Патрик Рамбо - 1968

• Название: 1968
• Автор: Патрик Рамбо
• Издательство: М.: Ультра.Культура, 2004. - 256 с
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-98042-048-7

В книге «1968» Патрик Рамбо попытался восстановить события далекого мая 1968 года. Эта эпоха сейчас опять актуальна в связи с ростом антиглобалистского движения, которое вдохновляется молодежными революциями 68-го. Не вставая ни на чью сторону, автор создает впечатляющую хронику, показывая происходящее глазами студентов, их родителей, полицейских, депутатов, де Голля, Помпиду, Арагона, Сартра и Миттерана; приводит читателей в Сорбонну, в Нантер, на баррикады, в комиссариаты, в казармы, в президентский кабинет в Елисейском дворце, на скандальные заседания правительства, под стеклянные крыши бастующего Бийянкура. «Под булыжниками пляж», «Требуйте невозможного», «Запрещено запрещать» — эти лозунги не забыты новым поколением бунтарей.

_{© H. Морозова, перевод с французского, 2004© Ультра. Культура}

---

— Мы немного изменим порядок выступлений, есть человек, который хочет высказаться…

— Пусть дождется своей очереди!

— Мы дадим ему слово, это поможет вывести дискуссию из тупика.

Председатель сделал знак испанцу в очках, тот поднялся на сцену, уселся рядом и, не говоря ни слова, на глазах у заинтригованного зала одним движением снял очки. У фальшивого испанца были голубые глаза, и даже издалека все узнали его улыбку и голос, когда он сказал:

— Привет, а вот и я!

Это был Кон-Бендит. Перекрасив волосы, он добирался из Германии в багажнике автомобиля, пешком, на лошади, на дирижабле — какая разница, никто этого не знал, и это было совершенно не важно. Кому какое дело, главное — Кон-Бендит вернулся в Сорбонну, а правительство осталось в дураках. Несколько долгих минут аудитория шумно ликовала, всех охватило безумное веселье. Они топали, кричали: «Нам плевать на все границы!», дурачились, обнимались, целовались, танцевали на скамьях, и Кон-Бендит с увлажнившимися от радости глазами сказал в микрофон:

— Меня изгнали за то, что я нарушил общественный порядок. Но когда ректор и министр внутренних дел вызвали легавых в Сорбонну и в Латинский квартал, они нарушили общественный порядок гораздо больше, чем я. Предлагаю изгнать их из Франции!

Среда, 29 мая 1968 года Генерал улетел, но ненадолго

Атмосфера в комиссариате накалялась, полицейские недовольно гудели, чувствуя, что начальство их бросило. Еще посреди заварухи офицеры потихоньку срывали с себя отличительные знаки, чтобы не навлечь гнев толпы. Тогда подчиненные все менее охотно выполняли приказы, отказывались переходить в наступление и бегать за этими юнцами, куда более шустрыми и к тому же в спортивных тапочках, а не в тяжелых солдатских ботинках. Потом газеты запестрели злопыхательскими статейками об ужасах полицейского произвола: «Раздев студента, жандармы, чтобы позабавиться, засунули ему в плавки гранату». Как будто сами зачинщики беспорядков были лучше! А как же булыжники, брошенные в упор, и химические вещества, от которых оставались ожоги на лице и на руках? Мало того, в неразберихе полицейские ранили друг друга, обмениваясь тумаками, подножками, тычками и ударами дубинок, а все потому, что слишком плотно сомкнули ряды, продвигаясь вперед с грозными криками, которые должны были напугать противника, но только смешили его. Не говоря уж о баррикадах, где было подвернуто столько лодыжек и содрано столько колен. Ну, и где же благодарность начальства? Последней каплей стало письмо полицейского префекта, которое пришло сегодня утром и теперь висело у входа:

Сегодня я обращаюсь ко всем силам правопорядка — от рядовых полицейских до сержантов, от офицеров до начальников отделений, — с тем чтобы напомнить о проблеме, которую мы не имеем права замалчивать. Речь идет о неоправданном применении силы…

Люди читали и возмущались, бригадир долго рассматривал письмо, надев очки. Все были раздражены до предела.

— Ну, спасибо за поддержку! — сказал полицейский Миссон.

— Этот Гримо, — подхватил Пелле, — такой же буржуа, как и недоноски из Сорбонны!

— Их защищает, а на нас ему плевать!

— Моего парнишку в школе обзывают сыном легавого.

— А на меня соседи косо смотрят. Раньше-то здоровались — еще бы, я же их от штрафов отмазывал!

— А если бы мы сидели сложа руки? Они бы там наверху быстро поняли, за кем сила.

— Правильно, Миссон. Если б не мы, коммуняки уже давно сидели бы в Елисейском дворце.

— Что за разговоры?! — воскликнул комиссар Лам-брини, входя в комнату.

— Господин Гримо нас бросил! — сказал Пелле.

— Не может быть!

— Вот, почитайте, господин Ламбрини…

Комиссар подошел к листкам, прикрепленным к стене кнопками, и прочел вслух выделенный карандашом абзац:

— Избивать лежащего на земле демонстранта — значит избивать самого себя, бросая тень на всю полицию. Еще менее допустимо бить демонстрантов после ареста и в момент отправки в полицейские участки для дачи показаний…

— Что вы имеете против распоряжений господина префекта?

— Нам не дают средств для их выполнения!

— Вот, помню, — сказал Пелле, — господин Папон хорошо нами командовал, когда мы гоняли арабов. На один удар ответим десятью, вот как он говорил! Уж он умел поднять боевой дух!

— Хватит! — отрезал комиссар. — Ваши профсоюзы ведут переговоры с министром внутренних дел. Выступайте больше, тогда точно ничего не получите! Речь идет о повышении зарплаты на 20 процентов, о смягчении правил внутреннего распорядка, о повышении служебной категории… Вы что, хотите все испортить?

Комиссар знал, что наверху все по-настоящему испуганы. Полиция не имела права на ошибку. Только что на улице Лилль в здании центристской газеты «Ла Насьон» взорвалась бомба. Поскольку много отрядов республиканской безопасности пришлось отправить для наведения порядка в провинцию, в Елисейском дворце подумывали о том, чтобы призвать на помощь армию. В лагере Фрилез стоял наготове военно-морской десант, в Сатори ждала приказа тысяча жандармов на бронетранспортерах АМХ-13, еще две такие же дивизии расположились в Рамбуйе и Вердене. Прибывшие из Кастра и Каркассона парашютисты расквартировались в Понтуазе, в Монтлери, у Дома Инвалидов. И все в состоянии боевой готовности. 24 мая мобильным жандармским отрядам не выдали настоящих патронов, но что будет теперь? Всеобщая конфедерация труда назначила на сегодня после обеда

большую демонстрацию, шествие должно было пройти от Бастилии к Сен-Лазару. Как там все обернется? В министерстве внутренних дел считали, что активистам Конфедерации могли выдать оружие. Что, если они отправятся на Елисейский дворец?

Вот уже неделю генерал почти не спал. Он предупредил потерявшего уверенность Жоржа Помпиду, что уедет отдохнуть в Коломбе. Де Голль чувствовал себя совершенно разбитым, ему нужно было перевести дух и подышать свежим воздухом. Совет министров перенесли на завтра, четверг, на обычное время. Как бы то ни было, генерал вручил своему сыну Филиппу конверт с завещанием, а потом передал, чтобы тот подготовился присоединиться к отцу вместе с женой и детьми за пределами Парижа. Где состоится встреча? Де Голль сообщит об этом в подходящий момент. Пусть они соберут вещи, скажем так, для длительного путешествия. Потом генерал отменил назначенный в Елисейском дворце обед и принялся расспрашивать начальника Генерального штаба о настроениях в армии. Что можно сказать о регулярных войсках? А как насчет элитных частей? Можно ли на них положиться? Солдаты, запертые в своих казармах, без почты и телефона, были настроены против забастовок. Сегодня утром дважды больше чем на час отключали электричество. Чего добивается Всеобщая конфедерация? А коммунисты? Чем закончится их сегодняшняя демонстрация от Бастилии к Сен-Лазару? Достаточно будет, если какая-ни-будь разгоряченная компания крикнет: «На Елисейский дворец!», как когда-то: «На Версаль!», чтобы толпа ринулась на штурм. Что ж, дворец будет пуст, во всяком случае кровь там не прольется и президент Республики не станет заложником.

В одиннадцать часов тридцать минут за витую решетку с изображением петуха[77] в конце сада выехал в сопровождении эскорта черный лимузин, свернул на проспект Габриэль и доехал до Исси-ле-Мулино. Там уже ждало три вертолета. Напряженный, осунувшийся генерал в сером костюме вместе с супругой и одетым в военную форму адъютантом сел в военный вертолет модели «жаворонок-111».

У четы де Голлей было с собой три чемодана, один большой и два маленьких, явно больше, чем они брали с собой в Ла-Буассери на обычные выходные. Вертолет поднялся в воздух и направился на восток. Впереди летел вертолет жандармерии, сзади — еще один «жаворонок», где расположились полицейский комиссар, телохранитель и личный врач президента с внушительным набором лекарств и инструментов. Было без четверти двенадцать.

Вместо того чтобы приземлиться в Коломбе, три вертолета совершили посадку в Сен-Дизье и вновь наполнили баки горючим. Потом они проследовали в направлении Арденн. «Жаворонок» генерала и сопровождение летели очень низко, в ста метрах от земли, чтобы их не засекли радары, а также избегая возможного столкновения, ведь маршрут перелета никому заранее не сообщался. Так они пересекли Эльзас, перелетели через Рейн. В кабине стоял страшный шум, ничего не было слышно, так что де Голль нацарапал на оборотной стороне конверта записку своему адъютанту, сидевшему впереди рядом с пилотом. Это была конечная цель полета: «Резиденция командующего нашими силами в Германии». Иначе говоря, Баден-Баден — резиденция генерала Массю, с которым не удалось связаться раньше из-за забастовки на почте. Во время последней посадки на аэродроме в Баден-Оос его все же предупредили, и вертолеты опять поднялись в воздух. Массю в пуловере отдыхал после обеда, развалившись на диване и закрыв лицо журналом. Генерал сразу же вскочил, хотя с перепоя у него раскалывалась голова, поскольку накануне он до глубокой ночи хлестал водку в компании своего советского коллеги. Массю распорядился, чтобы на газоне световыми сигналами и дымовыми шашками обозначили посадочную полосу. И как раз вовремя. Вот уже показались «жаворонки». Среди порывов сильного ветра, который поднялся от крутящихся лопастей, де Голль вышел из вертолета и большими шагами направился к Массю, вытянувшемуся по стойке «смирно».