Раутборд Шугар - Сладость мести

• Название: Сладость мести
• Автор: Раутборд Шугар
• Издательство: ВСЕ ДЛЯ ВАС
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 0-679-41607-2, 5-86991-75-7

«СЛАДОСТЬ МЕСТИ» — дразнящий и возбуждающий воображение роман о реальной жизни высшего света, о вихре блистательных балов, в котором теряются следы грандиозных банковских афер и грязных интриг. История жизни и смерти Флин, манекенщицы и супермодели, чье лицо десятилетие не сходило с обложек модных журналов. Мы погружаемся в чарующий мир премьер, презентаций, ночных клубов…, нас окружают изнеженные аристократы и собиратели древностей, пробивающиеся к славе художники и завсегдатаи ночных клубов, герои дивного повествования о всеобщем предательстве, разнузданных оргиях и СЛАДОСТИ МЕСТИ.

---

Чтобы никогда больше не вернуться сюда.

После ухода Кингмена она полчаса валялась в ванной, куда вылила почти целый флакон пены «ФЛИНГ». Выпив четыре бутылочки своей любимой русской «Столичной», она вспоминала обо всем, что произошло за девять лет отношений с Кингменом Беддлом. Тенди чувствовала себя отвратительно. Она ощущала себя жертвой не меньше, чем бедная Келли Кролл, убитая и изуродованная вчера в Косметическом центре. Келли оказалась не единственной жертвой. Другой стала Тенди. Совсем как тот парнишка в Канаде. Она уселась, трясущаяся в горячей ванне, расцарапанная и иссеченная в кровь, и слезы катились по ее в синяках и красных пятнах распухшим щекам. «Побитая, оскорбленная и брошенная, — думала она, отхлебывая из новой бутылочки „Столичной“. — И это после всех лет, которые он манипулировал мной, забирая из меня все хорошее, не оставив ничего, кроме ненависти и злобы».

Она осторожно приложила губку к большому кровоподтеку на лице — следу его сильного удара во время противоестественных и жестоких занятий любовью. Она ненавидела его. Она ненавидела все, что с ним связано. Она спустила воду из ванны и вылила остатки пены «ФЛИНГ!» в канализацию. Затем разорвала в клочья проездную карточку «КИНГАЭР». Ей бы очень хотелось разрядить в тело Кингмена Беддла свой «магнум». Она закрыла глаза и почти почувствовала, как пальцы сжимают спусковой крючок, как пули медленно вырываются из дула, поражая цель — деланно ухмыляющегося Кингмена Беддла, на лице которого самоуверенность сменяется выражением «Ты-не-посмеешь-в-меня-стрелять». Она будто воочию видела, как пули с глухим треском взрываются в Кингмене и его внутренности и органы разлетаются во все стороны, обрызгивая кровью стены и потолок. Она облегченно вздохнула, будто и впрямь его застрелила. Завернувшись в розовый махровый халат, она посмотрела на женщину в зеркале. Интересно, придет ли кому-нибудь в голову искать корни ее родословной в женской тюрьме?

А может быть, просто позвонить Сьюки и рассказать ей, что Кингмен Беддл — не более чем паршивый шарлатан, дрянной Карни Эббл, низкопробный жулик, сорвать розовую повязку с очарованных глаз окружающих? Если подмочить ему репутацию, кто знает, может быть, она стащит его с олимпийских высот и лишит дружбы его модных друзей? Если она навредит ему настолько, что он лишится всего, ему ничего не останется, как вернуться к ней. Она взглянула в зеркало. Ее веки распухли, и глаза превратились в две щелки.

— Интересно, что скажет нью-йоркское общество, если узнает, что Кингмен Беддл в прошлом грязный убийца?

11

Коммодор Вандербильт под жгучим впечатлением неудачной стычки с «самым плохим парнем Уолл-стрита XIX века» — Джеем Гоулдом предостерегающе изрек: «Никогда не пинай скунса» Сержант Буффало Марчетти пнул скунса, бросив вызов Кингмену Беддлу, и на ближайшие дни был обречен барахтаться в его вони. Начальство устроило ему выволочку и строжайше предупредило, что доступ в Беддл-Билдинг, Беддловский дом престарелых и лично к мистеру Кингмену Беддлу ему категорически запрещен, иначе его переведут в другой район, в Куинс. В департаменте полиции, однако, не решились отстранить его от дела, ибо все газеты и сводки теленовостей наперебой вопили об «убийстве маникюрши». Можно было подумать, что Чарлз Мэнсон и Сэмов Сын на пару сбежали из тюрьмы и обосновались в мужском отделе одного из Блюмингдейловских универмагов! Обстоятельства требовали, чтобы во главе расследования стоял лучший из полицейских ищеек. Наплевав на тех и на других, Марчетти затратил два дня на то, чтобы постичь склад натуры магната Кингмена Беддла и окунуться в мир быстрых денег и колоссального риска.

Изучая «Форчун» и «Энтерпренер», Марчетти пришел к любопытному заключению: с одной стороны, кингменовская стратегия основывалась на обделывании делишек, подчас самого невысокого пошиба. Но, с другой — Кингмену как воздух нужны были гигантские небоскребы, названные его именем, постоянное мелькание на экране, миллионное и миллиардное размножение своего глыбистого облика на обложках развешанных по киоскам журналов и обладание «глядите-и-завидуйте-кого-я-трахаю» женой. А где же Беддловский отец, где его дед? Откуда он взялся? Марчетти интуитивно чувствовал, что труп придушенной Келли Кролл, лежащий в Манхэттенском морге, такой обезображенный и жуткий, имеет НЕКОЕ отношение к живому телу, пускающему кольца табачного дыма на верхнем этаже Беддл-Билдинга.

Буффало Марчетти, никогда не носивший носков, люто ненавидевший богачей и в жизни не читавший светских новостей, ныне стоял около кирпично-терракотового здания в южной части Центрального Парка, возле дома самой читаемой светской хроникерши Америки. Он тряхнул головой и собрался с духом, прежде чем шагнуть в этот курятник довоенных времен. Был полдень, и он проявлял пунктуальность, ни на минуту не опоздав на заранее оговоренную встречу со Сьюки. Эмили Поуст это понравилось бы. Отвратительно бледный, сухой и самодовольный ассистент холодно поприветствовал его у входа и молча указал в направлении «Солнечной гостиной», комнаты, завешенной каким-то темно-зеленым дамастом, с наглухо задернутыми бархатными шторами и сплошь заставленной орхидеями. Единственное освещение исходило от ароматических свеч, сгрудившихся на круглом столе, заставленном также примерно двадцатью фотографиями знаменитых, но уже мертвых людей. Упершись ногами в мраморный мозаичный пол, он взглянул наверх. Оттуда на него смотрели херувимы, окруженные розетками и орнаментом из листьев, вырезанными из красного дерева. Оглушенный тяжелым ароматом пышных букетов роз сорта «Навеки ваш», Марчетти почувствовал себя, как человек, ждущий приема в причудливо-фантастическом мавзолее. Он уже решил, что Сьюки явится перед ним, как привидение, в белом саване, когда внутрь вдруг вплыл второй — тоже бледный, тощий и противный ассистент и объявил, что Сьюки грядет. От неожиданности Буффало чуть не осенил себя крестным знамением и не произнес: «Свят! Свят!». Но на что мог рассчитывать детектив, занимающийся нашумевшим убийством, придя в гости к собирательнице светских сплетен, от которой так и веяло временами Уолтера Уинчелла? Впрочем, очень даже на многое. Маникюрши, которых он допрашивал, и даже сама Тенди, все, как одна, ссылались на Сьюки, будто та была личным биографом Кингмена Беддла и его светским историком, этаким беддловским Босвеллом. Но, стоя теперь в этой жуткой комнате, свалке воспоминаний, Марчетти решил, что ничего у него не выгорит и вообще это дело дохлое. Пожалуй, ему следует проявить минимум вежливости и отчалить.

Он оказался совершенно не подготовлен к появлению яркого масляно-желтого шара не более чем пяти футов высотой, затянутого в желтый в цветочках халат с немыслимым тюрбаном на голове, который величественно, как королева Англии, проплыл в темную «Солнечную гостиную». Сьюки, а это была именно она, протянула ему миниатюрную руку, демонстрируя чудовищный, размером с кубик льда, кричаще-зеленый изумруд. Сержант не совсем понял, что от него требуется: поцеловать руку или оценить стоимость камня. Сержант Марчетти решил сразу же брать быка за рога:

— Вы японка?

— Простите?

— Сьюки, имя «Сьюки» разве не японское?

— Я бы не сказала. Вот вы — коренной американец?

— А?

— Неужели Буффало — «Буйвол» — не индейское имя? «Соколиный глаз», «Пляшущий Волк», «Красный Буйвол». Позволю себе предположить, все это индейские имена.

— Ну нет, я итальянец. «Буйвол» — это из-за курчавых волос, взгляните. Дворовая кличка, просто приклеилась. — Он шагнул к ней, так что оказался почти вплотную, и нагнул свою взъерошенную голову. В ее переделанные хирургом-косметологом ноздри пахнуло чесноком и свежим базиликом. — По-настоящему меня зовут Джо.

Фараон дружески ухмыльнулся светской хронике.

— О, Джо! Тем не менее в «Буффало» — что-то есть, какое-то звериное начало. — Она оценивающе оглядела его. — Буффало вам больше идет.

Она одарила его улыбкой, которую сорок лет назад можно было назвать кокетливой, но и сейчас в ней сохранилось что-то от прошлого обаяния.

— И что же нужно нью-йоркскому департаменту полиции от усталой Сьюки? — Она знаком предложила ему сесть на нечто покрытое парчой и украшенное бахромой.

— Ну, в данный момент я занимаюсь расследованием убийства маникюрши из салона Тенди.

Сьюки подняла руку и внимательно посмотрела на свои ногти.

— Я делаю маникюр в салоне Арден.

— Вам известно, что у Кингмена Беддла значительные интересы в бизнесе Тенди?

— Разумеется, известно. Она была его любовницей, прежде чем он женился на нынешней миссис Беддл. Об этом вам скажет любая из тысячи обозревательниц светской жизни, совсем не обязательно было приходить к Сьюки. — Она поправила тюрбан, пристроив его на левом ухе.