Евгений Поселянин - Русские подвижники 19-ого века

• Название: Русские подвижники 19-ого века
• Автор: Евгений Поселянин
• Издательство: И. Д. ТУ3ОВ. Гостиный двор
• Жанр: Религия
• Год: 1910

Скромный труд этот собран для верующих, для укрепления в них мысли, что все та же веет над миром сила Христова, и те же дивные дары посылает Бог тем, кто искренно за Ним идет. И что русский народ поныне в лучших людях своих тот же богоносец, каким был всегда.

Е. Поселянин.

---

Гонение на о. Леонида улеглось, когда Оптину, в 1837 г., проездом в Киев, в сопровождении Калужского архиерея, посетил Филарет, митр. Киевский, давно знавший о. Леонида. Между прочим, архипастырь сказал ему при архиерее: "Почему ж ты не в схиме?" Старец молчал. — "Ты схимник, и должен носить схиму".

С этого дня, до кончины, старец начал снова носить схимнический великий параман.

Много душевной тяготы принял за время гонения о. Леонид, но остался тверд.

Проживавший в Оптиной помещик Желябужский, при переводе старца в монастырь, выстроил для него келлию. Но и это жилище изгнанника не было последним. В 1839 г. было воздвигнуто гонение на Белевских (женского монастыря) учениц о. Леонида, отразившееся и на нем. Старца велено было перевести в другую келлию, подальше от ворот, и запрещен прием посетителей; дан ему приказ, не взирая на болезнь ежедневно ходить в церковь. Народ ждал этих выходов, падал на землю, целовал края одежды его, выражал жалость к нему.

Малое расстояние до храма о. Леонид, обуреваемый народом, шел не менее получаса. В церкви, близ старца, собиралась толпа.

Разнеслись слухи, что о. Леонида сошлют в Соловки или в больницу Боровского монастыря, под надзор. Ученики, в ужасе разлуки со старцем своим, решили написать Сергиевскому настоятелю о. Игнатию Брянчанинову, чтоб он сыскал старцу защиту у членов Синода. Долго отказывался старец, но, наконец, по неотступным просьбам, подписался, не читая, под письмом, составленным о. Макарием. Митрополит Филарет московский, бывший в то время в Петербурге, по просьбе о. Игнатия написал калужскому архиерею, и слухи о заточении замолкли. Письмами же обоих Филаретов к тульскому преосвященному были оправданы и вновь приняты изгнанные Белевские ученицы старца. Впоследствии эти изгнанницы были игуменьями.

Так перенес старец гонения, не прерывая сношений с народом и монашествующими, по близости с Оптинским скитом.

В монастыре о. Леонид, как и в скиту, никому не отказывал; особенно же прилежал простому народу, как имеющему особую нужду в помощи. Некоторые, придя к нему, только стонами могли выразить свою скорбь, а он так понимал свою обязанность.

— Это бы ваше дело, — отвечал старец одному священнику, попрекнувшему его в том, что застал его толкующим с бабами, — а скажите, как вы их исповедуете? Два, три слова спросите — вот и вся исповедь. Но вы бы вошли в их положение, разобрали бы, что у них на душе, подали бы им полезный совет, утешили бы их в горе. Делаете ли вы это? Конечно, вам некогда долго с ними заниматься. Ну, а если мы не будем их принимать, куда ж они, бедные, пойдут со своим горем?

Потому и говорил о нем народ: "Он для нас бедных, неразумных пуще отца родного. Мы без него, почитай, сироты круглые".

3. КЕЛЕЙНАЯ ЖИЗНЬ. КОНЧИНА

Советы о. Леонида имели огромный вес потому, что он соблюл сам в своей жизни то, чему учил других. Все же, что говорил, говорил не от себя, а подкреплял изречениями св. Писания или св. отцов.

Больше всего заботился о. Леонид о том, чтоб приходящие к нему сознали грехи свои и страсти и положили исправиться. Уча соблюдению церковных постов, старец не одобрял чрезмерных самочинных телесных подвигов, и со многих снимал вериги. Чтоб врачевать других, о. Леонид прежде всего должен был уврачевать себя, и в годы старчества он действительно являл в себе великую мирность духа — никто не видал его нетерпеливым, ропщущим, раздраженным, унылым. Что и как говорить посетителям, о. Леонид о том не заботился и действовал по внушению Божию.

Чтоб не смущать духовною высотою своею приходящих к нему, о. Леонид прикрывался шутливым обращением. Самая его речь, состоя из слов Писания и выразительного меткого народного наречия, была особенная. Старец был неизменно и безусловно прямодушен, представляя полную противоположность тем, о ком сказано: "Умякнуша словеса их паче елея, и та суть стрелы".

"Свой своего всегда найдет", — говорил он, — т. е. всякий поймет нужное ему наставление, как бы оно ни было выражено. Не любил старец "ученого штиля политику и душевного[9] человечества художественное соображение". "Ребята, за что купил, за то и продавай!" — наставлял он учеников.

Простота о. Леонида доходила иногда до полуюродства, и некоторые не могли понять таких действий старцева смирения, и осуждали его, как осуждали за тучность, происходившую от болезни. Но прозорливый старец исправлял таких людей, открывая им их помыслы и напоминая им грехи, которые должны бы больше их касаться, чем тучность о. Леонида.

Внешних изъявлений привязанности о. Леонид не любил, называя их "химерою". "Я был при о. Феодоре без фанатизма, — говорил он, — мысленно же готов был кланяться ему в ноги".

Внутренний мир, успокоение сердечное и радость ощущались в присутствии старца; помыслы исчезали, горе утихало при виде его.

Жизнь о. Леонида была правильная. Спал он не более трех часов в сутки, если братия не отнимала у него и ночных часов. В два часа ночи начиналось утреннее правило. Время положенных молитв было единственным свободным временем старца. После вечерней трапезы ученики его собирались послушать у старца вечерних молитв, — две главы Апостола и одну Евангелия. Пришедшие с летних работ садились на полу.

Приобщался старец через две недели в скитской церкви; пищу принимал дважды в сутки; за трапезой вел оживленную беседу. Рукоделия старец не покидал никогда. Принимая посетителей, плел пояски, которые и раздавал им на память, а в скиту рубил после обеда дрова. Одевался старец крайне просто. Заботясь об учениках своих, живших в Тихоновой пустыни (верст 50 от Оптиной), старец ездил иногда туда недель на шесть.

Болея о ближних, старец не отказывался от помощи им и в телесных болезнях. Много раздавал он "горькой воды" (особый состав), которая по кончине его не имела уже той целебной силы; помазывал елеем от неугасимой лампады, теплившейся перед келейной его иконою Владимирской Божией Матери, посылая часто к святителю Митрофану, и иногда больные возвращались к старцу, получив исцеление на пути.

Наружность о. Леонида была весьма замечательная. Прямой, как юноша, с мерной, легкой и мужественной, несмотря на болезненную полноту его, походкой, хорошего роста, он был чрезвычайно силен и поднимал до 12 пудов. Его небольшие сероватые глаза пронизывали человека. Лицо осенялось густыми волосами, которые под старость стали как бы гривою, волнистою, желто-седою. Вообще он имел поразительное сходство со львом. Сохранившиеся изображения старца не достаточно точно передают то спокойствие и неустрашимость, которые сияли на лице о. Леонида.

Все человеческие беды, которых зрителем был о. Леонид, извлекали у него глубокие вздохи, слезы и потрясали всю внутренность его. Тогда за облегчением обращал он взор на лик Владычицы. Оставаясь же один, до того углублялся в молитву, что не слышал ничего, происходившего вокруг.

В 1841 году старец ясно стал говорить о конце своем. В начале сентября он сильно занемог, но 7-го и 13-го, поддерживаемый под руки, еще пел величание. 15-го он был особорован и прощался с братиею, давая кому книгу, кому образ.

С 28-го он никакой пищи, кроме малых частей воды, не принимал и почти ежедневно приобщался.

С 6 октября страдания усилились, и старец взывал: "О Вседержителю, о Искупителю, о Премилосердный Господи! Ты видишь мою болезнь; уже не могу более терпеть; приими дух мой в мире". Взывал и к Пречистой Деве, а приходящим говорил: "Помолитесь, чтоб Господь сократил мои страдания!"

В 10 час. утра субботы, 11-го октября, о. Леонид начал креститься, говоря: "Слава Богу!", потом сказал: "Ныне со мною будет милость Божия!" Тогда, несмотря на тяжкие телесные страдания, он исполнился великой радости, и лицо его становилось все светлее. Заблаговестили к вечерне и старец благословил читать ее, но не дослушал.

— Батюшка, — сказал ему один послушник, — прочее вы, верно, будете править там, в Соборе св. отец?

Наступало празднование памяти св. Отцов седьмого вселенского собора, и накануне этого дня отходил старец, как бы в обличение тех, кто упрекал его в еретичестве.

В 7 ч. 30 м., в последний раз взглянув на икону Пресвятой Владычицы, о. Леонид закрыл глаза и тихо испустил дух. Ему было 72 года.

Тело его в гробу не издавало никакого запаха, и согрело одежду и нижнюю доску гроба. Руки были как у живого, и особенной белизны. В болезни же руки и ноги были холодные. Многим говорил старец: "Если получу милость Божию, тело мое согреется и будет теплое".

Старец Леонид (в схиме Лев) покоится у восточной стены соборного Оптинского храма. Близ него погребены преемники его, старцы Макарий и Амвросий.

ИЕРОСХИМОНАХ МАКАРИЙ, СТАРЕЦ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ

I. В МИРУ И ПУСТЫНИ

Иеросхимонах Макарий, в миру Михаил Макарович Иванов, происходил из дворян Дмитровского уезда Орловской губ. и родился под Калугою, в сельце родителей, Железняки (у Лаврентьева монастыря), 1788 года, 20 ноября. Прадед его был инок-подвижник, дед и бабка — благочестивые люди, таковы же были и родители его. Мирно прошло время детства Михаила в родном его сельце, которое отличалось особою красотою расположения; несколько раз в день доносился до его детского слуха монастырский благовест. Из детских воспоминаний своих о. Макарий рассказывал впоследствии, как однажды, стоя с родителями у обедни и увидев в алтаре настоятеля, которого он очень любил, он стремительно побежал к нему, прямо через царские двери. Из четырех сыновей своих больше всего любила мать старшего, Михаила, и говаривала: "Чувствует мое сердце, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное!" Мальчик был тихий, молчаливый и не отходил от матери. На девятом году Михаил потерял мать, и отец перевез семью сперва в орловское имение свое, а потом в г. Карачев. Тут отдал он мальчиков в городское приходское училище.