Кен Кизи - Когда явились ангелы (сборник)

• Название: Когда явились ангелы (сборник)
• Автор: Кен Кизи
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47562-9

Кен Кизи – автор одной из наиболее знаковых книг XX века «Над кукушкиным гнездом» и психоделический гуру. «Когда явились ангелы» – это своего рода дневник путешествия из патриархальной глубинки к манящим огням мегаполиса и обратно, это квинтэссенция размышлений о страхе смерти и хаоса, преследовавшем человечество во все времена и олицетворенном зловещим призраком энтропии, это исповедь человека, прошедшего сквозь психоделический экстаз и наблюдающего разочарование в бунтарских идеалах 60-х.

Книга публикуется в новом переводе.

---

Мы перешли на другой берег Нила, и рассказ Джека о недавнем прошлом Египта заглушается громогласным настоящим. Нигде больше вы не слышали и не могли вообразить ничего подобного! В этом гаме – свой, ни на что не похожий, букет. Смешайте мысленно волнообразный рев бензинового прибоя с пронзительными воплями молодых фанов на баскетбольном финале, добавьте гудение кондиционеров, приправьте колокольчиками торговцев с тележками, полицейскими свистками, влейте это в узкие улочки, обильно смазанные чавканьем кунжутных лепешек, сваренных в оливковом масле, бульканьем громадных кальянов, хлюпаньем турецкого кофе, стуком нард на базарчиках, где шашками лупят по доске со всей силы, с какой только можно, чтобы их не расколоть, – и к этому тысячи людей, кашляющих, плюющихся, бормочущих среди мусора под стенами домов, поющих, стоящих, стремительно идущих в грязных атласных джелабиях[95], спорящих в транспорте – миллионы! – и все голосистые, взбодренные кофеином. Разогрейте эту смесь до двадцати пяти градусов в два часа ночи и узнаете вкус Каирской Какофонии.

Квартал за кварталом – и без признаков облегчения; мы поворачиваем назад. Устали. Пятнадцать тысяч километров. На мосту к Джеку подкатывается рябой с тамбурином и краснозадым бабуином на веревке.

– Дэнги! – кричит он, протягивая тамбурин и оттягивая бабуина за веревку, привязанную к кольцу в нижней губе. – Дэнги! Для обезянки, извините меня, сэр, для обезянки!

Джек мотает головой.

– Нет. Ана миш авез. Не хочу смотреть на обезьяний танец.

– Обезянка нэ танцует, извините меня, сэр. Нэ танцует! – Он вынужден перекрикивать шум транспорта. От крика обезьяна истерически вскидывается и скалит длинные золотые клыки. Хозяин трахает ее по уху краем тамбурина. – Обезянка болеет. Бэшенство. Дэнги! – Он ударяет ее еще раз и дергает поводок: – Лечить обезянка!

Бабуин ведет себя так, как будто мы виновники его мучений. Он пятится к нам, растягивая губу с кольцом, и пытается достать нас задней рукой. Когти у него алые. Зад похож на опухоль мозга в неправильном месте.

– Дэнги для обезянка! Скорее!

Обеднев на полсотни пиастров, Джек говорит, что с тех пор, как он жил здесь десять лет назад, Каир придумал новые штучки.

Спустившись с моста, мы застаем молодого часового, писающего на охраняемый устой. Не успев застегнуть ширинку, он смущенно запахивает просторную черную шинель.

– Добро пожаловать, – говорит он, вскидывая на плечо карабин. – Добро пожаловать в Каир… Хокэй?

14 октября, утро понедельника. Мы с Джеком выходим спозаранку на поиски доктора Рагара, с которым мне советовал повидаться Енох Огайский. Находим его в конце концов: вправлен, как дымчатый топаз, в плетеное кресло, сидит в своей ювелирной лавке – египетский бизнесмен со слезящимися глазами, в ответственном диагоналевом костюме с черным галстуком. Мы пытаемся рассказать о нашем предприятии, но поиски неоткрытого храма интересуют его так же мало, как демонстрация своих уже открытых древностей. Он захлопывает дверцу застекленного стенда.

– Барахло! Я, доктор Рагар, вам не лгу. Бо́льшая часть – барахло. Это барахло для туристов, которые ничего не знают, ничего не уважают. Но тем, кто, я вижу, уважает Египет, им я показываю Египет, который я уважаю. Так, из какой части Америки вы приехали, мой друг?

Говорю ему, что я из Орегона, около Калифорнии.

– Да, я знаю Орегон. Так, из какой части Орегона?

Говорю, что я живу в городе Маунт-Нево.

– Да. Маунт-Нево я знаю. Я посещал ваш штат этим летом. С «Ротари»[96]. Видите флаг?

Верно: на стене, среди множества других, висит флаг с бахромой – Портлендского съезда 1974 года.

– Я знаю весь ваш штат. Я доктор, археолог! Я путешествовал по всему вашему прекрасному штату. Так. В какой части города вы живете? В Восточном Маунт-Нево или в Западном Маунт-Нево?

– Скорее посередине, – говорю я. Маунт-Нево – населенный пункт на двухполосной асфальтовой дороге, в стороне от федерального шоссе. – И немного к северу.

– Да. Северный Маунт-Нево. Так. Позвольте показать вам кое-что еще…

Он оглядывается по сторонам, потом вынимает из секретного кармана пиджака бумажник. Открывает карточку с древним и тайным символом.

– Видите? Кроме того, я – храмовник, тридцать второй степени[97]. Вы знаете о масонах?

Я предупрежден, что он масон, отвечаю я (Енох узнал о нем через масонскую газету) и добавляю, что мой отец тоже масон и той же степени, сейчас, правда, он отошел от дел.

– Брат! – Он прижимает ладонь к моей и заглядывает глубоко мне в душу. Взгляд его – как визуальный запах изо рта. – Сын брата – брат! Пойдемте. Вам я не показываю это барахло. Пойдемте по улице в соседний дом, выпьем горячего чаю. Это мой дом, там тише. Вы любите египетский чай, мои братья? Египетские эссенции? Не аптечные духи, а настоящие эссенции, понимаете? Цветок лотоса? Жасмина? Идемте. Из-за вашего отца я делаю вам подарок, я даю вам этого скарабея, к которому вы благоволите.

Он снова сжимает мне руку и втискивает в ладонь подарок. Я говорю, что в этом нет необходимости, но он качает головой.

– Ни слова, брат. Когда-нибудь вы что-то сделаете для меня. Как говорят масоны: «Сначала один камень, потом другой».

Он держит меня за руку и привлекает искренним взглядом. Я думаю: нет ли глазного полоскания для таких случаев? Пытаюсь вернуть его к археологии.

– Кстати, о камнях, доктор. Вы знаете легенду об исчезнувшем вершинном камне пирамиды в Гизе? Где якобы скрыт Храм Записей?

Он загадочно смеется.

– Кто может знать лучше? – спрашивает он и тащит меня за собой по тротуару. – Но сначала пойдемте, вы оба, подкрепимся.

Джек идет, но его не так просто отвлечь.

– Доктор, тогда вы слышали и о другом? О Тайном Храме Записей?

– Доктор Рагар?.. Археолог? Храмовник? Слышал ли о Тайном Храме Записей? – Он опять смеется. Как и во флаге из Портленда, в его смехе есть какой-то темный намек, заставляющий тебя строить догадки. – Все слышали о Тайном Храме. Слышали одно, слышали другое, но Истину? Кто знает Истину?

Он умолкает и показывает масонское кольцо – мне, не Джеку.

– Мы, братья, знаем Истину и дали клятву не разглашать ее непосвященным. Но тебе, мой брат, сын брата, тебе я, наверное, могу показать немного света, недоступного другим. А?

Я киваю, он кивает в ответ и за руку подводит меня к узкой двери.

– Здесь, на моей фабрике, мы сначала выпьем горячего чая со специями… Белый сахар – не для меня, я должен извиниться – пост, а потом поговорим. Ибрагим! – кричит он, отперев тяжелую дверь. – Чаю моим американским друзьям.

Мы входим в лавку, поменьше и побогаче предыдущей. Лавка до потолка увешана коврами и гобеленами. Они приглушают каирский грохот до умеренного гула. Но господи, какая духота. Доктор включает потолочный вентилятор, но он не в силах растолкать свалявшийся воздух.

– Так. Пока мы ждем, когда мой кузен принесет чай, вы понюхаете подлинную эссенцию нильского лотоса, перед которой не может устоять ни одна женщина.

В результате Джеки покупает на пятьдесят долларов духов для женщин в «Роллинг стоун». А единственное, чего добиваюсь я от мудрого доктора, кроме бесплатного скарабея, – разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в Американский университет Каира. Прошу передать мистеру Малдуну Греггору, чтобы он связался со мной в отеле «Омар Хайям». Проведя часть дня на фабрике эссенций, я прихожу к выводу, что здесь, в Каире, если хочешь получить какую-то четкую информацию, надо обратиться к американцу.

По дороге в гостиницу мы проходим мимо уличной экспозиции, посвященной войне 1973 года, когда египтяне переправились через Суэцкий канал, наподдали Израилю, и это сошло им с рук. В центре экспозиции – двухэтажная бетонная нога, готовая раздавить звезду Давида. Хочу сфотографировать ее, но на меня пялятся, и я стесняюсь своего дурацкого «Поляроида».

Темпераментный молодой ветеран водит нас по экспозиции, показывает на песочном макете, который он сам построил, зоны важнейших боев и укрепления. Он горячий патриот. Показывает на снаряд базуки, воткнутый в песчаный валик, изображающий линию Бар-Лева, аналог французской Мажино.

– Это ракета. Сделана в Америке. Это трофейное оружие. Тоже американское.

Он глядит на меня сурово, но без враждебности. Даже о евреях (показывая их лица на фотографиях, чтобы я мог отличить перепачканных пленников-израильтян от запыленных египетских солдат) он говорит без осуждения. Говорит так, как игрок одной команды – о команде соперников, с уважением. А соперники такие близкие, понимаю я, глядя на то, как Судьба и Объединенные Нации поместили Каир и Иерусалим в каких-нибудь пятнадцати минутах полета друг от друга. Неудивительно, что на каждой улице военные.

Возвращаясь по мосту, снова видим нашего обтрепанного солдатика возле своей палатки и кое-как сложенного ограждения из мешков с песком. Отдаем ему честь и идем к гостинице, по-новому воспринимая политическую ситуацию.