Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ

• Название: ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ
• Автор: Клаудио НАРАНХО
• Издательство: Gatewaays/IDHHB, Inc. Pablishers
• Жанр: Психология
• Год: 1994
• ISBN: 985-6307-24-4, 5-86072-089-0

Данное исследование латиноамериканского ученого существенно дополняет существующую психоаналитическую и психологическую литературу. На основе идей Карла Юнга, Карен Хорни, в сотрудничестве с Кеттелом, Шелдоном, Перлзом и рядом суфийских учителей, таких как Идрис Шах, Оскар Ичазо и других, Клаудио Наранхо разработал оригинальную концепцию психологической типологии человека, строя ее с учетом характерологических черт личности на базе современной психотерапии.

Книга является важной вехой на пути построения новой психотерапии и предназначена для широкого круга читателей, интересующихся современными разработками в данной области.

---

«Этот тип характеризуется глубоко пессимистичным взглядом на жизнь, иногда сопровождаемым приступами депрессии и замкнутостью, пассивным отношением, чувством неуверенности, стремлением обеспечить себе гарантии определенного уровня жизни, амбициозностью, в которой соединяются сильное желание подняться наверх по социальной лестнице с ощущением недостижимости этого, с ощущением несправедливости, острым ощущением соперничества, нежеланием разделить свой успех с кем бы то ни было и нетерпеливой раздражительностью». Подобный синдром описывает и Эдмунд Берглер, который называет его «словесным пессимизмом».

Он подчеркивает нарцистический аспект этого синдрома и интерпретирует его как навязчивое стремление повторять пережитую когда-то фрустрацию, связанную, как полагают, с отнятием от материнской груди. Стремясь интерпретировать эту ориентацию личности в духе представления Фрейда о фиксации, он высказывает предположение о том, что посредством своей фиксации на фрустрации словесный пессимист способен извлекать удовольствие из предвкушения катастрофы и разочарования, а это приводит к тому, что он ощущает удовлетворение от того, что является жертвой.

Интересно отметить, что понятие «мазохистский характер», введенное Райхом в статье, напечатанной в Международном журнале психоанализа (1932-1933), не включает никаких ссылок на словесно-агрессивный или словесно-пессимистический синдром (характер), и это наводит на мысль о том, что Райх имел в виду описания самостоятельной структуры характера. Отличительная черта мазохистского характера, согласно Райху, состоит в присущем ему «хроническом субъективном ощущении страдания, которое объективно проявляется и специфически выделяется в качестве тенденции к жалобам. Другой важной чертой мазохистского характера является „хроническая тенденция" причинять самому себе боль и принижать собственные достоинства».

Наиболее интересным в статье Райха была его полемика с Фрейдом относительно существования инстинкта смерти, полемика, которая и явилась причиной публикации этой статьи, а также ответа на нее, озаглавленного: «Корпоративная дискуссия о психоанализе». Хотя мысли, изложенные в статье, дескриптивно верны, я думаю, большинство из нас сегодня не согласилось бы ни с теорией мазохистского поведения Фрейда, ни с альтернативой этой теории, выдвинутой Райхом: «специфическое мазохистское торможение функций оргазма, проявлением которого становится страх смерти или боязнь лопнуть или взорваться (bursting)».

Среди теоретиков психологии никто не уделяет зависти такого внимания, как Мелани Клейн. Она пишет в своей работе «Зависть и благодарность» [86]:

«Я пришла к заключению, что зависть является самым мощным фактором в подрыве чувства любви и благодарности в самой их основе, поскольку она оказывает влияние на самое раннее из всех отношений, а именно на отношение к матери. Основополагающее значение этого отношения для всей эмоциональной жизни человека подчеркивается в ряде психоаналитических исследований, и я думаю, что, продолжив исследование конкретного фактора, который может оказаться самым беспокоящим на этой ранней стадии, я добавила нечто важное в свои исследования раннего развития ребенка и формирования личности».

По существу, она показывает, как зависть способствует появлению затруднений при формировании у ребенка объекта блага, так как его фрустрация приводит к тому, что он воспринимает свою мать как зло. Мелани Клейн проводит различие между завистью и жадностью, которое можно уподобить разграничению «вожделения» и «зависти»:

«Жадность - это мощное и ненасытное желание, выходящее за рамки того, в чем нуждается субъект, и того, что в состоянии и что желает дать ему объект. На бессознательном уровне жадность прежде всего стремится к полному опустошению, высасыванию досуха и пожиранию груди, то есть целью жадности является деструктивная интроекция; тогда как зависть стремится не только к тому, чтобы взять все, что можно, но также и к тому, чтобы запятнать мать сначала дурными экскрементами и негативной частью своей самости и прежде всего нанести эту грязь на ее грудь для того, чтобы навредить матери и уничтожить ее. В самом глубоком смысле это означает разрушение ее созидательной способности».

Независимо от того, пожелаем ли мы поверить вслед за последователями Клейн в то, что ребенок действительно фантазирует подобным образом, оставляя на теле матери свои экскременты, или же мы будем считать, что это фантазия взрослого, проецируемая на экран детства, мы можем отнестись к ее высказываниям так же, как относимся к сюрреалистической карикатуре, т. е. воспринимать их символически и феноменологически.

Нечто подобное можно было бы сказать и о стандартных психоаналитических высказываниях, касающихся ситуации с эдиповым комплексом: независимо от того, воспринимаем ли мы сексуальные символы буквально или нет, они содержат соответствующее описание взаимоотношений ребенка с родителями:

«На протяжении всего этого раздела я говорю о первичной зависти к материнской груди, и этот вид зависти следует отличать от его более поздних форм (присущее девочке желание занять место матери и присущее мальчику желание занять положение женщины), при которых зависть больше не фокусируется на материнской груди, но распространяется на принятие матерью пениса отца, на ее способности вынашивать детей и рождать их и на ее способности кормить их грудью» [87].

Зависть к пенису является несомненной реальностью, которая проявляется, например, в том, что многие девочки вырастают в обстановке бессознательного сексуального притяжения к отцу и ощущения ненависти к матери из чистого соперничества, в то время как в других случаях, в чем я не сомневаюсь, проблема скорее связана с любовью родителей, нежели с их сексуальной жизнью. Более оригинальным вкладом Клейн в выявление примитивной природы зависти является ее подчеркивание стремления зависти к «порче объекта».

Хотя мазохистская модель сейчас получила широкое признание среди любителей, разбирающихся в психологии, это следует приписать не столько влиянию Мелани Клейн (которая не сумела выявить тип личности, в основе которой лежит зависть) или Райха (ибо термин «мазохистский» в биоэнергетике вновь приобрел свое первоначальное значение и начал обозначать наш циклотимический энеатип IX), сколько работе Эрика Берна «Люди, которые играют в игры», в которой мазохистскую модель можно распознать в таких играх, как «Подумайте, какой ужас!», «Изъян», «Не тронь меня» и «Искалеченная мать». Игра под названием «Подумайте, какой ужас!» находит свое наиболее драматичное выражение у больных, стремящихся снова и снова подвергаться операции [88]:

«Это люди, которые постоянно бегают по врачам и энергично доказывают необходимость для себя очередной операции, даже если медики при этом не видят в операции никакой необходимости». Берн делает то же самое наблюдение относительно этого типа, что и Шнайдер в отношении «депрессивных» психопатов: «Внешне выражают страдания, а в глубине души радуются возможности получить удовлетворение, которое им приносят несчастья».

Относительно же приверженцев игры «Лягните меня» он говорит, что это люди, социальное поведение которых можно уподобить ношению на груди надписи «Не тронь меня!», а на спине - «Мои несчастья лучше, чем ваши!».

В «Сценариях, которые разыгрываются людьми» Штейнера есть модель жизни, называемая «Я бедная маленькая женщина», в которой женщина разыгрывает роль жертвы, ожидающей спасителя [89]. Процитирую некоторые из его наиболее интересных наблюдений: «Она испытывает чувство интимности из своего состояния детского эго по отношению к состоянию родительского эго других, но редко в качестве равной». Имея возможность вести себя по-детски, она может быть непосредственна как ребенок, беспомощна и очень изобретательна в изображении себя «безумной». Она узнает, что может с большей легкостью добиться своего, рассказывая людям о своих неприятностях, и так вживается в этот образ, что не может от него отказаться. Она постоянно жалуется по поводу того, в какой ужасной ситуации находится, и пытается заставить других что-то делать, чтобы исправить ее. Она стремится доказать, что является жертвой, создавая ситуации, в которых она сначала манипулирует людьми, заставляя их делать то, что они в действительности не хотят делать, а затем, когда они начинают испытывать негодование, добивается от них неприязненного отношения к себе.

Я уже указывал, что Отто Кернберг [90] привлекал внимание к тому, что авторы «Диагностико-статистического справочника» игнорируют депрессивно-мазохистскую личность [91] . Вот что он пишет: