Тимофей Докшицер - Трубач на коне

• Название: Трубач на коне
• Автор: Тимофей Докшицер
• Жанр: Прочая документальная литература

---

17 марта за один день привел себя в форму системой занятий, рассредоточенных во времени (6-7 „микродоз" по 10-15 минут), и все-таки осуществил назначенную на 18 и 19 марта запись на пленку Концерта Шостаковича. Мечта сбылась - программа выполнена.

Неделю спустя, в день очередной магнитной бури, я вновь слег. По субъективному ощущению - инфаркт, как будто в сердце воткнули иглу и приложили холодный металлический,диск. В глазах круги, голова подобна воздушному шару - тянется то вправо, то влево. А электрокардиограмма по- прежнему показывает норму - это уже в другой поликлинике и у другого врача!

31 марта показалось мне последним днем жизни. Я почувствовал, что мой час наступает, за мной пришли.... Уже собрался передать Монне Яновне мое устное завещание... Но после снотворного ночь прошла спокойно - и я, открыв глаза поутру, не поверил, что еще здесь, еще жив.

Значит, остался...

Записав Концерт Шостаковича, решил инструмент в руки больше не брать, на сцену с ним никогда не выходить. Таким образом, 19 марта 1992 года конечным звуком „ре" второй октавы я закончил жизнь с трубой, любимой спутницей моей, которой отдал без малого 60 лет из своих 70.

За чертой остались предстоящие курсы мастерства в Италии, Америке, Франции, Люксембурге, Финляндии, поскольку без инструмента я был нем. Слышу хорошо, но выразиться понятно без трубы не могу - не рассчитываю на понимание моей музыки с помощью одних лишь слов.

После пережитого стресса меня потянуло в Академию, к студентам, которые недоумевали, что со мной: на занятия прихожу без инструмента, опаздываю. Надо было, наконец, дать ответ музыкантам оркестров радио и оперы, давно приглашавших меня провести в этих коллективах трехдневные семинары. Как и раньше, после тяжелых дней активно заработала голова, все мысли - в будущих делах, которым, казалось, нет конца. После операции стал поторапливаться: надо успеть завершить то, что еще в голове и частично на бумаге. Вот уж воистину мудра русская пословица: „Помирать собрался - а рожь сей"!

Что же явилось причиной, побудившей меня оставить игру на трубе именно сейчас, а не раньше и не позже? Повышение напряжения в период подготовки к концерту - явление обычное и естественное для артиста, оно мобилизует энергию, волю, внимание. Когда же состояние артиста на сцене зависит не от эффективно проделанной работы, не от воли и собранности, а от внешних факторов и условий - в частности, погоды - тут уж ничего не остается, как сдаться, а не бороться с природой.

Парадоксы моей профессиональной работы на инструменте, связанные с возрастом, заключались в следующем: с одной стороны, усиливалось ощущение легкости игры, с другой - появлялось все больше внешних препятствий, мешающих игре. И это совершенно понятно и закономерно. Ведь в процессе игры участвует весь организм человека - не только губы, язык, дыхание и пальцы, которые мы в совокупности именуем „исполнительским аппаратом".

Функционирует этот аппарат благодаря активной работе мозга, сердца, сосудов, всей мышечной системы, а тут проблемы с сердечной аритмией, артериальным давлением, откликающимся на атмосферные колебания и магнитные бури...

Таковы законы жизни. И в соответствии с ними надо принимать нелегкое решение и уметь его мужественно пережить. Так я и поступил. На этом была поставлена точка.

Но люди, окружающие нас, среди которых мы живем и творим, способные чуткостью и вниманием придать слабому новые силы, думали иначе! Американцы не приняли моего отказа, мои доводы казались для них неубедительными. Харвей филлипс, заведующий кафедрой духовых инструментов Блюмингтонского университета, повторил приглашение и написал: „Мы Вас знаем, любим и ждем". Кос ван дер Хаут, организатор симпозиума Международной гильдии трубачей в Роттердаме, прислал в Финляндию билеты на самолет, чтобы я мог прибыть в Голландию для консультации с моим кардиологом, доктором Р. ван Мехеленом, готовившим меня три года назад к операции. И снова, как и после операции, мы с женой были гостями Кирилла Дмитриева, известного болгарского музыканта, проживающего в пригороде Роттердама и окружившего нас своим вниманием.

Кос ван дер Хаут своим тонким и деликатным поведением вызвал во мне новый прилив энергии. Появилось стремление быть его союзником в трудном деле организации симпозиума и поехать в Роттердам. У меня оставался месяц на подготовку. Я уже вернулся из Хельсинки в Вильнюс, немного окреп и, хотя заниматься удавалось не каждый день, приготовился „к бою". На симпозиуме мне предстояло первое исполнение Концерта Шостаковича с оркестром Роттердамской филармонии, с болгарским дирижером Иорданом Дафовым и голландским пианистом Бобом Брукком. Предстояла новая встреча с Морисом Андрэ, на этот раз на сцене, вдвоем в одном концерте. Я мучительно размышлял о том, как она произойдет. Одно дело - любезность в жизни, другое - на сцене. Мысли о соперничестве в голове не возникало. Для меня имя Андрэ - выше соперничества.

Перед концертом и он .высказал подобную мысль в мой адрес. Наши артистические комнаты были рядом, мы занимались - он в заоблачных высотах на трубе-пикколо, я на земных просторах - на трубе в строе „В".

Я подумал, что мы делаем с ним одно дело, и наши творческие пути идут параллельно, дополняя друг друга. И этот ряд может быть продолжен именами других, более молодых трубачей.

Наша игра была принята публикой и хорошо оценена прессой.

Итак, жизнь продолжается. „Тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо", или, как говорят на Западе артистам перед выходом на сцену, „той, той, той!". Не сглазить бы! Ведь я не люблю высказывать вслух то, о чем мечтаю и чего желаю...

Март - июнь 1992 года

Послесловие

Июль 1995 года. С момента окончания рукописи этой книги прошли три года. За это время она должна была увидеть свет и быть изданной по контракту до конца 1994 года на 4-х языках и в первую очередь - на русском. Но контракт, заключенный с одним швейцарским издательством, выполнен не был, и за два года со дня его подписания книга так и не вышла ни на одном языке.

Когда же я напомнил издателю - кстати, бывшему трубачу - что условия контракта надо выполнять, то вместо объяснения получил от него новый контракт, в котором в ультимативной форме мне предлагалось отказаться от авторства и подписаться под условием, что моя книга на иностранных языках выйдет... под авторством швейцарского редактора без указания сроков ее публикации. От русского издания редактор отказался и намеревался вернуть мои материалы обратно. Более того: горе-издатель угрожал мне судом за разглашение коммерческой тайны... Как у нас говорят, комментарии излишни. Я понял, что общаться с таким человеком больше не смогу, и прибег к помощи адвоката. Но поскольку¼ „жизнь продолжается", мне представилась возможность продолжить свое повествование.

Я уже писал, что жизнь моя без инструмента была бы бессмысленной, хотя дел за письменным столом невпроворот. После того как в минуту слабости я решил навсегда оставить концертную игру и не брать больше инструмент в руки, все же, как глоток свежего воздуха, мне придавало силы поигрывание своих упражнений. Получалось это естественно, без напряжения. Когда же ощущал трудности, то на день-два переставал играть. И благодаря моей системе занятий „микродозами" мне удавалось быстро и легко восстанавливать игровую форму.

После концерта в Роттердаме приглашения участились и все продолжалось, как прежде.

Согласился поехать и в Америку, только не в Блюмингтон, а в Лос-Анджелес. Встретил интересных людей, больших мастеров, с которыми профессионально общался. Провел курсы мастерства с исполнением небольших программ в двух университетах. Был гостем моего друга Луи Давидсона, при встрече с которым меня трогательно опекал его сын Эмиль, совершенно очаровательный человек. Эмиль организовал в своем доме мои частные уроки. Эта, не принятая в России форма обучения, широко практикуется на Западе. Коротко опишу только две встречи.

Первым ко мне явился пожилой человек почти моего возраста. Он оказался джазовым трубачом. Я спросил, что привело его ко мне? „Хочу играть, как Вы", - был его ответ. Несмотря на очевидную комплиментарность такого заявления, я подумал, что такую задачу ему надо было перед собой ставить лет 50 тому назад. Как обычно, за час нашего общения я изложил ему некоторые положения моей методики занятий, и он ушел, настроенный оптимистично.

Были две интересные встречи с уникальным солистом оркестров Голливуда Мелкомом Макнабом. Этот феноменальный трубач играл скрипичный концерт П.Чайковского по оригиналу (!), от ноты до ноты, без всякой аранжировки и облегченных вариантов. Он подарил мне кассету с этой записью. Макнаб понимал, что ему чего-то не хватает в приемах трактовки музыки, с интересом играл со мной этюды; на них мы разбирались в вопросах интерпретации.

Незабываемой осталась в памяти встреча с удивительным оптимистом, неходячим инвалидом, однако, общительным, деятельным человеком, известным джазовым исполнителем Юаном Расеем и его женой Маргарет, которые нам с Монной уделили много внимания.