Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 10, 2003

• Название: Новый мир. № 10, 2003
• Автор: Журнал «Новый мир»
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал

---

А к первому марта обыкновенно весь остров — от нежных южных пяток до лысоватой островной и очень северной макушки — уже в палевом мареве расцветающих нарциссов. В Уэльсе нарцисс, наряду с луком-пореем, — национальный цветочный символ. В Англии — это роза. В Ирландии — трилистник. А в Шотландии — чертополох!

Между крокусами и нарциссами вызревают душистые грозди гиацинтов. Я люблю их — до обмирания души. Для меня это цветок любви: и внешний вид соцветий, и дурманящий, кружащий голову запах — все это колышет кровь, будоражит воображение.

Ну да, это оттуда — из середины семидесятых: он всегда их дарил мне в марте, покупая не у того ли старика возле метро «Сокол», которого описал потом в чудесной балладе «Мотылек и гиацинт»… Как они благоухали в сухом воздухе зимней еще комнаты с заклеенными окнами и заколоченным на зиму балконом. Нездешние, они казались нарядными, надушенными иностранцами, нечаянно забредшими в гости к бедным (по молодости) московским поэтам. И стояли в воде долго и свежим запахом, как мягким опахалом, овевали наши ночи (и дни).

Эти северные наши гиацинты, выращенные в неведомых никому, полузапретных советских теплицах (частное предпринимательство — почти криминал!), поставленные в водопроводную хлорную воду, умирали молодыми: увядали, не войдя в зрелый восковой возраст. Оно и к лучшему.

Оказалось, что, набирая плоть, блаженствуя в покупном английском компосте, они начинают страдать одышкой, рано становятся жирными и дряблыми. Раздобревшие, большие, лоснящиеся, глянцево-восковые, они однажды падают, отяжелев, на другой цветок и подминают его под себя, переламывая сочную толстую цветоножку. Погибают как бы от хорошей жизни и жирных харчей.

Выходит, что обжорство и цветам не впрок… Рано дряхлеют, перезрев. И я научилась их срезать заранее, до первых признаков одряхления. Суровая водная диета, аскетический образ жизни (вода в стакане и ни тебе — шмеля в прическу!) приводит их в чувство. Так можно продлить и молодость любимого цветка и не сойти с волны его благоуханий. Или это мне только кажется…

Как приступом берут сады могучие тюльпаны! Уже в апреле они расталкивают распашными широкими листьями все, что толклось до них на клумбе (горке, бордюре или грядке). Берегись! — как кричали русские лихачи. Умный садовод сам подчистит для них пространство. Ужо тебе! — припозднившийся, зазевавшийся нарцисс ли, гиацинт ли, крокус. Никто тебя теперь и не увидит, и не заметит под тюльпановыми шатрами. Гордый, красивый цветок — сам себе пан! И всяк на свой фасон, и вкус, и цвет… Издалека видно.

А что, если — нет? Тогда ты прожил свой короткий тюльпаний сезон (читай — жизнь) ой как зря. Но разве могут быть среди цветов такие абсолютные неудачники? Ну, допустим, ты вообще не проклюнулся из луковицы, не взошел, не произрос, не расцвел. Может быть, просто проспал нужные сроки, тогда есть надежда продремать еще три сезона и взойти как ни в чем не бывало через год. Если ты из тюльпаньей семьи с хорошей наследственностью, выдюжишь эту незадачу.

Весной двухтысячного года в садике моем маленьком, но необъятном, безразмерном, меняющем смысл, суть и форму согласно сезонным потребам, тюльпаны взошли гигантские, как пальмы, чашеобразные, как телевизионные тарелки. Они заполонили собою все садовое, космическое гиперпространство, ввинтились в небо и оттуда склонили благосклонно расписные свои колокола.

Вот с одним-то из них и случилась весьма поучительная история. Но следует начать сначала.

Желтый тюльпан

У каменной ограды сада, увитой вечнозеленым плющом, среди роз, едва оперившихся к апрелю, и камелий, уронивших на землю свои пышноголовые красные и розовые цветки еще в феврале, — стройными рядами, навытяжку, выстроились батальоны мощных нарциссов. Они держали строй уже около двух месяцев — армейская выдержка, да и только. Я уже и внимания на них не обращала, тем более, что особых забот они не требуют.

А тут вдруг по телевизору показали конкурс садовых нарциссов. В Англии много чудаков, чем только не увлекаются люди, что только не культивируют. И любят результат выставлять на всеобщее обозрение. Но это все же был не репортаж с очередной выставки цветов или садовых интерьеров. Это был действительно конкурс!

До этой телепередачи я считала нарцисс цветком обыкновенным и вполне рядовым. Но то, что я увидела, заставило меня изменить свое мнение: это было шоу красавиц и раскрасавцев нарцисьих племен и народов! На бархатных подушечках, под стеклянными колпачками, поддерживающими постоянную температуру и влажность (долгий путь из родного графства, томление, ожидание решения высокого жюри — не должны отразиться на внешности конкурсантов!), вальяжно возлежали головки роскошных нарциссов — невиданных форм и оттенков!

Был, безусловно же, избран нарцисс из нарциссов — цветочный принц, нет, скорее король или даже — император британской весны! Под бурные аплодисменты зала и замирание садоводческих сердец…

Нельзя было не заметить и светящиеся любовью лица владельцев и создателей (любителей-селекционеров) этой красотищи. Они сияли восторгом постижения неведомых простым смертным пространств, где обитает красота в чистом виде. Та самая, которую ни съесть, ни выпить, ни поцеловать… Запомнилась пожилая пара отнюдь не фермерского вида: телеоператор укрупнил навернувшиеся им на глаза слезы радости за победившего цветочного любимца — до размеров груши дюшес!

На следующее утро я с повинной головой пошла к своим нарциссам, чтобы новыми глазами на них взглянуть, умилиться и раскаяться в былом бесчувствии.

Вот только тогда я его и увидела… Как я могла его не видеть раньше?! Ведь он рос не внутри нарциссовой толпы, а с краю. Он словно изо всех своих тюльпаньих сил стремился прорваться вперед, отойти в сторонку и стать наконец-то замеченным!

Желтый, абсолютно желтый (не пестрый, как другие, и не в крапинку, как некоторые), он был совершенно незаметен среди таких же желтых нарциссов (хотя бывают и белые, и оранжевые, и персиковых оттенков, и почти розовые…).

Вот судьба, подумала я. Угораздило же воткнуть прошлой осенью безымянную луковицу именно в это место! И ведь обойди весь сад — такого чисто-желтого тюльпана больше нет! Мы сразу задумали и купили цветовую смесь, и не ошиблись — это красиво. Так что цветы почти не повторялись.

Но этот, этот… Не там родился. И никем не стал. Возрос бы в цветнике у самого дома, вблизи деревянного садового стола, за которым бражничают или чаевничают наши частые гости. Среди огненных, лиловых, бордовых и прочей пестроты, он был бы единственный — желтый! Неповторимый, выдающийся — во всех смыслах. И могло бы случиться в его биографии: «Фото писателя Б.» на фоне красного цветника с желтым тюльпаном (невиданной красы!) посередине. Или «Фото зам. спикера супердержавы» на фоне…

Таракан, может, и не ропщет, а тюльпан роптал. Я чувствовала это, потому что чувствую цветы и знаю свой сад наизусть. Он не хотел умирать в безвестности (не так ли и ты, о поэт?). Я стала его навещать, разговаривать с ним, увещевать, как говорится. Гордыня, дескать, грех, то да сё… Думаю, что слушал он меня вполуха, а думал о своем, тюльпаньем. Почему все софиты в нашем доме направлены не на него, что-нибудь в этом роде.

Пришлось (да и хотелось) снять его на фото. А получилось — расплывчатое туманное желтое пятно на фоне четких желтых нарцисьих армейцев. Судьба, однако…

И судьба непростая, потому что в этом году он вообще не пробился к свету. Думаю, не захотел. Нарциссы в этом году расцвели в Лондоне на две недели раньше, чем обычно, — зима была солнечная и не злая. Набрали плоть гиацинты, заявили о себе ростками пионы и тюльпаны. Все, кроме того, о котором я рассказала. «Где родился, там и пригодился» — эта поговорка к нему, видимо, не относится. Как и ко многим из нас, к сожалению…

Не все стриги, что растет!

К хорошему и вправду привыкаешь быстро. Перестаешь замечать, как много вокруг вполне рукотворной красоты и даже — красотищи.

В Йоркшире, например, где из земли произрастают только камни и низкорослая овечья травка, где знаменитые вересковые пустоши могут породить в воображении, казалось бы, только собаку Баскервилей, — пришлось, по-видимому, жителям исхитриться, раз они сумели превратить в сад сам воздух, его сосуды и емкости, его вогнутости и выпуклости — воздушный бассейн, одним словом. Маленькие городки в Озерном краю, сложенные из беспросветно серых (почти без оттенков), безрадостных каменных глыб, расцвечены каскадами цветов, ниспадающих на изумленного чужестранца прямо с неба. Висячие горшки и чаши только подразумеваются, они сокрыты в цветочных чащобах, в густых жирно-зеленых джунглях.

То же самое можно сказать не только про цветущие круглый год английские сады и парки, но и про воздушные цветочные водопады даже в самых городских районах Лондона: цветут фонарные столбы, подоконники, балконы и старинные пабы. Среди последних есть у меня любимцы: в яркой цветочной упаковке они больше напоминают подарочный новогодний набор, чем питейное заведение. Они так плотно увешаны корзинками с ниспадающими из них фиолетово-розовыми, оранжево-желтыми, голубыми и малиновыми каскадами цветов, что порой кажутся фантазией художника, живой иллюстрацией к сказке. И уж если в этой сказке нашлось для тебя место, нужно читать ее умеючи.