Джеймс Хэрриот - Среди Йоркширских холмов

• Название: Среди Йоркширских холмов
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Издательство: Мир
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1994
• ISBN: 5-03-003033-6, 0-7181-3637-3

В этой книге читатель вновь встретится с рассказами так полюбившегося многим английского ветеринарного врача, благодаря своим книгам ставшего мировой знаменитостью, которые и рассмешат, и опечалят, и заставят задуматься: потому что полны искренней любви и сочувствия ко всему живому.

Для любителей литературы о животных.

---

— Черт! Но от кого?

— Понятия не имею. Доставлено утром в наше отсутствие, и внутри ни карточки, не записки. Но не беспокойтесь, оно для нас. Видите адрес: «Господам Фарнону и Хэрриоту, Скелдейл-Хаус».

— Замечательно. Но хотел бы…

Меня прервал стук в дверь, и вошел Хьюго Моттрам. Мы молча уставились на него. Он взглянул на ящик.

— Вижу, шампанское вам доставили.

— Это вы его прислали? — произнесли мы в один голос.

— Да… да… маленький знак благодарности. Я вернулся из Шотландии только вчера вечером и… э… Ламзден рассказал мне, как вы спасли Коробка.

— Ну право же, ни к чему… мы рады… — Против обыкновения Зигфрид начал заикаться.

Моттрам тоже изнывал от неловкости. Как всегда прямой, исполненный достоинства, он тем не менее был явно смущен, поджимал губы и мучительно подбирал слова.

— Нет, к чему… чтобы как-то выразить мою благодарность… которая глубже, чем я… чем я могу выразить. И еще, чтобы извиниться перед вами, господа… за мои глупые и непростительные слова при нашей последней встрече…

— Мой дорогой, все это лишнее! — воскликнул Зигфрид. — Мы нисколько…

Моттрам поднял ладонь.

— Разрешите мне сказать… Я крайне сожалею и стыжусь… Не понимаю, почему говорю подобные вещи… Со мной это уже бывало… Я, кажется, чересчур нетерпим… Боюсь, что ничего с этим поделать не могу.

Говоря, он все выше задирал подбородок и смотрел на нас сверху вниз.

Возможно, и с этим он ничего поделать не мог. Но такие признания ему дорого стоили, и я ощущал, как возрастает напряжение.

Зигфрид явно почувствовал, что необходима разрядка. Он раскинул руки всеобъемлющим жестом.

— Моттрам, Моттрам, дорогой мой. О чем вы? Маленькое недоразумение, уже забытое. Больше ни слова, прошу вас. Право же, нас с Джеймсом интересует только, что ваш чудесный конь теперь совсем здоров.

Моттрам чуть-чуть расслабился.

— Знаете что, — произнес Зигфрид негромко, — я бы сам хотел иметь такую лошадь. Искренне вам завидую.

И я заметил, как между этими любителями лошадей сразу возникла симпатия.

Моттрам кивнул.

— Ну, я рад, очень рад, — пробормотал он. — И, кстати, я привез вам кое-что от Ламздена. Он тоже чрезвычайно вам благодарен. — И он протянул Зигфриду небольшой сверток.

Мой партнер быстро сдернул бумагу и испустил одобрительный вопль.

— Бутылка выдержанного виски! Молодец Гарри! Нынче наш счастливый день. И, по-моему, надо отпраздновать выздоровление Спичечного Коробка — ну и все остальное. Ингредиенты налицо. — Он достал из ящика бутылку шампанского. — Что скажете, Моттрам, старина? У нас есть до обеда немножко свободного времени.

— Вы очень любезны, Фарнон. С удовольствием.

— Отлично, отлично! Так садитесь же и располагайтесь поудобнее. Джеймс, принесите бокалы.

Через две-три минуты хлопнула пробка шампанского, и мы расселись вокруг стола. Зигфрид поднял бокал и одобрительно посмотрел на его искристое содержимое.

— За здоровье Спичечного Коробка! И пусть живот у него больше никогда не болит!

Мы выпили, и Моттрам откашлялся.

— Мне бы хотелось сказать еще одно: я очень сожалею, что мы прежде не узнали друг друга поближе. Не отобедаете ли вы оба у меня в следующую пятницу?

9

Поднимая на стол роковую собачку миссис Федерстон, я неизменно преисполнялся самыми дурными предчувствиями, но на этот раз я ощущал только легкость и полнейшую уверенность в себе. В бредовом состоянии я всегда такой.

Бредовое же состояние было одним из бесчисленных проявлений бруцеллеза. Эта инфекционная болезнь, вызывающая аборты у скота, сгубила тысячи трудолюбивых фермеров моего поколения и постоянно угрожала ветеринарам, которым приходилось принимать отелы, завершавшиеся выкидышами, и удалять послед.

Слава Богу, систематическая борьба с бруцеллезом теперь почти покончила с этой болезнью, но в пятидесятых годах о подобном никто не мечтал, и я, как и все мои современники, почти ежедневно буквально купался в этой гнусной инфекции.

Помню, как я стоял в коровниках обнаженный по пояс (отельные халаты тогда были редкостью, а о длинных пластиковых защитных перчатках никто и не слыхивал), часами орудуя рукой внутри зараженных коров, и с горечью рассматривал кожистую плаценту со светлыми некротизированными участками, напоминавшими мне, что я соприкасаюсь с миллионами патогенных бактерий. И когда я ополаскивал руки в дезинфицирующей жидкости, вокруг еще долго стоял характерный кислый запах.

Воздействие болезни на моих коллег ветеринаров было крайне разнообразным. Один высокий и дородный истаял в скелет, измученный волнообразной лихорадкой, и продолжал страдать от нее еще долгие годы, других скручивали сильнейшие артриты, а некоторые заболевали психически. В «Ветеринари рикорд» было напечатано письмо человека, который в результате своего синдрома, вернувшись как-то ночью домой, вдруг решил, что ему необходимо убить свою жену. Он, естественно, этому импульсу не поддался, но сообщил о нем как об интересном примере того, что может сделать с человеком Brucella abortus.

Я про себя радовался и благодарил Бога, что оказался невосприимчивым. Годами я вплотную соприкасался с инфекцией как будто безнаказанно и, думая о многих друзьях-страдальцах, сознавал, какое это счастье, что судьба меня пощадила. И после стольких лет был твердо уверен — мне бруцеллез не угрожает.

Что продолжалось, пока не начались мои веселые приступы.

Так в семье окрестили таинственные припадки, которые начинались внезапно и кончались столь же быстро. Вначале я счел их результатом переохлаждения, ведь постоянно приходилось раздеваться до пояса под открытым небом и часто по ночам, потом согрешил на короткий возвратный грипп. Симптомы всегда были одинаковы: угнетенное состояние, потом ледяной озноб, укладывавший меня в постель, где за час температура взлетала за сорок. Жар приносил с собой чудеснейшее настроение: я ощущал себя согревшимся, счастливым, хохотал, болтал с собой о том о сем и, наконец, разражался песней. Не запеть я не мог — так было хорошо. Детей это чрезвычайно развлекало, и чуть я принимался петь, они неизменно хихикали под дверью. Но я ничего не имел против. Меня все радовало.

Тем не менее я решил выяснить, что со мной происходит, и анализ крови, сделанный доктором Аллинсоном, рассеял все сомнения, дав положительную реакцию на Brucella abortus. Как ни жаль, но пришлось признать, что я принят в клуб ее жертв.

Приступ, во время которого миссис Федерстон привела свою собачку, произошел в субботу. Я возвращался домой с футбольного матча в Сандерленде в компании нескольких приятелей. Наша команда выиграла, мы были в чудесном настроении, смеялись, шутили, и я даже не заметил, как перестал быть душой общества и замолчал. Но когда я добрался до Скелдейл-Хауса и горестно притулился у огня, трясясь в малярийном ознобе, то понял, что надвигается новый веселый приступ.

Хелен немедленно прогнала меня наверх в спальню и принялась наливать горячую воду в грелки. Чувствуя, что умираю, я забрался под одеяло, прижал к груди грелку, положил ноги на другую, а кровать ходила ходуном — так меня трясло. Хелен накрыла меня еще одним пуховым одеялом и оставила моей судьбе. Мы оба знали, что будет Дальше. И все пошло по заведенному порядку. Озноб проходил, я согревался, на душе становилось легче, затем по всему телу разлился благодатный жар, и я погрузился в восхитительную томность и умиротворенность — все заботы куда-то исчезли. Райское блаженство! Я был не прочь, чтобы оно длилось вечно. Но жар все рос, становился огненным, и я почувствовал себя даже еще лучше: томность исчезла, я был сильным, могучим, глупо и буйно счастливым.

На этой стадии я обычно протягивал пылающую руку за термометром на тумбочке и засовывал его под мышку. А! Сорок один, как я и думал. Я блаженно усмехнулся. Все было отлично, дальше некуда.

Радость жизни переполняла меня, и я заговорил вслух, обсудил с собой ряд интересных дел, но мое великолепное настроение требовало более действенного выхода. Как тут было не запеть? «В зеленеющем уборе роща по весне была, в росный час мне Анни Лори клятву верности дала», — загремел я, и никогда еще мой голос не был таким звучным и мелодичным.

Из-за двери донеслось «хи-хи», а затем шепот Джимми: «Во как!» и приглушенный смех Рози. Уже явились пострелята! Но какого черта? «Клятву верности дала, чтоб ее хранить до гроба!» — я бесстрашно взял высочайшую ноту, игнорируя «хи-хи» и «ха-ха» за дверью.

Потом еще побеседовал с собой, от души соглашаясь с каждым своим утверждением, а потом решил исполнить «Прекрасную Розу из Трейли» в манере Джона Маккормака и набрал в грудь побольше воздуха.

— Над зелеными горами бледная луна плыла-а!

— Ха-ха-ха! — закатились мои дети, и тут раздался звонок в прихожей, по лестнице взбежали шаги, и в дверь постучали. В щель всунулась физиономия Джимми.