Михаил Грабовский - Пусковой Объект

• Название: Пусковой Объект
• Автор: Михаил Грабовский
• Издательство: «Научная Книга»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7871-01-18-9

«Пусковой объект» — вторая повесть автора, написанная в жанре письменного рассказа. В ней отражена неизвестная широкой общественности «закрытая» страница в «атомной» истории СССР. Автор является участником тех событий, что придает повествованию достоверность и искренность.

В Главе 2 использованы факты из документальной книги австрийского ученого А. Вайсберга «Россия в горниле чисток.» (1951 г.)

Автор выражает благодарность Институту содействия общественным инициативам «ИСАР» за финансовую поддержку при издании повести.

---

Любимый вопрос Бориса Львовича, обращенный к неисполнительному или нерадивому подчиненному, был бесхитростным, но гневным и грозным:

— Дети есть? — спрашивал он неожиданно. После утвердительного ответа или понурого молчания провинившегося продолжал:

— Так вот: не выполнишь задание к концу недели — не увидишь их больше!

Иногда, если особенно сильно горячился, добавлял:

— И жалуйся тогда кому хочешь. Хоть Берия. Хоть самому Сталину! Понял?

И только один-единственный раз Тимофеев слышал неожиданное продолжение этой тирады, произнесенное тихим голосом:

— А мне вот жаловаться некому. С меня Сталин спрашивает так, как вам и не снилось. Так что не обижайся.

И ведь не обижались. Уважали. Анатолий Ефимович и Глеб Борисович бережно сохраняли это уважение и по сей день. А вот Берия ветераны вспоминали с трепетом и неостывшим страхом. Лаврентий Павлович был не то чтобы круче Ванникова, а, пожалуй, мрачней и зловещей. Во время его инспекционных поездок в „сороковку” дрожали все, от простого прораба до директора комбината. Да и у Ванникова, Курчатова и Доллежаля (главного конструктора „Аннушки”) тряслись поджилки. Берия знал о том страхе, который испытывали люди в его присутствии, и считал его полезным для дела: дрожащий человек всегда работает лучше и воодушевленнее.

Весной сорок седьмого барахлили железные дороги. Строители жаловались Лаврентию Павловичу во время его первого приезда в Озерск на задержку драгоценного оборудования. Берия отреагировал моментально. Он „предложил” министерству путей сообщения немедленно ввести специальную серию вагонов с грузами для Челябинска-40. Скорость передвижения грузов должна была быть со дня распоряжения не менее 400 километров в сутки. Парочку железнодорожных служащих расстреляли за невыполнение этого указания. Зато уже в следующем месяце в „сороковку” поступило в пять раз больше вагонов, чем до этого. Берия считал, что без жертв большого дела не сотворишь. Он хорошо усвоил русскую пословицу про лес и щепки.

Некоторые ветераны „сороковки”, как и многие руководящие работники ПГУ, считали Лаврентия Павловича неплохим организатором промышленности. Но, с другой стороны, трудно ли быть „хорошим организатором”, когда перед тобой вся страна на коленях? Потому и темпы на первой атомной стройке были ударными. Весной сорок седьмого еще рубили котлован в скальной породе. А летом сорок восьмого реактор „А” уже начал накапливать первый боевой плутоний. Конечно, строителей тогда нагнали побольше, чем сейчас в пустыню Мангышлака. Одних заключенных работало около семидесяти тысяч.

Тимофеев не мог забыть:

— А какие были заключенные! Пальчики оближешь! Плеханова цитировали страницами. Шекспира декламировали. И сознательные были. Патриоты! С такими зэками можно было горы свернуть.

И после паузы раздраженно закончил:

— А сейчас что? Уголовники, ворюги и бандиты. На них даже смотреть страшно.

Игорь молчал во время этих шумных, торопливых и сумбурных воспоминаний челябинских ветеранов. Но в душе никак не мог согласиться с ними. Ему казалось, что вежливым и уважительным приказом можно добиться от подчиненных несравненно больше, чем угрозой и страхом. „Да и время было другое, — думал Игорь. — Тогда стране и ее вождю срочно была нужна атомная бомба”.

И еще он думал о том, как прекрасно сложилась его судьба. Он попал на совершенно мирный атомный объект. Этот быстрый реактор будет служить благородной цели — для опреснения морской воды и выработки электроэнергии. Для нового города в покоренной пустыне…

Игорь даже не подозревал, что в процессе эксплуатации БН-350 в его активной зоне попутно будет нарабатываться высший по своему качеству оружейный плутоний. А, может быть, и хорошо, что не знал об этом?

14

Городской телефон зазвонил в кабинете Мартюшева рано утром.

— Мартюшев, — привычно представился он в трубку.

— Федор Григорьевич?

— Да, я.

— Это майор Семенов, из Управления. Полковник Карамышев срочно вызывает вас к себе на совещание.

— Когда совещание? — поинтересовался Федор Григорьевич.

— Выезжайте немедленно.

— Я еще почту не подписывал…

— Не до почты! Дело серьезное.

— В туалет-то хоть можно сходить? — пошутил неловко Мартюшев, чтобы прощупать обстановку на том конце провода.

— Можно, если по-маленькому.

— Ладно, сейчас выезжаю.

Совещание еще не началось. Все серьезны, официальны. Федор Григорьевич занял указанное ему место за длинным приставным столом. Карамышев начал без предисловия, спокойно и деловито.

— Итак, что мы имеем по данному вопросу на сей момент. Доложи, Иван Алексеевич.

Пожилой майор Удовиченко открыл папку, но практически в нее не заглядывал. Вся необходимая известная информация умещалась в памяти, буквально в нескольких фразах.

— Восьмого апреля в 17 часов 50 минут дежурный по зданию № 130 — это здание строящегося реактора — сержант Евсеев камерой внутреннего наблюдения зафиксировал в коридоре, на отметке +28 метров три подозрительные фигуры. Видимость на экране была нечеткой, с горизонтальными полосами, но сержант утверждает, что одна или две фигуры были женские. Третий, в шляпе, точно мужчина. Через неделю, 15 апреля, дежурный Петренко в 19 час 40 минут, то есть после вывода заключенных из зоны и окончания рабочего дня, примерно в том же месте зафиксировал одинокую женскую фигуру. Осмотр помещений на седьмом и восьмом этажах ничего подозрительного не выявил. Устные дознания среди работающих заключенных также ничего не дали…

Удовиченко произнес еще несколько шаблонных фраз, по существу ничего не прибавляющих к уже доложенной информации.

— У меня все, — сказал он в заключение, закрыл папку и сел. Продолжил Карамышев.

— Я думаю, все сидящие за этим столом понимают серьезность происходящего. Ни для кого из вас не секрет, что за все время строительства БН-350 ни одного (повторяю: ни одного!) женского пропуска в зону выписано не было. Появление в здании женщин в принципе невозможно. Однако… Тем не менее… Вот такая информация. Кто был третий в шляпе, тоже непонятно.

Полковник помолчал пару минут, давал возможность всем переварить информацию и настроиться.

— Не надо забывать, что БН-350 — это первый в мире быстрый реактор такой мощности. Сооружение уникальное и единственное в своем роде. Интерес к нему со стороны вражеских разведок вполне вероятен и реален. Этот интерес может проявляться, так сказать, на разном уровне: научном, проектном и даже строительном. Я связывался уже по этому поводу с Москвой. Каких-то признаков активизации разведки в этом направлении в последние годы не наблюдалось. Ничего конкретного сообщить не смогли. Однако рекомендовали нам отнестись к этому делу очень серьезно. И через неделю — доложить о результатах. Вот такие пироги…

Карамышев позволил себе сделать еще одну паузу. И, наконец, сообщил главное:

— Мы решили провести в ближайшие дни операцию „Ожидание”. С деталями каждого из вас после совещания ознакомит майор Удовиченко. А на вас, Федор Григорьевич, ложится тоже ответственная задача. Организация круглосуточного дежурства в одном из помещений внутри здания № 130, лучше всего — на первом этаже. Там установим станцию связи и посадим нашего оперативника. На этом — все. Все вопросы — с майором…

Федор Григорьевич привык за долгие годы к чисто бумажной работе. Подписывал и отправлял спецсвязью секретную документацию. Следил за хранением ее в сейфах. Периодически докладывал в Управлении о положении на вверенном объекте. В столь серьезной операции он никогда не участвовал. Охрана закрытых городов была настолько продуманной и совершенной, что за все время их существования были известны только единичные случаи попыток проникновения агентов. Да и то легальным путем. Конечно, Шевченко не был в полной мере закрытым городом, поскольку сплошной заградительной сети по всему периметру не существовало. И это оставляло шанс…

Услышанное в кабинете полковника как-то сразу приподняло Мартюшева в собственных глазах. „А оклад, как у какого-нибудь простого начальника отдела, — с обидой подумал Федор Григорьевич, — разве это справедливо? Даже дополнительных дней к отпуску не положено”.

Все устные инструкции майора Удовиченко Федор Григорьевич выполнил быстро и с неукоснительной точностью. Доложил по телефону лично Карамышеву: „Товарищ полковник, ваше задание выполнено”…

Операция „Ожидание” началась на следующий день после совещания. Охранная зона по периметру здания была взята под дополнительный контроль замаскированными оперативными группами, снабженными рациями и биноклями ночного видения. Параллельно была проведена обстоятельная разъяснительная работа с солдатами, дежурившими на вышках, и со всеми завербованными „суками” среди заключенных. Операция продолжалась уже четыре дня. Однако никаких признаков появления в зоне или рядом с ней неизвестных или подозрительных лиц зафиксировано не было. Собственно, сам Карамышев особенно и не рассчитывал на успех. Он считал так: „Если выявится что-то само, случайно, то всегда успеем принять срочные меры”.