Шеррилин Кеньон - Грехи ночи (Иас и Дэнджер)

• Название: Грехи ночи (Иас и Дэнджер)
• Автор: Шеррилин Кеньон
• Жанр: Ужасы и Мистика

В мире Темных Охотников существует свой Кодекс Чести, который должны соблюдать даже бессмертные плохие мальчики: Не причинять вреда человеку. Не пить кровь. Никогда не влюбляться.

Но каждые несколько веков один из Охотников начинает считать себя выше Кодекса. Он ошибочно считает, что в его власти повелевать жизнью и смертью людей.

Вот когда меня вызывают. Кто я? Я единственный, кто ничего не боится. Перешагни черту и ты столкнешься с моим гневом. Ничто не трогает меня. Ничто не может остановить меня. Я ничего не чувствую и никого не жалею.

Или так я думал до встречи с Темной Охотницей, которая откликалась на имя Дейнжер — это не просто ее имя, это ее способ жизни. Она совершенно не верит мне. И кто может ее в этом обвинить? Она одна знает, что я здесь затем, чтобы судить, вынести приговор и казнить ее друзей. Теперь она — мой ключ к спасению некоторых из них. Без нее все они умрут.

Дейнжерос Сент-Ричард это смертоносное влечение. Что-то в ней пробуждает мое сердце, которое я считал давно погибшим. С каждым днем я все больше учусь заботиться о людях, которых, возможно завтра, должен буду убить.

Но более всего я учусь заботиться о ней. Как меня может тянуть к ней, когда древнейшая сила в мире хочет видеть всех нас мертвыми? Это борьба со злом, гонка на опережение, и единственная надежда человечества — и это мой долг. Но как я могу его выполнить, если это значит, что мне придется пожертвовать единственной женщиной, которую я когда-либо любил?

---

— Да, они сами идут.

Она рассердилась. — Что это значит «они сами идут»?

У него был такой вид, будто нет ничего сверхестественного в его заявлении.

— Всякий раз, когда Сими или Эш хотят посмотреть что-нибудь, оно просто начинает показываться.

— Что прямо без видео аппаратуры?

— Ага.

Какая-то невероятная вещь. — Правильно ли я понимаю, что фильмы вытекают из вас?

— Мы можем все, достаточно только захотеть. Ну например, я так делаю, правда, пока нет Сими. Дома она становится настоящей эгоисткой и дает смотреть только то, что ей самой хочется.

Ну вот, опять эта Сими. — Да кто она такая, что ты без конца о ней болтаешь?

Алексион застыл. Поначалу он не хотел отвечать, но поразмыслив, решил, что нет причин утаивать это от нее. Вряд ли эти сведения имеют какую-либо ценность.

— Она мне как приемная дочь или, точнее, надоедливая младшая сестренка.

— И она живет с тобой и Ашероном в «тридевятом царстве, тридесятом государстве»?

— Да.

Дейнджер была несколько удивлена тем, что у нее получилось подбить его на откровенность. Вдогонку она спросила: — И что, никто больше к вам не забегает?

— Только Артемида и Уриан.

Артемиду она знала.

— Кто такой Уриан? — и, прежде чем он раскрыл рот, выпалила: — Постой, дай угадаю — он тоже из «иных».

— Да.

— Выходит, только Эш не «иной» в вашей компашке?

Выражение его лица тут же стало безучастным, как будто ему было что скрывать. Дейнджер опомнилась прежде чем успела потерять нижнюю челюсть.

— Только не говори, что Эш тоже «иной»?

— Я ничего и не говорю.

Он и не обязан, но его молчание красноречивей слов. Ей хотелось расспросить побольше об Эше и Сими, но этой ночью продолжать уже бесполезно. Её весьма утомило биться головой о непробиваемую стену.

Устало вздохнув, она обратила внимание на то, что в ее отсутствие, телевизор, чудесным образом, восстановился.

— Ты починил мой телек?

— Это логично, ибо я его перед этим сломал.

Он подошла к телевизору проверить. Все выглядело нормально. Как только она оказалась у него, он включился. Дейнджер от неожиданности подпрыгнула — пульт спокойно лежал на полке у нее перед глазами.

— Как ты это сделал?

— Так же, как и всегда.

Телевизор выключился.

Она быстро ретировалась. Какие еще фокусы выкинет этот парень?

Он встал у нее за спиной. Его присутствие начинало угрожать ее самообладанию. Она уже была осведомлена о нем больше, чем о ком-либо раньше. Было в нем что-то электризующее и магнетическое.

— Не бойся меня, Дейнджер. — прошептал он у ее уха.

Озноб пронзил все тело.

— Пока ты не угрожаешь Ашерону, я и пальцем тебя не трону.

— О да, ты всего лишь собираешься убить моих друзей.

Она почувствовала, как он приподнял ее косу и поднес к лицу, как будто мог втянуть ее аромат. — Я действительно не желаю, чтоб ты так делал.

— Я знаю. — Он отпустил ее волосы и подошел ближе. Его энергия была всеобъемлющей. Мощной. Она могла буквально осязать его желание взять ее.

Все же он сдержался.

Алексион стиснул зубы, представив, на что было бы похоже насаживание ее плоти на его. Взять и сжать ее груди в своих ладонях. Так легко скользнуть рукой под пояс ее фланелевой пижамы…Провести пальцами по треугольнику волос между ее ног, ласкать ее там. Возбуждать ее. Слышать ее стоны, как ее дыхание щекочет плоть.

Он уже готов почувствовать ее упругость.

Его рот жадно увлажнился от ее легкого вкуса. Чувственное удовольствие было единственной вещью, которую он, будучи бессмертным, мог испытать с той же силой, что и человек. Вот почему он так страстно желал этого. Несколько минут чтоб забыть свое ледяное, одинокое существование и быть снова живым. Быть связанным, почти желанным.

Но она его не хотела.

Горечь одиночества пронзила его, разрывая сердце. Это его вечный удел- хотеть, но не иметь. Во многом он был подобен Танталу. Он видел желаемое, но каждый раз когда он осмеливался взять его, уже дотрагивался, что-то приходило и забирало его прочь.

Черт.

Скрипя зубами, он отступил. Он почувствовал ее мгновенное облегчение и опечалился сильнее.

— А что, все охотники-мужчины играют с тобой в сутенеров?

Он тряхнул головой. — Нет. Они порой тяготеют к местам, где, можно сказать, собираются женщины без комплексов.

И, как водится, эти дамы просто кидаются на него. Жаль, что Дейнджер не свойственно подобное поведение.

— Держу пари, что так и есть.

Он проигнорировал ее сочащийся сарказм. Она и понятия не имела, насколько важны для него подобные контакты. У нее была возможность взаимодействовать с людьми хотя бы ночью. У него не было и этого. Только созерцание через мониторы и сфору в Катотеросе. Холодное и чистое.

Как я.

И это исчерпывающая правда. Ему казалось, что каждое следующее столетие становилось все тяжелее и тяжелее. Подобно Ашерону, он все больше и больше терял человечность. Это была одна из причин, почему для него так важно было попытаться спасти Кироса. Впервые за эти века его по-настоящему что-то тронуло.

Он действительно желал уберечь старого друга.

Но ему пока придется подождать. Он почувствовал, что занимается рассвет.

Дейнджер взглянула в окно, как будто тоже поняла это. — Уже слишком поздно. Я, пожалуй, пойду.

Он кивнул, она оставила его одного.

Не успела она скрыться из виду, как к нему вернулось раздражающее ощущение слежки.

Алексион беспокойно потер затылок. — Клянусь, Сими, если это ты путаешь меня, я не стану блокировать твои кредитки. Я сотру их в порошок.

ГЛАВА 9

Дейджер провела беспокойный день в кровати, пытаясь поспать, и, в конце концов, обнаружила тщетность этого стремления. Еще не было шести вечера, когда она встала — сердце колотилось, мысли смешались от жутких картин.

Непристойные фантазии об Алексионе переплетались с кошмарами, где он пытался убить ее. Как бы волнующе сон не начинался, все сводилось к тому, что Алексион заточал ее в тесной и темной каморке вместе с другими охотниками. Потрепанные и больные, тощие как скелеты, они молили о пощаде, до тех пор пока их, друг за другом, не выводили на Гревскую площадь, где гильотина в красном остове, ждала момента снести им головы.

Преследующий звук рассекаемого воздух восьмидесяти восьми пудового лезвия раздавался в ее ушах, вместе со звуком толпы людей и даймонов, поощряющих одобрительными возгласами их смерти.

Но самой причудливой, наиболее тревожной частью ее сна был образ Алексиона, сидящего в стороне от толпы, а-ля мадам Дефарж, составляющего список их имен, чтобы палач (Ашерон) знал, кого убить следующим.

Черт бы тебя побрал, Чарльз Диккенс, за этот образ! Ее собственные воспоминания о революции были достаточно плохи. Последнее, в чем она нуждалось, был кто-то, кто добавит их.

Дейнджер лежала в постели, схватившись за свое горло. Ужасные крики из прошлого звучали у нее в ушах. Снова и снова она видела лица невинных людей, убитых голодной толпой, которая была настроена против целого социального класса людей. Десятилетия прошли с тех пор, как она в последний раз вспоминала свою человеческую жизнь.

Ее смерть.

Но сейчас это поразило ее своей ошеломляющей четкостью и едкостью. Даже хуже, она вспомнила время вскоре после революции, когда было модно для парижан проводить «Балы жертвы», где только люди, которые не были допущены к участию, были теми, чья семья была убита комитетом. Все участники носили красные ленты, повязанные на горле в память о делах рук Мадам гильотины. Это было настолько отвратильно, что сподвигло ее покинуть свою родину и никогда не возвращаться.

Она ненавидела эти воспоминания. Она ненавидела все о них. Было так несправедливо потерять все из-за жадности одного человека. Человека, которого она сама привела в семью. Но из-за нее, ее отец со своей женой, и ее брат с сестрой не умерли бы.

Почему она никогда не верила, что Мишель лжет? Почему?

Вина и стыд за это все еще свербили у нее внутри. Она убила свою собственную семью, потому что влюбилась в ложь, которой заманил этот козел. Слезы набежали на глаза, когда горло стянуло так сильно, что она едва могла дышать.

«Папа,» — рыдала она, переживая заново потерю своего отца. Он был хорошим человеком, который заботился о людях, работающих у него. Никогда он не забывал ни о ней, ни о ее матери. На самом деле, он хотел отказаться от своего дворянского титула, чтобы жениться на ее матери, когда она неожиданно забеременела.

Сделай он так, его жизнь бы пощадили…

Но ее мать отказалась от его сватовства. Самостоятельная и смелая, ее мать никогда не хотела иметь мужа, чтобы указывать, что ей делать. Она была одной из самых известных актрис своего времени и боялась, что отец будет настаивать на том, чтобы она бросила сцену ради дома и семьи.