Михаил Булгаков - Том 1. Записки покойника

• Название: Том 1. Записки покойника
• Автор: Михаил Булгаков
• Издательство: Азбука
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-352-00139-3, 5-352-00140-7

Настоящее издание включает автобиографическую прозу писателя: сборник рассказов «Записки юного врача», повесть «Морфий», «Записки на манжетах», рассказ «Богема», роман «Записки покойника», повесть «Тайному другу» и другие.

Произведения впервые в издательской практике расположены в последовательности, которая определилась хронологией событий, описываемых в этих произведениях.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— Сидит за границей, ни черта не делает, пишет оттуда глупости! И театр ничего не делает поэтому!»

Глава XV. — Глава имела название «Генеральная репетиция». Затем Булгаков зачеркнул этот заголовок.

Романус идет… — Прототип — Борис Львович Израилевский (1886–1967), бессменный дирижер и заведующий музыкальной частью МХАТа.

…концертмейстера Анну Ануфриевну Деньжину… — Концертмейстером оркестра Художественного театра в те годы была А. В. Митропольская, которую в уже известной справке на Н. В. Егорова было предложено «немедленно уволить»; Кстати, в этой справке предлагалось также «очистить Художественный театр от всех антисоветских элементов, бывших генералов и офицеров». А это уже непосредственно касалось Булгакова.

…Антон Калошин помогает разбираться Малокрошечному в вопросах искусства. — Прототипы (по спискам Елены Сергеевны) — Иван Андреевич Мамошин (1905–1941) (секретарь партячейки театра) и Сергей Александрович Саврасов (1898–1951) (председатель месткома театра, затем директор кинофабрики). Любопытно, что именно в партийной организации театра очень неплохо относились к Булгакову. Вот записи Елены Сергеевны (25 августа 1934 г.): «В этот же день разговор с Мамошиным.

— Нужно бы нам поговорить, Михаил Афанасьевич.

— Надеюсь, не о неприятном?

— Нет! О приятном. Чтобы вы не чувствовали, что вы одинокий».

2 апреля 1935 г.: «Вчера М. А. пригласили в партком, там было обсуждение „Мольера“. Мамошин говорил, что надо разобраться, что это за пьеса и почему она так долго не выходит. А также о том, что „мы должны помочь талантливому драматургу Михаилу Афанасьевичу Булгакову делать шаги“.

О пьесе говорил: „Она написана неплохо“».

5 сентября 1935 г. И. А. Мамошин написал в ЦК ВКП(б) А. С. Щербакову докладную записку, направленную против Н. В. Егорова. Эта записка и стала объектом внимания Н. И. Ежова. В ней «нелюбовь Н. В. Егорова к красному цвету» описывалась очень ярко.

У стола стоял Андрей Андреевич. — В списке Елены Сергеевны прототипом отмечен Николай Николаевич Шелонский (1889–1970), помощник режиссера.

Аврора Госье. — Елена Сергеевна полагала, что Булгаков имел в виду художницу Нелли Стругач. Между тем Л. М. Яновская считает, что писатель запечатлел художницу И. К. Колесову (Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. С. 163).

Патрикеев, Владычинский… — Прототипы: блестящие актеры Художественного театра Михаил Михайлович Яншин (1902–1976) и Борис Николаевич Ливанов (1904–1972).

Строев же, заболтавшийся в предбаннике у Торопецкой… — Строев — Евгений Васильевич Калужский, актер, заведующий труппой МХАТа, муж Ольги Сергеевны Бокшанской, автор воспоминаний о Булгакове.

…рассказ под заглавием «Блоха»… — Скорее всего речь идет о рассказе «Таракан» (1925).

…шла Августа Авдеевна с клетчатым пледом в руках. — Читаем в дневнике Елены Сергеевны (14 ноября 1934 г.): «Репетиция „Пиквика“ со Станиславским… В час приблизительно приехал Станиславский. За ним в партер вошла Рипси с пледом для К. С. Зал встал, и все стали аплодировать… М. А. сидел рядом с К. С».

…Людмила Сильвестровна… записывала что-то в тетрадь… — И об этом у Елены Сергеевны есть интересная запись в дневнике (5 ноября 1938 г.): «Коренева один раз сказала Константину Сергеевичу восторженно:

— К. С! У меня несколько тетрадей записей — всего, всего, что Вы говорили на репетициях (кажется, лет десять назад). Что мне делать с этими записями?

— Их надо немедленно сжечь!»

…и даже Адальберт… — Прототип (по мнению Елены Сергеевны) — актер Александр Александрович Андерс (1898–1970).

…Иван Васильевич удивительный и действительно гениальный актер. — Булгаков очень часто восхищался актерским мастерством Станиславского. А после очередной репетиции «Мертвых душ» он написал Константину Сергеевичу такие слова:

«Цель этого неделового письма выразить Вам то восхищение, под влиянием которого я нахожусь все эти дни. В течение трех часов Вы на моих глазах ту узловую сцену, которая замерла и не шла, превратили в живую. Существует театральное волшебство!

Во мне оно возбуждает лучшие надежды и поднимает меня, когда падает мой дух. Я затрудняюсь сказать, что более всего восхитило меня. Не знаю, по чистой совести. Пожалуй, Ваша фраза по образу Манилова: „Ему ничего нельзя сказать, ни о чем нельзя спросить — тут же прилипнет“ — есть высшая точка. Потрясающее именно в театральном смысле определение, а показ — как это сделать — глубочайшее мастерство!

Я не беспокоюсь относительно Гоголя, когда Вы на репетиции…»

А в дневнике Елены Сергеевны мы находим такие интересные строки (13 сентября 1934 г.): «Сегодня по дороге из Театра домой М. А. рассказывал… как Станиславский показывал Петкеру Плюшкина. Что будто бы Плюшкин так подозрителен, так недоверчив к людям, что даже им в лицо не смотрит, а только на ноги посмотрит — и довольно. И когда Чичиков ему что-то приятное говорит, он и не слушает даже, отвернулся, скучно ему. А когда Плюшкин рассказывает Чичикову про капитана, то делает рукой жест, как будто нож держит…»

Когда этот этюд закончился… начался другой этюд. — Видимо, Булгаков пародирует то, что происходило у Станиславского в Леонтьевском переулке на репетициях «Мольера». Об этом и запись Елены Сергеевны: «М. А. приходит с репетиций у К. С. измученный. К. С. занимается с актерами педагогическими этюдами».

А в протоколах репетиций зафиксированы такие эпизоды. 4 апреля 1935 г.:

«Станиславский. Но вообще, жест должен быть очень плавным. Это теперь, как закон, у всех жест стал мелкий; скажет „очень приятно“, и при этом какое-то несуразное отрывистое движение руки. А попробуйте сказать на полном чувстве: „Весь мир!“, и когда вы раскинете руки, чтобы охватить этот „мир“, то почувствуете, как из всех пор пальцев начинается лучеиспускание… <…> Теперь смотрите, я вам покажу поклон со шляпой… <…> Делайте что хотите в своих движениях, но чтобы в этих движениях, сидите ли вы, идете или стоите, — была плавная беспрерывная линия… Надо упражнять себя в этом ритме. Когда найдете этот ритм, то сможете целый день ходить в нем… <…> Я помню, как в детстве нас гувернантка била по локтям, уча держать руки как надо. Для того чтобы научиться так держать руки, нужно под мышки класть платок или бумагу величиной с кулак…»

14 апреля:

«Станиславский (Яншину). Как начались у вас жесты и поклоны, так сразу вы попадаете в объятия ремесла. Вы никогда не добьетесь ничего, если будете все засаривать всякими движениями. Вот сейчас на одной фразе вы сделали шесть мелких движений. Попробуйте положить руки в карманы, дать безмолвие и оправдать его, и вы почувствуете, что найдете много нового… (Показывает сцену Бутона.)».

15 апреля:

«Станиславский. Вы чувствуете, что, поработав немного, мы уже нашли что-то, и у вас сразу все становится на место. Надо под это настоящее подвести подкладку.

Я иду не по цветам, а по корням, поливая их. И, работая над ролью, надо идти прежде всего по корню. Моя теория теперь — отнять все роли и с этого начинать».

…стал предлагать мне написать сцену дуэли на шпагах в моей пьесе. — Булгаков, видимо, иронизирует над такими высказываниями Станиславского, как после просмотра пьесы «Мольер» 5 марта 1935 г.:

«У Мольера физического наступления, драки очень много, но наряду с этим надо дать и гениальные его черты, в смехе, что ли, дать, — не знаю, а то так он получается только драчун какой-то. В первом акте он дерется, бьет Бутона, во втором акте бьет Муаррона, в приемной короля у него дуэль…»

Закончилась же эта беседа так:

«К. С. Все есть для исполнения большого хорошего спектакля. Но надо доработать. Если же оставить в таком виде, как сейчас, то это филиал. А осталось немного доработать и актерам, и автору.

Булгаков. Ведь уже пять лет тянется это, сил больше нет.

К. С. Я вас понимаю. Я сам уже тридцать лет пишу книгу и дописался до такого состояния, что сам ничего не понимаю… Приходит момент, когда автор сам перестает себя понимать. Может быть, и жестоко с моей стороны требовать доработки, но это необходимо».

…если теория Ивана Васильевича непогрешима… — По сути, роман обрывается на очень важном месте — автор пытается разобраться в «теории Ивана Васильевича». Трудно сказать, почему Булгаков прекратил свое исследование, но, на наш взгляд, примечательны следующие строки из дневника Елены Сергеевны (3 мая 1939 г.): «Вчера было чтение у Вильямсов „Записок покойника“. Давно уже Самосуд просил об этом, и вот наконец вчера это состоялось… Миша прочитал несколько отрывков, причем глава „Репетиция с Иваном Васильевичем“ имела совершенно бешеный успех (несколько позже Елена Сергеевна запишет, что Самосуд о романе „все время кричит: гениально!!“ — В. Л.). Самосуд тут же выдумал, что Миша должен прочитать эту главу для всего Большого театра, а объявить можно, что это описана репетиция в периферийном театре.