Маргарита Рудомино - Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

• Название: Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.
• Автор: Маргарита Рудомино
• Издательство: Прогресс-Плеяда
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-93006-052-5

Маргарита Ивановна Рудомино (1900–1990) — основатель и бессменный на протяжении пятидесяти лет директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы. Ей выпала трудная, но счастливая судьба — всю жизнь Маргарита Ивановна занималась делом, которое знала и любила. Она видела результаты своей работы. А.В.Рудомино, сын Маргариты Ивановны, собрал мемуарные записи, дополненные воспоминаниями знавших библиотеку и ее директора людей, деятелей культуры ХХ века. Воспоминания сопровождаются письмами, документами и фотографиями из архива семьи Рудомино.

---

В квартире было очень холодно, отопление не работало. На Смоленском рынке выменяла на мамину подушку чугунную круглую печку-буржуйку. Сосед с четвертого этажа помог ее установить в огромном двусветном зале. И вот из трубы печурки, выходящей прямо в окно, течет черная жидкость, дымом наполняется вся комната, но тепла нет. И с печкой замерзали, да и топливо было трудно достать: отопить такой большой двусветный зал нашей печуркой было невозможно. От холода болели руки, мерзли пальцы. Но мы сидели вокруг печки и заполняли карточки на принесенные книги. Изо дня в день становилось все холоднее, голоднее, но обещания мною даны: "Обойдемся без снабжения, все сделаем сами", — жаловаться некому.

Но главные трудности начались, когда мы стали получать книги. Нам приходилось самим переносить их в Библиотеку на руках из Центрального книжного фонда Наркомпроса РСФСР, который находился в знаменитом своей архитектурой доме князя Гагарина на Новинском бульваре, 36 (дом разрушен во время бомбардировок Москвы в начале Отечественной войны). Центральный книжный фонд, куда свозились без разбора книги из национализированных имений аристократии, из домов буржуазии и интеллигенции, был совершенно самостоятельным учреждением и не зависел от Книжной палаты. Тысячи книг были свалены в залах с огромными, очень красивыми печами. Из этого моря книг надо было отобрать нужные для Неофилологической библиотеки. Условия того времени позволяли забирать книги бесплатно. Иностранными книгами интересовались, по сути дела, только мы, другие библиотеки разбирали русские книги. Конечно, вести тщательный отбор книг у нас не было ни сил, ни времени. Работали не покладая рук — нас было два-три сотрудника и несколько энтузиастов — будущих читателей, которые помогали нам отбирать книги и носили их на своих плечах через весь город к нам на пятый этаж.

Новая беда. Всюду мы находили бесконечное количество классиков мировой литературы, книги по истории и философии, о путешествиях, публицистику, научно-популярные и др. Но совершенно не было учебников и учебных пособий по иностранным языкам, не было книг по языкознанию, по методике преподавания иностранных языков.

А как же могла быть открыта Библиотека, которая, как я доказывала, должна была помочь изучать иностранные языки тем, кто их не знает, и преподавать их? А ведь именно такой читатель должен был прийти в Библиотеку в первую очередь! И здесь помогли книги моей мамы. После ее смерти осталась хорошо подобранная библиотека по лингвистике и методике преподавания иностранных языков, которая хранилась в Саратове. Наркомпрос срочно командировал меня в Саратов, и, получив там контейнер, я перевезла эту коллекцию в Москву. Она стала первоосновой будущего уникального фонда по языкознанию и методике преподавания иностранных языков. Таким образом Библиотека сразу пополнилась специальной литературой для преподавателей иностранных языков.

Вместе с книгами мне удалось перевезти в Москву из Саратова и некоторые мамины громоздкие вещи: пианино, на котором с детства играла мама, старинный дубовый буфет, огромный шкаф из орехового дерева, который я уже в 1960-х годах передала в Библиотеку под хранение раритетов, но который бесследно исчез из Библиотеки после моего ухода на пенсию.

К декабрю 1921 года Библиотека уже насчитывала около двух тысяч книг. А начиналось все с мандельштамовского стенного книжного шкафа. Затем появился ореховый шкаф с саратовскими книгами, и в конце концов — новые книжные полки.

Несмотря на тяжелые времена и почти невыносимые условия, работали радостно, жили с перспективой скорого открытия Библиотеки. И вдруг в один из последних декабрьских дней 1921 года неожиданно в Библиотеку нагрянули инспекторы Наркомпроса для ревизии. На пятом этаже двери библиотеки были настежь распахнуты на общую лестницу, так как дым от топившейся "буржуйки" наполнял всю квартиру. В двусветном зале никого не было: сотрудники уже разошлись по домам, а я, заведующая, жившая там же в мансарде, спасалась от дыма, где могла. Инспекторы, обойдя полное дыма помещение, не найдя ни одного человека, увидя такую "беспризорность" Библиотеки, на следующий день подготовили приказ за подписью начальника отдела педагогического образования Главпрофобра Наркомпроса: "Неофилологическую библиотеку как самостоятельную закрыть и передать книжный фонд и оборудование II МГУ, недавно открытому". Решение было принято быстро и категорично, надежды на его отмену было мало. Я спорила, уговаривала. Но Главпрофобр стоял на своем.

Во II МГУ Библиотеку хотели определить на отделение иностранных языков, которым руководил известный лингвист профессор Клавдия Александровна Ганшина. Я, конечно, пошла к ней. Она помнила мою маму, ценила ее как талантливого методиста, знала, что мама умерла. При встрече, узнав, что я дочь Э.Я.Рудомино, Ганшина заинтересовалась и моей работой. Я все рассказала про Библиотеку и про себя. Надо сказать, что она была сурова, поначалу держалась весьма строго. Но по мере моего рассказа задумалась, стоит ли разрушать Неофилологическую библиотеку ради неизвестно каких книг, к тому же помещение полуразрушенное, да и мало кто станет ходить из МГУ в Денежный переулок. Единственное, что могло ее заинтересовать, — это мамины книги, но их всего один шкаф. Таким образом, фактически вопрос стоял только об одной тысяче книг. Я объяснила, что эту тысячу книг можно заменить такой же тысячей книг из Центрального книжного фонда. В результате нашего разговора руководство II МГУ отказалось от нашего книжного фонда и от нас, о чем сообщило в Наркомпрос.

Я всегда отстаивала самостоятельность Библиотеки. Не знаю, откуда у меня уже тогда была такая убежденность в том, что если Библиотека будет самостоятельной, то она будет развиваться, а если будет при "ком-то", то ничего толкового не выйдет. Это убеждение я сохранила на всю жизнь. И это, безусловно, красной нитью проходило через все развитие Библиотеки. Библиотека иностранной литературы росла именно как самостоятельная организация, подобно многим созданным в те годы институтам, музеям, театрам. Но нам все время приходилось отстаивать свою самостоятельность. Кому-то нужен был наш штат, чтобы увеличить свой штатный лимит, кому-то наши книги, кому-то помещение. Нас все время хотели к кому-нибудь присоединить: то к II МГУ, то к Библиотеке им. Ленина, то к ИФЛИ. Поскольку я настойчиво боролась, надеясь, веря в то, что это дело государственное и нужное людям, все получалось. А если бы я рассчитывала на другие организации, ничего бы не вышло. В этом я уверена.

В тот раз в декабре 1921 года Библиотеку мы отстояли. Можно было радоваться, что все остается по-старому и мы вновь, не покладая рук, будем готовить Библиотеку к открытию. Но не тут-то было.

В конце 1921 года была утверждена новая смета учебных учреждений Главпрофобра на 1922 год. Но наша Библиотека в списке не числилась! Наступило очень тревожное время. Однако здесь на выручку пришла Главнаука Наркомпроса. Заведующим Главнаукой в тот год был И.И.Гливенко, один из бывших руководителей Неофилологического института. Он прекрасно понимал будущее значение Библиотеки.

Кроме того, библиотечный отдел Главнауки, в ведении которого были научные библиотеки страны, был тесно связан с нашей библиотекой в течение всего времени ее организации и всемерно оказывал помощь молодому и перспективному учреждению. В результате общими усилиями в список научных учреждений РСФСР уже с января 1922 года была включена и Неофилологическая библиотека. Таким образом, Библиотека вновь вернулась в лоно госбюджетных учреждений Наркомпроса РСФСР.

Летом 1921 года я поступила в Московский государственный университет на факультет общественных наук на отделение языка и литературы. Осенью начались занятия. Много хлопот приносила мне двоюродная сестра Лёля, оставшаяся после отъезда в Германию Екатерины Яковлевны на моем попечении. Она училась в Балетной школе Большого театра. Характер у нее был несносный, она капризничала и досаждала мне, чем могла. Меня, старшую сестру, совсем не слушалась. Мне пришлось взять курс преподавания английского языка в Высшей военной школе маскировки в Кунцеве, что давало и мне, и Лёле, как дочери бывшей заведующей кафедрой английского языка этой школы, право на паек, который мы получали в Коминтерне в гостинице "Люкс" на Тверской (в настоящее время гостиница "Центральная"), К счастью, весной я смогла отправить Лёлю к матери в Берлин. Камень свалился с души.

Зима и начало весны 1922 года прошли в подготовке к открытию Библиотеки. Наконец в апреле Неофилологическая библиотека была открыта для читателей — читальный зал и абонемент выдачи иностранных книг на дом. Уже в скором времени в Библиотеке появились первые читатели. На здании в Денежном переулке появилась вывеска с днями и часами работы читального зала, абонемента и консультантов.