их так и сяк, пытаясь сообразить, что произошло. Ничего путного пока не выходило, только прибавилось вопросов.

Тут отворилась дверь, и в комнату вошел знакомый круглолицый врач, одобрительно посмотрел на рисунки и на Паука, пытавшегося затолкать листы в ящик. Про себя Паук прозвал его Колобком. Не успел тот и рта открыть, он заявил:

— Я хочу ознакомиться с историей своей болезни.

— Ну! — засмеялся Колобок, — Однако, лихое начало. С места в карьер! Как все до боли знакомо….

— Я понимаю, о чем вы говорите, — кивнул Паук, — Мне сложно вести себя адекватно. Не надо успокаивать и обещать мне с три короба.

Колобок взял в руки планшетку, что-то черкнул в ней и сел, выпятив зад, на краю койки, как утром. Проход загородила сестра.

— И не собираюсь, — вдруг серьезно сказал он, — Мы обеспокоены происходящим с вами. Ошибочно полагали, что пик болезни прошел, но, похоже, что налицо обострение. Анализы ничего не дают, разве что энцефаллограмма… в медицинской практике есть ряд случаев, способных вызвать амнезию. Но мы не можем понять, откуда у вас это. Раньше такого не наблюдалось. Такое чувство, будто оно возникло из ниоткуда, просто появилось и все….

Паук вздохнул.

— Я не хочу знать.

— Но мне придется…

— Слушайте, мне честно говоря наплевать, что там. Меня волнует другой вопрос. Скажите…я, что я вчера натворил?

Колобок пожевал губами, почему-то оглянулся на сестру и, чуть наклонившись вперед, доверительным шепотом произнес:

— Вы пытались бежать. Самым варварским способом.

— Я же псих. Все психи, полагающие себя нормальными людьми, хотят убежать из дурдома. И это все? — разочарованно спросил Паук.

Колобок поморщился, словно на язык ему попал горький огурец.

— "Псих", "дурдом", ну что вы говорите? Можете хоть сегодня забрать вещи и уйти, но учтите, — он наставительно помахал перстом, — учтите, что вас сдаст в СИЗО первый же милицейский отряд. За нарушение общественного порядка и аморальное поведение. А потом к нам отправят.

Колобок вещал что-то еще о моральном долге, но Паук думал о другом. На организм почему-то навалилась дикая слабость.

— И потом — не все. В конце концов, извращенная ориентация — личное дело каждого, — при этих словах Колобка перекосило, — У вас же, голубчик, явное раздвоение личности. Шизофрения. То вы ребенок малый, то вас воевать с кем-то тянет. Временами вы говорите такие вещи, о которых…. Нет-нет. Я порядочный гражданин и не буду их озвучивать.

— Есть какое-то документальное подтверждение? Прошу, войдите в мое положение, я склонен никому не верить и мне нужны достоверные доказательства.

— О, конечно, — закивал Колобок, — Само собой. Могу предоставить вам видеозапись. В урезанном виде — по причине цензуры.

Разговор как-то угас. Паук долго смотрел в окно, ему хотелось, чтобы врач поскорее убрался вон и оставил его в покое, хотя бы на полчаса, но врач сидел у койки, сопел, ковырял ногти и никак не хотел убираться.

— То, что вчера. Это со мной в первый раз?

Колобок что-то промычал не раскрывая рта, и добавил уже громче:

— Слава богу, первый и надеюсь, последний. Когда вам удобнее увидеть это безобразие?

Паук ответил, что ближе к вечеру, тогда врач сказал, что сейчас проведет несколько психологических тестов, достал диктофон и карандашик. Потом он что-то спрашивал, а Паук что-то отвечал ему, наблюдая, как под потолком колышутся нитки паутины. Потом ему показывали картинки и он говорил первое, с чем ассоциируется та или иная картинка. Потом его попросили объяснить, почему зимой идет снег, а летом трава зеленая. И так далее, и в том же духе. В общем, когда пришла пора идти в столовую, Паук изрядно утомился.

Помещение общепита ничем от остальных других казенных не отличалось — тот же запах кислой капусты, те же душные испарения от супов, мошкара, кашель, ругань, облупившиеся стены, истертый паркет под ногами, заляпанные чем-то солонки, краснощекие толстые повара и пластиковая посуда. Над входом грозно навис плакат с манифестом: "ЗДОРОВЬЕ НАЦИИ — ЗАЛОГ БУДУЩЕГО ПРОЦВЕТАНИЯ!!!". Паук пристроился в очередь. На первое давали картофельное пюре и компот из чернослива. К дымящейся желтой кучке прилагалась котлетка, покрытая слизистой субстанцией неизвестного происхождения. Второе — овощной салат. Плюс пирожок с повидлом. Десерт — стакан чая и вафля. Укомплектовав это богатство на подносе, он принялся искать свободное место за обеденными столами. Потыкавшись, он подсел наконец к группе пациентов; те пятеро не обратили на него ни малейшего внимания.

Пережевывая пюре, он исподтишка наблюдал за соседями, среди которых (нисколько не удивившись) приметил и Вадика. Тот сидел на диаметрально противоположном конце и смотрел в сторону, попивая компот. Мужчины оживленно говорили. Самым активным был приземистый лысеющий мужичок с курчавым пухом над ушами. Он сильно размахивал вилкой каждый раз, как выдавал новую реплику. Звали его Петр и вел он себя перед публикой, как дирижер перед оркестром. Он относился, очевидно, к той породе людей, которые не унывают в самых безвыходных ситуациях. Много шутил, и все больше в адрес надзирательниц, и все касательно тем ниже пояса, и в самом похабном свете. Петр явно ненавидел систему, и всячески это показывал, постоянно толкая в бок пухлого мужчину огромных размеров с меланхолическими чертами лица. Пухлик ныл при каждом новом тычке и заверял, что будет жаловаться в вышестоящие инстанции. Напротив него и слева от Паука лопал обед щуплый жилистый субъект с бегающими глазками и визгливым голосом. При разговоре он сильно плевался. Четвертым был невзрачный молчаливый пациент. К нему обращались почему-то на "Вы", "Василий", "Уважаемый" и в исключительно вежливой форме. Паук решил, что это местный авторитет и без особой надобности с ним разговаривать не стоит. "Авторитет" деликатно ковырял котлетку, дул на чай, помешивая его ложечкой и вообще, вел себя сдержанно.

— Президент — дурак, — заявил Петр, отправляя сразу весь пирожок в рот.

— Все у него дураки, — хмыкнул рохлик, обращаясь к Пауку, — А мир — театр абсурда. Он один у нас такой умный.

— Нет, не один! — воскликнул Петр. — Идите за мной, братья мои, и вы обретете истинную веру! Все беды на земле от того, что человек перестал верить.

— Тогда тебе нужно набрать двенадцать добровольцев, сменить имя и гражданство, — посоветовал рохлик, — Так убедительнее будет. Ты ведь не боишься мучительной смерти?

Петр выразительно посмотрел на собеседника, а тот продолжал:

— Хотя, таких казней, какие были в древности, сейчас нет. У нас просто стало: и подушечку тебе подложат, и зад почешут, если попросишь. Потом чик — без пыли, без шума. Даже моргнуть не успеешь. Смертельный ритуал теряет свой шарм, не успеваешь получить от процесса удовольствие….

— Нет, ты точно сумасшедший, — покачал головой Вадик.

— В одном из своих видений я был палачом. Мне даже довелось лишить жизни одного знаменитого преступника, но имя не скажу, и не спрашивайте, — гордо заявил рохлик. И добавил: — Вопрос в том, ЧТО считать сумасшествием.

— Верно, — неохотно согласился Петр, принимаясь за вафлю, — И говорю я тебе: возлюби ближнего своего, как самого себя! Если не обратимся мы назад и не будем как стадо, мы не войдем в Царствие Небесное! Но кто мы, если не стадо? Внемлете: нас пасут, мы нужны им для шерсти и мяса. И я говорю — хватит! Нам нужно осознать свое предназначение! Я — новый пророк нового мира! Старый мир пора выбрасывать на помойку! Мы — только начало! Скоро нас станет больше! Имеющий уши да услышит. Я — суть любовь и искупление.

— Я бы полюбил тебя братец, да изо рта у тебя дурно пахнет. И грязный ты, как свинья.